История одной судьбы

— Я Гончарова. Вот вызов…
Непрезентабельный вид у товарища Гончаровой. Шинелишка. Серая, потрепанная. Ушанка. Кирзовые сапоги. Словом, шел солдат с фронта.
— Вы — агроном?
— Агроном.
— В Пронске кончали техникум?
Кажется, ей не верили — ни в то, что она агроном, ни в то, что она училась именно здесь, в Пронске.
— Одну минуточку…
Заглянули в один шкаф, в другой, там полно всяких бумаг, папок. Не все сгорело во время войны, сохранилось еще много бумажек, целы архивы, целы люди, целы их должности, звания, права.
— Пройдите к начальнику…
Кабинетик начальника управления похож на клетушку; в старину в купеческих домах в такие клетушки запихивали приживалок да сундуки со всяким тряпьем.
Сам начальник в выцветшем кителе, лицо серое, бескровные губы жестко сжаты, большие руки широко раскинуты, словно держатся за стол.
Начальник бросил на вошедшую быстрый взгляд.
— С фронта?
— Точно.
— Где служили?
— В стрелковой роте.
Он опять бросил на нее испытующий взгляд.
— Соскучились по земле?
Анна не нашлась что сказать.
— Я тоже фронтовик, — вдруг сказал он. — Только я и на фронте копался в земле. Сапер. Командовал саперным подразделением.
Тогда Анна позволила себе поинтересоваться:
— А сюда что — отозвали?
— Да, — отрывисто сказал он. — Восстанавливать. Разорена наша область. Ни скота нет, ничего.
Анна знала его. Никогда раньше не видела, но знала. Фамилия начальника — Петухов. Это был знамени тый агроном. Не так чтобы известный повсюду, но в Пронской области знаменитый. Картошка, которую он выращивал в своем колхозе, славилась в Пронске. Ее так и называли — «петуховская». Крупная, рассыпчатая, розоватая, как боровинка. На базаре продавцы всегда заверяли покупателя, что картошка их «петуховская».
Анне не понятно, почему Петухов пошел сюда. Такому человеку не стоило сидеть за письменным столом, такой человек должен ходить по земле.
— Бывали в Суроже? — спросил он.
— Нет…
Она поняла, что Петухов пошлет ее в Сурож.
— Пошлем в Сурож, — сказал он. — Там очень плохо. Город выжжен, в колхозах пусто. В райсельхозотдел. Главным агрономом.
Он не спросил ее согласия, вообще ничего не спросил — ни кто она, ни как она, что-то оскорбительное было в его отрывистом, торопливом разговоре.
— Семья есть?
— Дочка.
Он опять сердито взглянул на Анну.
— Фронтовая?
— Нет, еще с до войны.
Она могла бы не отвечать, сказать какую-нибудь резкость — какое ему дело до ее жизни? — но почему-то решила промолчать.
Петухов опять на нее взглянул, ей показалось, что глаза его потеплели.
— А муж?
— Убит.
— С квартирами плохо в Суроже, — сказал он. — Только-только начинают строить. Но ничего, найдете.
Петухов задумчиво посмотрел в окно.
— Сходите, поговорите с Волковым, — помолчав, посоветовал он. — Познакомьтесь. Главный агроном управления. Понимающий мужик. Есть и опыт и воля… — Петухов чего-то недоговаривал. — Но не очень подчиняйтесь ему, — неожиданно сказал он. — Больше доверия. Больше доверия…
Анна не поняла, к чему относятся эти слова.
— Ну идите, — сказал он и криво усмехнулся. — Извините, не провожаю.
Анна вышла от Петухова с каким-то тягостным чувством, словно человек этот чего-то недосказал.
Она осмотрелась. На всех дверях надписи — кто где находится, какой где отдел. Нашла дверь с фамилией Волкова, постучала.
— Заходите, заходите, — услышала она звучный, ласковый голос.
Комната и попросторнее и посветлей кабинета Петухова. У стены блестел диван, обтянутый зеленым новеньким дерматином. У окна веселым часовым выпрямился длинный фикус, поблескивая чистыми глянцевыми листьями. На столе лежали образцы свеклы и аккуратные снопики льна.
Сидевший за столом человек соответствовал своему кабинету. Он был хоть и не молод, но моложав, над открытым лбом вились русые волосы, лоб широкий, белый, чистый, а пронзительные черные глаза не скрывают улыбки, готовой вот-вот появиться на сочных губах.
