Без оглядки
Внезапно Джеймс, словно почувствовав ее молчаливый протест, поднял голову и посмотрел в пылающее лицо Линды. В глазах горела боль унижения – от полной своей беспомощности, от его дикой силы, а потом от вернувшейся холодности. Он снова наклонился, и она отшатнулась от его пугающих объятий. Но на сей раз его губы лишь осторожно коснулись ее рта. Теперь Джеймс был похож на человека, цедившего маленькими глотками редкое вино. Он нежно гладил ее лицо, снова и снова делал маленькие глотки, не спеша утоляя свою жажду. Линда вдруг с ужасом поняла, что такая же жажда есть и у нее. Ее охватило чувство, какого она никогда в жизни не испытывала прежде.
Джеймс прекрасно понял ее состояние. Он торжествующе поднял голову, но Линда старалась не встречаться с ним взглядом.
– Мы, кажется, неплохо «поработали». – Он, конечно, имел в виду охватившие их обоих чувства.
А на самом деле? Был ли Джеймс и впрямь возбужден этими продолжительными поцелуями или только хотел доказать, что в его объятиях она будет испытывать страсть?
Линда отвернулась, испытывая отвращение к себе. После смерти Стива к ней никто не прикасался. Конечно, взгляды мужчин ей вслед отнюдь не выражали сочувствия к ее утрате. Но никто даже не касался ее руки, не говоря уже об объятиях. Долгие годы Стив давал ей тепло и заботу. И они по-прежнему были ей необходимы, даже более физической близости, хотя и она играла в ее жизни не последнюю роль.
А ведь всего неделю назад она мечтала о человеке, который мог бы поддержать, помочь. «О боже! Перестань, Линда!» – перебила она саму себя. Сейчас речь идет только о Джеймсе. Неужели она настолько истосковалась по мужскому теплу, что согласится и на его предложение?
– Не старайся унять своего желания, Линда. – Джеймс по выражению ее лица понял, как она сейчас себя ненавидит. – Возможно, это единственное, что будет хорошо в нашей семейной жизни.
– Я не хочу быть твоей женой!
Сейчас вообще выходить замуж ей хотелось меньше, чем когда-либо в ее жизни. Такое чувство, словно она сама себе изменила с этим человеком. Линда была готова расплакаться. Но нет, Джеймс больше никогда не увидит ее слабости. Этот циник воспримет ее слезы как обыкновенную женскую уловку и станет презирать ее еще больше.
– Я понимаю. – Он отошел и снова засунул руки в карманы. – Мне тоже не особенно хочется, чтобы ты стала моей женой…
– Тогда…
– Но мне нужна твоя доля в компании. Линда. – Сейчас это прозвучало еще более жестоко. Его лицо помрачнело. – А также я хочу обеспечить будущее своей племянницы.
– Мэнди?..
– Да, Мэнди. Ты же больше не в состоянии содержать свою дочь? Так?
Ему все было известно, даже в каком плачевном состоянии сейчас находился ее бизнес. Как ему удалось это выяснить? Боже! Конечно, так же, как и все остальное. Ведь это – Джеймс Трентон!
– Запомни, я не позволю тебе тратить долю Мэнди или воспользоваться ее деньгами, чтобы помочь своей компании. Ведь она сейчас в глубоком кризисе, я знаю.
У нее никогда не возникало даже мысли воспользоваться деньгами Мэнди, доставшимися ей от отца. Просто смешно говорить. Но на упрямом лице Джеймса было написано: она вполне способна воспользоваться деньгами дочери. Такое уж мнение сложилось у него о ее семье. Если ее отец растратил деньги им же организованной компании, то ничего удивительного, если она обворует собственного ребенка. И за Стива она вышла исключительно ради денег, а умирая, он ничего ей не оставил. Джеймс имел все основания так считать.
– Твой отец тоже не собирался обворовывать своего компаньона, к тому же своего зятя, не говоря уже о других держателях акций. Почему же я…
– Хватит! – холодно сказала Линда. Ее глаза гневно засверкали, руки самопроизвольно сжались в кулаки. – Ты можешь думать обо мне что угодно, но я никогда не сделаю ничего подобного по отношению к Мэнди.
