Натянутый лук
— Ладно, — сказал он громко, — похоже, тут мы закончили. Немного поспим, а утром похороним тела. — Горгас оглянулся и увидел молодого клерка, который рядом с ним сидел в засаде. — Перенеси раненых на ферму, найди чистую воду и бинты. Лучше разместить их в главном доме. Остальные могут пойти в длинный амбар.
Юноша кивнул и быстро ушел. Он казался совершенно потрясенным, что вполне естественно для парня, впервые познавшего вкус схватки. Какое-то занятие поможет ему отвлечься. Горгас нагнулся и поднял два обломка, соединенные вощеной бечевкой.
— Это ваш лук? — прозвучал голос у него над головой. Горгас кивнул:
— Точно. Сукин сын сломался прямо в самый разгар дела. Жаль, он служил мне столько лет.
Другой мужчина, старший клерк, работавший в его офисе, сел рядом с Горгасом на землю.
— Все прошло гладко.
— Более или менее, — согласился Горгас, — если вот не считать лука. Пожалуй, пойду поговорю с фермером. В конце концов, мы тут именно для этого.
Он встал и зашагал прочь, взяв сломанный лук с собой. Почему-то он не мог заставить себя просто взять да выбросить обломки.
Фермер и его семья находились в главном доме; мужчина подбрасывал дрова в камин, а его жена хлопотала вокруг другого человека с легкой, но сильно кровоточащей раной на голове, дети же бегали по всему дому с кувшинами воды, одеялами и простынями, разорванными на бинты. Горгас был не в настроении принимать поздравления и благодарности, однако вся суть операции состояла в том, чтобы показать этим людям, что он в силах их защитить, так что придется исполнять все эти телодвижения, говорить правильные слова: «Пустяки, рад был помочь, мы здесь именно для этого, пора показать ублюдкам, что такое им больше с рук не сойдет». Обычно у него хорошо получалось. Сегодня ночью, однако, Горгасу хотелось вымыться и лечь спать, а утром отправиться домой, к семье.
— Мы обязаны вам решительно всем, — говорила жена фермера, — решительно всем. Мы никогда не забудем, что вы для нас сделали, рискуя собственными жизнями…
— Все нормально, — ответил он, может быть, немного резковато. — Как мы и говорили вам с самого начала, это входит в обслуживание. Вы только обязательно не забудьте рассказать соседям. — Вдруг он кое-что вспомнил. — А теперь нам понадобится какая-то земля, чтобы похоронить убитых. Если не возражаете, мы выкопаем могилы там, где был бой. Мои люди хотят вернуться по домам, вряд ли стоит терять утром время на перевозку тел.
Фермеру явно не понравились его слова, и Горгас понимал почему; сейчас земля была под паром, но поле боя представляло собой хорошую ровную полосу, которая, видимо, приносила неплохой урожай, и терять ее было слишком невыгодно. Он подавил ухмылку, представив себе, что сказал бы отец, предложи кто-нибудь похоронить несколько сотен трупов на их заднем двухакровом участке.
— Значит, договорились, — сказал Горгас. — Прямо с утра этим и займемся. От вас ничего не потребуется.
Фермер глянул на него, но ничего не сказал. Однако по глазам Горгас прочитал, что тот прикидывает, как придется откапывать две сотни могил, грузить покрытые плесенью тела в лодку и вываливать их в море. Много дней, даже недель труда, прежде чем по куску пашни можно будет пройти с плугом и бороной, когда придет пора сеять озимый ячмень. Его правда, это несправедливо.
— Я тут подумал, — сказал Горгас, — а почему бы нам не отвезти их вниз, к морю? Так было бы проще. — Фермер просиял и кивнул; молчун, сразу видно. Его жена восстановила равновесие, снова рассыпавшись в благодарностях. Горгас подавил зевок и направился в амбар.
Может, они привыкли ко всему, думал он, шагая через двор. Ферма солидная — каждый дюйм пространства использовался с определенной целью, никаких излишеств, все рационально, — но она была не похожа на те фермы, среди которых вырос он сам. Частокол из двенадцатифутовых жердей, толстые стены и массивные ворота, укрепленная башня вместо дома; как будто жизнь и без того не достаточно тяжела. Почему люди вытворяют такое друг с другом? Бессмысленный вопрос: здесь так живут. Должно быть, им так нравится.