— Заходите, заходите, — приветливо повторил он, глядя на Анну. — Агроном Гончарова? Мне уже говорили. Познакомились с Иваном Александровичем? Замечательный человек. Суров, но в общем хороший. Надо было только сперва зайти ко мне. Он куда вас направил?
— В Сурож, — сказала Анна. — Не хвалит, правда, но в Сурож.
— Ну вот! — воскликнул Волков. — Я говорю, надо было зайти ко мне. Там ведь все еще… — Он с досады махнул рукой, вышел из-за стола, указал на диван, сел рядом с Анной. — Мы бы вам нашли место в Пронске. А теперь…
— Я не возражаю, — сказала Анна. — Люди везде живут.
— Мы переведем вас, — ласково заверил ее Волков. — Получайте подъемные, устраивайтесь. Подбросим семенного материала, дадим тракторов. Налегайте на картошечку. Люди изголодались. Будет похлебка, будет и настроение…
Своей ласковостью он сразу обезоружил Анну.
— А знаете что? — воскликнул вдруг Волков, глядя на нее влажными глазами. — Я устрою вам пару ульев!
Анна не поняла.
— Каких ульев?
— Обыкновенных, — объяснил Волков. — Лично вам пару ульев.
Анна так и не поняла.
— Зачем?
— Мед, мед! Как вы не понимаете? Будете иметь свой мед. Поставите где-нибудь в колхозе, поручите кому-нибудь и будете со своим медом. Пшеница — это еще как бог даст, а цветов…
Он так аппетитно говорил о меде, о цветах, что они невольно возникали в воображении.
Но Анна не столько поняла, сколько почувствовала, что от ульев надо отказаться.
— Спасибо, — сказала она. — Но я не возьму, не нужно. — Она смягчила отказ: — Я боюсь пчел…
Волков засмеялся:
— Что ж вы за агроном? Кто ж отказывается от меда!
Но и не настаивал. Заговорил о сурожских почвах, об удобрениях, о севообороте. Посулил помочь семенами, но много не обещал. Обещаньями не разбрасывался, был деловит, даже прижимист.
— В случае чего обращайтесь, — сказал он на прощанье. — Чем смогу — помогу.
Обеими руками пожал ее руку, и сухие тонкие пальцы Анны сомлели в его пухлых и теплых ладонях.
Анна не собиралась больше заходить к Петухову — оформила документы, получила деньги, — но оказалось, он сам просил Гончарову зайти к нему еще раз.
Она вошла. У Петухова сидели какие-то люди.
— Вы можете подождать? — спросил он.
— Пожалуйста.
Она собралась было выйти.
— Нет, нет, — остановил он ее. — Посидите здесь.
Она села у двери, прислушалась к разговору. Речь шла о сельскохозяйственной технике, о ремонте косилок, изломанных во время войны. Взгляд Анны задержался на карте области, потом скользнул по столу, на пол…
Удивилась… Не сразу сообразила — чему, но что-то поразило ее. Перевела взгляд на Петухова, потом снова поглядела под стол. Она не понимала, как сидит Петухов. Где его ноги?… Поджал под себя? Она уже не отводила взгляда от стола…
Он отпустил посетителей.
— Подсаживайтесь, — сказал он. — Познакомились с Волковым?
Что-то все-таки озадачило ее в Петухове.
— Вы что на меня смотрите? — вдруг спросил он. — Соображаете, как я обхожусь?
— То есть как обхожусь? — переспросила Анна. — Вы о чем?
— Да я же видел, как вы смотрели, — резко произнес Петухов. — А смотреть-то не на что!
— Я не смотрела, — сказала Анна.
— Смотрели, — сказал Петухов. — Это я на мине подорвался.
Она вдруг поняла… Стыдно было таращить глаза под стол! Он был без ног — этот Петухов.
— Извините, — сказала Анна.
— Ах, так вас не предупредили? — догадался он, видя ее смущение. — Да, без ног. Подорвался на мине. Еще удачно. Голова цела.
Анна видела много людей без ног, но безногого начальства видеть ей еще не случалось.
— Ну что? — быстро спросил Петухов. — Что хотите спросить?
— Но как же вы… — Неудобно спрашивать, но он сам заставлял. — Как же вы…
— У меня хорошая жена, утром привозит, а вечером увозит, — объяснил он и даже усмехнулся. — Скоро избавлю ее. Обещают протезы.