Сейчас она думала о том, как легко она могла бы снять это обвинение с отца. Но зачем? Нет! Сейчас лучше промолчать. Но тогда надо выходить замуж…
С тревогой в сердце смотрела она на Джеймса и видела в нем сейчас только грубость. Стать его женой – все равно что продать душу дьяволу. Как она могла выйти за него? А могла ли не выходить? Джеймс не оставил никакого выбора. По крайней мере, приемлемого выбора!
Итак, предлагается самый настоящий обмен. Они женятся: к нему переходят десять процентов «Трентон и Грин». Тогда он промолчит и обеспечит будущее Мэнди. Последний довод был особенно важен. С тех пор, как она поняла, насколько плохи ее финансовые дела, ее очень волновало будущее дочери.
Причиной финансовых неудач, по ее мнению, была философия Стива, полагавшего, что со временем все образуется само собой. В результате у нее не было денег даже на текущие расходы, и продать она могла лишь свою долю в компании. Действительно ли молчание Джеймса стоит ее доли?
Джеймс пристально смотрел на нее, словно старался угадать, какие мысли одолевают и так тревожат ее.
– Почему ты связываешь нашу свадьбу с растратой фондов? – с вызовом спросила она. – По-моему, таким способом я просто покупаю твое молчание.
– Если деньги, которые присвоил твой отец… – на его лице появилась гримаса отвращения, – будут возвращены до конца года, никто, будь он хоть семи пядей во лбу, никогда не узнает о происшедшем.
Линда глубоко задумалась.
– Ты действительно в состоянии так сделать?
Он усмехнулся.
– Если у меня много денег, ты решишься выйти за меня замуж?
– Нет! Просто я удивлена, – обиженно заметила она.
Ей действительно не было дела до его денег. Не они определяли ее решение.
Он неопределенно пожал плечами.
– Я смогу легко уладить эти… трудности.
И больше ни слова о своем состоянии. Ясно, он нажил его за годы, проведенные в Америке. По словам Стива, Джеймс ушел из семьи с одним чемоданом и билетом на самолет. Он так груб и жесток. Живи они в другое время, Линда могла бы поверить даже в то, что он нажил свое состояние, торгуя рабами. Тем более, по его же словам, Нью-Йорк – не место, где джентльмен может вести дела. И неудивительно, что именно там к Джеймсу пришел успех.
Она знала, сколько денег растрачено в «Трентон и Грин». Пусть дела в ее собственной компании шли далеко не лучшим образом, но она надеялась компенсировать растрату. Хотя следовало бы сделать это уже давным-давно, не ожидая столь оскорбительного предложения.
– Если я и впрямь такая продажная, какой ты меня считаешь, – резко сказала она, – почему меня должны трогать твои планы? Ты хочешь дискредитировать моего отца, разболтав повсюду о растрате?
Она перешла в атаку. Если он растеряется, у нее может появиться шанс. Хотя очень сомнительно. Она чувствовала себя маленькой птичкой, пойманной в клетку, которая медленно, но неотвратимо закрывается…
Но Джеймс был полностью уверен в себе.
– Скандал перевернет всю компанию вверх дном…
– Ну и что?
Она металась по клетке, не думая о том, что это совершенно бесполезно.
– Когда в компании обнаруживается растрата фондов, ее, как правило, закрывают. Как я тебе только что сказал, у меня достаточно денег, и судьба компании меня мало беспокоит. Я просто соберу чемодан и уеду в Штаты. А твое благосостояние, как и благосостояние всей твоей семьи, рухнет, словно карточный домик. – Он поставил точку в разговоре. Но, чтобы внести полную ясность, добавил: – Мэнди. Что будет с ней?
Да, очевидно, он считает ее вполне способной обворовать собственного ребенка. Но неужели для Мэнди лучше, если компания разорится? Ведь ей больше неоткуда ждать наследства.
– Я позабочусь о Мэнди, – жестко произнес он, – и позабочусь таким способом, который сочту нужным, и на таких условиях, которые сочту нужными.
Линда представила себе эти «условия». Мурашки побежали у нее по спине от ужаса. Без сомнения, Джеймс способен выполнить эту свою угрозу.
Она тяжело вздохнула.
– Ты несправедлив ко мне, Джеймс… Да, именно несправедлив! – повторила она, поскольку он презрительно фыркнул. – Ты обвиняешь меня совершенно напрасно. Но говоря, что ты несправедлив, я имела в виду другое.