Ротапринт

Ответом ему было дружное молчание.
– Мы готовы. – Очкарик приблизился к двухъярусному «трону» и снизу вверх взглянул на Гауриа. – Можно начинать?
– Погоди. – Полуголый «будда» покосился на груду одеял, скрывающую под собой тонкоголосого пожирателя сладостей. – Ромыч, ты готов к боли?
Курчавая макушка попыталась на черепаший манер спрятаться под многослойным шерстяным панцирем. Когда это не удалось, из-под одеял донесся громкий стон, затем – привычное: «Дедушка хочет кушать», секунду спустя сменившееся яблочным хрустом.
– Артурка, кончай дурью маяться! Начинай испытание.
Крепыш в тельняшке нехотя поднялся с кровати, аккуратно положил на тумбочку книжку в обложке защитного цвета, вернее, уже две книжки, одна из которых называлась «Дисциплинарный устав Вооружен…», а другая – «…ных Сил Российской Федерации», и, на ходу разминая шею и предплечья, направился к курчавому. Проходя мимо сухощавого, он легким движением руки оборвал назойливое «вжжж-вжжж». Лишившийся развлечения паренек несколько секунд молча смотрел вслед обидчику, потом так же молча лег, повернулся спиной ко всему человечеству и накрыл голову подушкой.
У кровати курчавого Артурка остановился. Примеряясь, пару раз рубанул рукой воздух и сказал, обращаясь к груде одеял:
– Ты, Ромыч, в общем, не обижайся. Нас так же переводили, пока ты свои сутки отсиживал.
– Дедушка хочет кушать! – плаксиво повторил курчавый.
Гаурия посмотрел на очкарика и с важным видом кивнул:
– Начинайте. Но чтобы на этот раз все получилось как надо. – Снова перевел взгляд на крепыша. – Артурка! Кому сказал, приступай!
Крепыш вздохнул, размахнулся и что было сил хлестнул перекрученной капроновой ниткой по тому месту, где под десятью одеялами с трудом угадывался плоский силуэт.
– А! – донеслось даже не из-под одеял, а из-под кровати.
– Ра-аз… – начал отсчет Артурка. – Два-а…
Большая зеленая пуговица снова взметнулась к потолку и со свистом впечаталась в трехдюймовую шерстяную броню, не нанеся никакого видимого ущерба, кроме крошечного пылевого облачка.
– А! А-а! Дедушке больно! – отчаянно завопили под кроватью.
Сам испытуемый спокойно дожевывал яблоко, выглядя при этом донельзя счастливым.
– Отделения с первого по третье, в три шеренги – СТАНОВИСЬ!
В голосе очкарика явственно проступили командирские нотки, заставив вялую массу новобранцев, до того пребывавших в оцепенении, засуетиться, застучать по полу подметками и замереть в новом порядке.
– Первое отделение, рядовой Степин на месте, остальные нале-, напра-а… ВУ! Разом-кнись!
Слабо представляя, как вести себя в этой ситуации, я покосился на соседа. Тот стоял, угрюмо глядя в пол, и не пытался сбросить с головы мою руку, из чего я сделал вывод, что прозвучавшие команды нашей, отдельно стоящей группы не касаются.
– Равняйсь! Смирно! – Очкарик крутанулся на каблуках и, старательно прижимая большие пальцы ко швам форменных брюк, приготовился рапортовать. – Товарищи стар…
– Вольно! – взмахом пухлой ручки остановил его Гаурия. – Значит, так. Сначала – по центру, чтобы красиво, большими буквами – «удостоверение».
Очкарик, все-таки больше дирижер, нежели режиссер, развернулся лицом к строю.
– Рядовой Степин, нале-ву! Упор лежа принять! Пятнадцать отжиманий.
Рядовой, стоявший по центру в первом ряду, повернулся, рухнул на выставленные руки, заняв в этом положении все пространство, освободившееся после команды «разом-кнись», и начал отжиматься. Он делал это медленно и натужно, в давящей на психику тишине, только на заднем плане вполголоса переругивались картежники да вскрикивал в нужных местах притаившийся под кроватью безымянный солдат.
Степин закончил отжимания, поднялся и замер равнодушным манекеном, даже руки не отряхнул.
– П-п-пятнадцать, – прокомментировал рядовой с глазами навыкате и белыми пятнами на пунцовых щеках, еще один член нашей «особой» группы.
Держащий его за руку коротышка с непропорционально большой головой кивнул в ответ.
– Только это… на русский не забудь перейти, – распорядился Гаурия. – А то получится, как тогда.
Очкарик, не оборачиваясь, кивнул.
