Кутюрье смерти

Костелло бегом взлетел на пятый этаж и, запыхавшись, остановился у двери Мартена. Снова позвонил. Хотя было слышно, как трещит в квартире звонок, Костелло машинально спросил себя, исправен ли он. Постучал — тяжело и равномерно. Щелчок — и дверь повернулась на своих петлях. Но открыл ему не Мартен.
Мартен сидел в черном кожаном кресле возле музыкального центра. По крайней мере, тело находилось там. Голова же красовалась на телевизоре рядом с фотографией Мадонны с ее автографом. Кровь еще била из шеи — фонтанчик гранатового сока.
Пока Костелло недоверчиво оглядывал представшую перед ним картину, по спине заструился пот, он весь покрылся испариной. Дверь сзади скрипнула. Обезумевший Костелло обернулся и оказался перед дверью, захлопывавшейся прямо у него перед носом. Убийца! Дверь ему открыл убийца! Костелло выпрыгнул на площадку. Грохот торопливых шагов на лестнице. Он наклонился над натертыми до блеска перилами. Различить, кто на всей скорости летел по ступенькам вниз, было невозможно.
— Стой! Стой или стреляю!
Костелло, несмотря на свое повышенное давление, несся вниз, перепрыгивая через несколько ступенек. Он выстрелил наобум и не попал в беглеца, предусмотрительно державшегося у стены. Еще один пролет. Небольшой темный холл. Костелло водил рукой по стенке, нащупывая кнопку, чтобы открыть входную дверь, — драгоценные секунды были потеряны, он нащупал кнопку, нажал и оказался нос к носу с грациозным доберманом, выставлявшим напоказ свои клыки.
Респектабельный господин натянул поводок.
— Стой, Фифи, это господин полицейский, он хороший!
— Человек… Вы видели человека, который выбежал отсюда?
— Нет. Но там стоит группа панков, какой стыд, эти панки, правда, Фифи?
— Освободите дорогу!
— Не забывайтесь, господин полицейский!
Услышав, что хозяин повысил голос, доберман аккуратно взял левую руку Костелло в клыкастую пасть.
— Уберите от меня этого пса, или я всажу ему пулю между глаз!
Хорошо одетый господин пришел в ужас и быстренько взял собаку на короткий поводок, освобождая проход. Костелло с револьвером в руке вылетел на улицу, не слушая возмущенных возгласов:
— Это сумасшедший! Идем, Фифи, это сумасшедший, вся полиция — банда безумцев! Сумасшедший! Дурак!
Он с достоинством закрыл за собой дверь, уже представляя себе, какое письмо направит в мэрию.
Костелло, приложив одну руку к сердцу и потрясая оружием, зажатым в другой, так и застыл на тротуаре: он задыхался. Бросился направо, налево, сбившиеся в кучу у скамейки скинхеды насмешливо следили за ним. Естественно, ничего. Убийца растворился среди улиц и домов. Вся сцена заняла не более пяти минут. Вполне достаточно, чтобы отправить псу под хвост тридцать лет отличной и беззаветной службы. Оставалось только звонить Жан-Жану…
Марсель увидел, что на углу останавливается скутер. Коротышка соскочил на землю. Издалека дружески махнул рукой. Комбинезон у него действительно омерзителен — пятен не сосчитать… Мог бы когда-нибудь и выстирать. Сразу видно, что холостяк — счастливчик!
Квартира Мартена была просеяна словно сквозь сито. Доктор Эрблен брюзжал, с трудом поднимаясь с колен:
— Да, с вами без работы не останешься… Ладно… Я бы предположил, что отсечение головы произведено охотничьим ножом. Сначала он, вероятно, перерезал ему глотку, потом нажал на лезвие, вот так, и отделил голову от туловища… Видите?
— Очень хорошо, спасибо.
— Если нож хороший, то сил тут много не надо. Вы же знаете, здесь всегда дело в инструменте…
— Замок не поврежден, — размышлял Жан-Жан вслух. — Значит, открывал сам Мартен. Судя по всему, он ничего не опасался…
— А должен был бы! Бедный мой Жан-Жан, все это совсем не смешно, но мне пора идти.
— Позвольте мне угадать: ваша восьмидесятивосьмилетняя тетушка в очередной раз выходит замуж?
— Нет. Зачем ей выходить замуж? Просто крестины, вот и все.
— О, простите… А еще говорят, что семья во Франции переживает кризис…
— Уверен, что вы из тех, кто голосовал за ПАКС [8], — строго заметил Жан-Жану Док-51. — Поговорим об этом лет через двадцать.
