Гайджин

Молли Дженьюари — Дженьюари был ее сценический псевдоним — спала лицом к окну. Это была двадцатилетняя блондинка с лицом беспризорного ребенка на теле взрослой женщины. Полтора года назад она работала парикмахершей в Куинзе за двести пятьдесят долларов в неделю. Теперь она называла себя актрисой и болталась по пробам между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, довольствуясь случайными заработками. Саймон считал, что у нее нет ни таланта, ни дисциплины для получения необходимой подготовки. Она была эгоцентрична, скандальна и одержима верой в свою исключительность.
Месяц назад Молли повезло. По крайней мере так она думала. Агент шоу-бизнеса из Лос-Анджелеса по имени Виктор Паскаль ангажировал ее для работы в Токио. Она должна была петь и танцевать в ночном клубе, и к тому же он обещал ей найти работу модели на стороне. Но это были всего лишь обещания.
Обыкновенная пуля из дерьма. Когда Молли приехала в Токио, единственной работой, которая ее ждала, была работа девочки в дешевом ночном клубе, находившемся под крышей якудзы. И они наняли ее совсем не для того, чтобы петь и танцевать.
Эрике она писала, что ее заставляют заниматься проституцией и участвовать в сексуальных шоу. Положение еще осложнилось тем, что она отвергла притязания одного из боссов якудзы. Он рассвирепел: схватил ее за волосы и ударил. Одна из девушек, работающих в этом клубе, предупредила ее, что если она хочет жить, то должна уступить ему. Он уже убил двух девушек, приехавших сюда из-за границы работать, за то, что они отказывались делать то, что он им приказывал.
Молли не могла и уехать из Японии. Владельцы клуба взяли у нее паспорт, «чтобы его не украли», они забирали у нее большую часть из заработков, положенных ей по контракту. В ее квартирке не было телефона, а вновь поступившим девушкам не давали возможности пользоваться телефоном в клубе. За ними все время следили. Ей нужна была помощь, и надежда была только на Эрику. Эрика попыталась вытащить Молли из Японии, но провалилась с этой затеей и обратилась за помощью к Саймону.
— Мне страшно, — сказала она ему. — И я чувствую себя виноватой. По идее, я должна была заботиться о ней. А теперь посмотри, куда она попала.
Саймон размышлял, мысленно обращаясь к Эрике: «Помочь ты ей не сможешь, скорее сама туда вместе с ней и вляпаешься».
Эрика полезла в сумочку за жевательной резинкой, ее новым средством успокаивать нервы после того, как Саймон убедил ее бросить курить.
— Я обещала родителям перед их смертью, что я буду заботиться о Молли. Она всегда попадала в истории. В конце концов я нашла, как я думала, довольно удобную форму наших с ней отношений. Я просто давала ей деньги в надежде, что она выберется сама. Моя жизнь проходила у карточного стола. В ней не оставалось места ни для кого, кто не был карточным игроком.
— Хватит заниматься самобичеванием. Ты старалась сделать как лучше. Не ты ли мне говорила, что у Молли всегда мозгов не хватало?
— Да, отец всегда говорил, что она может посадить яйца в землю, чтобы из них выросли цыплята. Смышленой мою сестрицу не назовешь. Но знаешь, что я тебе скажу? Ответь мне на один вопрос, черт возьми, кто эти сволочи, которые думают, что они могут спокойно обманом выманить женщину из страны, потом превратить ее в шлюху, и все только потому, что им этого захотелось?
Она уже почти не владела собой. Почти. Несколько секунд она казалась беззащитной и испуганной. Она посмотрела на сумочку, и Саймон понял, о чем она подумала: пистолет. Как и многие другие шулеры, она иногда носила с собой большие суммы денег и официально зарегистрированный «магнум 357». Дважды Эрика стреляла в людей, пытавшихся ограбить ее.
Саймон обнял ее и поцеловал в волосы.
— Достань мне небольшую, как на паспорт, фотографию Молли, если сможешь. Если нет, то тогда любую, которая у тебя есть. Мне она нужна как можно быстрее. Нам нужно сделать для нее паспорт. И еще: больше никаких писем и телеграмм. И держись подальше от работников консульства и агента, пославшего ее в Японию.
— Не понимаю.