– Рядовые Газизов и Кулик, сесть, вста-ать!
Двое бойцов, крайние в первом ряду, выполнили команду.
– Левый и п-п-правый, – немедленно отреагировал краснощекий и удостоился нового кивка.
– Рядовые Газизов и Устинов, сесть, вста-ать!
– У б-б-большое. – Кивок.
– Рядовые Газизов и Данисенко, сесть, вста-ать!
– Дэ б-ба-альшое. – Кивок.
– Рядовые Газизов и Олейников, сесть, вста-ать!
– О-о большое. – Кивок.
– Рядовые Газизов и Степин…
– А-а-а! Дедушке больно!
– Отставить! Рядовые Газизов и Силантьев, сесть, вста-ать!
– С-сэ б-большое. – Кивок.
– Дальше так, – донеслось со второго яруса. – Сим удостоверяется, что Кривцов Роман… Как там тебя по отцу?
– Дедушка хочет кушать! – послышалось из-под одеял. Спустя секунду, оттуда же, неразборчиво: – Иоиищ.
– …Георгиевич, далее…
– Рядовые Газизов и Томилин, сесть, вста-ать!
– Тэ б-большое. – Кивок.
– Рядовые Газизов и Олейников!
– А-а-а-а!
– О-о большое. – И вместо кивка недовольное: «Да без тебя вижу! Задрал уже!»
Пользуясь тем, что импровизированный «смотр строя и бреда» пока не затронул мою группу, я склонился к розовому затылку соседа и поинтересовался:
– Это надолго?
Толстяк устало покосился на меня, но не ответил. Однако сдаваться я не собирался.
– А кто этот пучеглазый? И почему он все комментирует?
– Буфер, – буркнул толстяк и, немного повысив голос, чтобы перекрыть очередное «А-а!» из-под кровати, уточнил. – Буфер клавиатуры.
– А этот, с большой головой?
– Модуль памяти.
– А-а… – Я кивнул с умным видом. – А вы, как я понимаю, твердый диск?
– Жесткий, – процедил сосед сквозь зубы.
– А вы? – Я вытянул шею, чтобы взглянуть на второго соседа, который стоял позади толстяка, панибратски закинув руку на его внушительный загривок.
Тот улыбнулся мне и представился:
– Лампочка.
– Кто?! – От удивления я забыл, что надо говорить шепотом.
– Ну, лампочка. Когда винчестер крутится, всегда загорается лампочка.
Я скользнул взглядом по цепочке из пяти бойцов, которые стояли в ряд, перекрестив руки на манер «маленьких лебедей», и не стал ничего спрашивать. Зачем? В лучшем случае мне снисходительно ответят, дескать, ты что, «витой пары» никогда не видел?
– Очень приятно, – промямлил я. – А я – контролёр вот этого. – И пару раз легонько шлепнул по лысине.
– Контроллер! – Толстяк поморщился и наградил меня презрительным взглядом.
Впрочем, мне было плевать на его взгляды. Потому что до меня наконец дошло, откуда растут ноги у австралийского страуса. Иначе говоря, что за слово на «эму», превозмогая стук зубов, пытался донести до меня продрогший рядовой Чеба.
– Да, и все это – с красной строки, – напомнил Гаурия.
Так-так… Если мое предположение верно, как раз сейчас должна подойти очередь рядового Степина.
– Конечно. – Осипший от постоянных команд очкарик, прокашлялся. – Рядовой Степин, упор лежа, пять отжиманий.
Так и есть!
Эмуляция! Вот чем они тут занимаются. Уронили системный блок с третьего этажа, разбили монитор, поломали клавиатуру и теперь зачем-то пытаются имитировать работу компьютера собственными силами.
Три отделения по двенадцать человек, надо полагать, образуют клавиатуру. Тридцать шесть клавиш: горизонтальный пробел – Степин, два шифта – Газизов и Кулик, еще кто-то, отвечающий за перевод строки, оставшиеся тридцать две – буквы кириллического алфавита минус бесполезное «ё». А очкарик – по всей видимости, командир «клавиатурного» взвода – отвечает за дружественный интерфейс с пользователем.
Или недружественный.
– Газизов! Я кому сказал, встать?
По ходу действия реплики очкарика становились все лаконичнее. Сперва из его речи исчезло очевидное обращение «рядовые», потом отпали за ненадобностью и сами команды, остались только фамилии. Те, к кому обращался белобрысый, сами знали, что делать. Невелика премудрость – сесть, вста-ать, сесть, вста-ать. И так для всех, кроме рядового Степина, которому приходилось отжиматься.