Горгас спросил об этом у своего товарища, старшего клерка.
— Не думаю, — ответил клерк. — Просто они так привыкли, вот и все. Поразительно, можно прожить жизнь и даже ничего не заметить просто потому, что так было всегда. Наша ферма не очень отличалась от этой. Немного больше, разумеется, — быстро добавил он, — у нас была хорошая семья. Но, в сущности, то же самое: забор, с той только разницей, что наш был каменным, а кроме башни, имелась еще надстройка над воротами. Однажды, еще во времена моего прадеда, мы выдержали шестидневную осаду.
Он рассказывал об этом с гордостью; Горгас не совсем понимал почему.
— Дурацкий образ жизни, — заметил он, повалившись на охапку соломы. — Как бы то ни было, это не для меня.
— Что — земледелие или драка? — улыбнулся клерк. — Наверняка не драка, поскольку ты именно этим и занимаешься. Но ведь ты, кажется, рассказывал, что вырос на ферме?
Горгас зевнул.
— И то, и другое прекрасно, — ответил он. — А совмещение ставит меня в полный тупик. Я хочу сказать, как можно пахать, боронить и сеять из года в год, когда знаешь, что весьма вероятно, какой-нибудь подонок явится и все сожжет прежде, чем ты успеешь все убрать? Такая мысль может запросто свести с ума.
Клерк пожал плечами.
— Вредители есть вредители, — сказал он благожелательно. — Существуют мыши, кролики, грачи и голуби, а также солдаты. Собираешь то, что осталось. В соответствии с этим планируешь расходы и бюджет. Если в какой-то год все теряешь, то берешь заем и начинаешь сначала. — Он нахмурился и покосился в сторону. — Так все начиналось, — тихо проговорил он, — так и продолжается. А кроме того, есть люди вроде нас с тобой, которые готовы что-то изменить.
— Точно, — отозвался Горгас, переворачиваясь на бок. — Теперь, пожалуй, я немного посплю, если не возражаешь.
Клерк ухмыльнулся.
— Ты не в духе, потому что сломал свой чудесный лук. Это нормально, — добавил он, — я тебя понимаю.
Горгас немного подумал.
— Ты прав, так оно и есть. Я уже говорил, этот лук у меня много лет, с тех пор, как я был мальчишкой. Между прочим, его сработал мой брат.
— Который? У тебя их так много. — Горгас улыбнулся.
— В свое время я сделал из него несколько отличных выстрелов. Он вызволял меня из беды уж не помню сколько раз. Впрочем, и навлекал неприятности. Но это вина не лука, а только моя. — Он подобрал сломанные куски лука и поднес их к желтому свету масляной лампы. — Ты не поверишь: переломился в утолщении. Вот тут, в роговой прокладке, появилась трещина и пошла через дерево в опору.
— Да, — отозвался клерк, — вот, значит, как…
Он даже не дал себе труда закончить фразу. Горгас положил остатки лука рядом и забросил руки за голову.
— Надо будет попросить его сделать другой, — сказал он.
— Директор скоро пригласит вас, — заверил мужчина.
Кивнув на холодную и с виду жесткую каменную скамью, он удалился.
Алексий подумал о своем геморрое, внутренне застонал и сел на скамью, которая оказалась именно такой холодной и жесткой, какой представлялась. Может, лучше было бы постоять; но он подумал о своем ревматизме и не стал подниматься. В сущности, размышлял Алексий, он уже слишком стар, чтобы околачиваться в поганых приемных у кабинетов людей, обладающих званием вроде директора. Раз уж на то пошло, он был слишком стар для подобных игр уже в тот день, когда родился.
Что, однако, не мешало Алексию признать, что окружающая его обстановка не лишена определенного великолепия. Приемная была просторной и высокой, с подбалочником и толстыми декоративными колоннами из грубо обтесанного розового гранита; ни росписи, ни даже побелки, однако все говорило о наличии денег и возможностей. Такое впечатление, решил Алексий, довольно правильное. У директора (кем бы он ни оказался) достаточно того и другого, чтобы выкупить Алексия у островитян и мгновенно вывезти на большом и быстроходном корабле прежде, чем его богатые и могущественные друзья на Острове смогли что-то сделать. Но кто эти люди, а тем более что им от него понадобилось, Алексий совершенно не мог взять в толк. Это место не походило на учреждение, которое возглавлял человек, коллекционирующий философов.