— Если ты предупредишь Молли, что я еду, ты предупредишь и тех, кто за ней наблюдает. Нам нужно самое большее два дня, чтобы кое о чем позаботиться, а потом мы поедем к Полу.
— Полу Анами? Я думала, что ты всегда работаешь в одиночку.
— Так и есть. Как правило, я работаю без проколов, постараюсь так работать и впредь. Но Пол японец, и он знает о якудзе не понаслышке, а из первых рук. Если уж идем на бал, то нужно уметь танцевать.
* * *
Пол Анами сидел в своем офисе позади антикварного магазина и читал письма Молли к Эрике. Закончив чтение, он поднял с пола маленького спящего щенка и положил себе на колени. Несколько секунд он гладил головку животного. Сначала выращивание их было его хобби, но с течением времени это хобби превратилось в весьма доходный приработок. Сейчас в Гонолулу он стал лидером по их выращиванию и продавал щенков в среднем по две тысячи долларов за каждого.
Анами посмотрел на Эрику и Саймона, сидящих перед ним, и сказал:
— Белокурые волосы, круглые глаза, большая грудь — все это очень популярно у японских мужчин. Приехав на Гавайи, японцы сразу же стараются сделать три дела: пострелять, поиграть в какую-нибудь азартную игру и трахнуть блондинистую проститутку. Огнестрельное оружие запрещено в Японии, блондинки встречаются очень редко. Ну а азартные игры? Их полно во всем мире.
То, что они сделали с вашей сестрой — обычное явление. Эти богатые объявления в коммерческих газетах шоу-бизнеса постоянно твердят девушкам, что они могут сделать большие деньги и стать звездами мировой величины, начав работать в Японии. Эта якудза действует через своих не очень-то щепетильных агентов в Лос-Анджелесе, Сан-Франциско, Фениксе, Далласе и других городах. Трудно устоять перед такими заманчивыми обещаниями, когда ты молода, красива и связываешь свою судьбу с шоу-бизнесом. Обычно в эту ловушку попадаются те, кто не смог себя реализовать в Америке. Прошу извинить меня. Я не хочу обидеть вашу сестру, но таковы факты.
Пол продолжал поглаживать щенка. Этому полуяпонцу-полуамериканцу было за тридцать, небольшого роста, сухощавый, он все еще не утратил юношеской нежности своего лица, постоянно сохраняющего выражение какой-то торжественности. Только его быстрый взгляд выдавал тревогу. Саймон был одним из немногих, кто знал, что Анами, его близкий друг со школьной скамьи, был нервнобольным. Под внешней невозмутимостью этот торговец антиквариатом скрывал внутреннее беспокойство и напряженность.
Он был одет в бледно-зеленый халат, от которого исходил запах Пако Рабанна, на шее у него висел золотой мальтийский крест, на запястья были надеты тонкие желтовато-зеленые браслеты, усыпанные аметистами. Его быстрые глаза прятались за синими стеклами очков без ободков, а ногти были обкусаны до мяса.
Он сказал Эрике:
— Вы сказали, что японское консульство в Лос-Анджелесе ничего не предпринимает.
— Да, довольно вежливо они заметили, что правительство Японии не вмешивается в проблемы иностранных рабочих в их стране, и если у иностранца, работающего по найму, возникают какие-то трудности, то это его дело. Пять минут, отпущенные для моего приема, истекли, меня выставили за дверь и попросили больше не беспокоить.
— Японцы не уважают иностранных женщин, — сказал Анами. — Им доставляет удовольствие видеть их униженными. Грустно признать, но Япония — расистская страна. Хотя американское правительство не лучше, не так ли?
— Совершенно согласна. У меня есть кое-какие знакомые по игре в покер со связями, один из них познакомил меня с чиновником из Государственного департамента. А этот осел имел наглость заявить мне, что моя сестра не первая из подрастратившихся туристов, которые в надежде на бесплатный билет домой рассказывают плохо состряпанные байки.
Анами нагнулся и взял со стола верхнее письмо.
— Ах, Америка, ты прекрасна. Мой отец рассказывал, что в лагерях для интернированных некоторые полуяпонцы-полуамериканцы действительно пели эту песню. Ну и что вы теперь скажете о патриотизме? Судя по обратному адресу на этом письме, Молли находится где-то в районе Роппонжи.