Через двадцать лет я тоже стану дедушкой, подумал Жан-Жан, пока Док-51, прямой и безукоризненный, не спеша направлялся к выходу. Ему придется терпеть на домашних обедах мужей своих дочек и делать гули-гули их малышам, пока те будут обсуждать достоинства своих благоверных.
Он улыбнулся. В заднем левом кармане брюк Дока еле слышно булькала фляжка с пастисом.
Подошел Костелло, вздохнул:
— Убийца улетучился.
— Ты меня удивляешь. Ладно, эксперты закончили, идем. Проследи, чтобы все опечатали. Во всем этом много непонятного, Костелло. Много неясностей. Как убийца узнал, что ты должен прийти? А если он этого не знал, то почему убил Мартена? Есть что-нибудь на тех, кто посещал Мартена?
— Негусто. Кажется, он был человеком одиноким. И ценил только женскую компанию.
— Это мало что дает. Ладно, оставим до завтра. С меня хватит. Я пошел спать.
— Пойти спать мало, — рискнул заметить Рамирес, чтобы развеселить патрона, — нужно еще отдохнуть.
Но Жан-Жан и бровью не повел.
Телефон звонил. Мадлен посмотрела на часы. Одиннадцать. У свекрови приступ, что ли? Стоило только лечь. Она встала, сняла трубку. Голос был женский. Молодой. Со странным акцентом.
— Я могла бы поговорить с господином Марселем, пожалуйста?
— Марсель, тебя тут девица просит! — крикнула Мадлен в приступе жгучей ревности.
Испуганный Марсель возник из ванной, полуголый, весь мокрый. Осторожно взял трубку.
— Алло…
— Он как раз был голый в душе! — крикнула Мадлен в трубку.
Марсель отстранил ее тыльной стороной ладони.
— Алло… Простите, здесь этот телевизор…
Мадлен зло щипнула его за ягодицу.
— Господин Марсель? — проговорила запыхавшаяся Надья. — Момо сказал, что он видел этого типа раньше. Он сказал, что видел его у нашего дома. Тогда выходит, что этот сумасшедший знает, где мы живем, да? Что мне теперь делать? Почему он хочет забрать у меня Момо? Я не хотела звонить, но…
— Послушайте, не паникуйте, я лучше зайду, так будет вернее…
— Чтобы перепихнуться, наверняка! Сволочь! — заорала Мадлен как сумасшедшая, изо всех сил саданув Марселя по правой ноге.
— Аи, стерва! Нет, я сказал: сейчас приду. Ждите.
— Поосторожней! У него СПИД!
Марсель повесил трубку, схватил Мадлен за руку.
— Ты что, с ума сошла?
— Так ты меня с ней обманываешь? Да? Из-за нее хочешь развестись, да? Она даже не француженка! Смотреть противно… Ты бесчестишь семью! Подлец!
Марсель одевался, стараясь не слушать. Взял револьвер. Ветровку.
— А почему ты не надеваешь форму, если идешь работать? Ну, почему?!
Мадлен висела на нем теперь, едва сдерживая слезы. Он старался говорить спокойно и не поддаться желанию шваркнуть ее как следует о стенку.
— Потому что это не мое рабочее время. Мы расходимся не из-за нее. Я едва знаком с девушкой, — добавил он строго. — Мы расстаемся, потому что у нас с тобой все кончено. И ты это прекрасно знаешь. Послушай, Мадлен, можешь ты замолчать, хоть один раз, у меня голова раскалывается.
— Это у меня сердце разрывается! И все из-за тебя!
Мадлен разрыдалась. Марсель рассеянно погладил ее по голове и вышел. Жалеть ее у него не получалось. Он любил ее, это была мать его детей, но она достала его — дальше некуда, и почему так получилось, он не знал.
Мадлен всхлипывала, прислонившись к стене. Чтобы тебе наставили рога с какой-то иммигранткой! И только подумать, что еще неделю назад она чистила этому дерьму ботинки, заляпанные блевотиной! Позорище, а не жизнь!
Коротышка был недоволен. Сидя перед телевизором, он рассеянно смотрел чемпионат мира по боксу в полутяжелом весе. Боксеры задыхались. Второй раунд. Левой давай, черт, левой! Пригнись, пригнись, твою мать, о, какой идиот! Вот дьявол! Прямо в морду! Гонг. Короткая передышка для мужчин, блестевших от пота, — рты полуоткрыты, проветривают трусы, вода стекает по мускулистым, часто вздымающимся торсам. Вдох. Выдох. Спокойствие. Не так уж и трудно сделать над собой усилие. Я так это делаю постоянно. Коротышка задумчиво, маленькими глотками прихлебывал пиво.