Наследницы

Вздохнув, Роузи затушила сигарету и сделала большой глоток виски.
— Я могла бы сделать хорошую карьеру, выступать на лучших подмостках Нью-Йорка, но я все бросила ради любви. — Она криво усмехнулась. — Я была просто молодая дура.
Роузи снова наполнила стакан и, залпом осушив его, продолжила:
— Ах, Ханичайл, в те дни мы с твоим отцом пили французское шампанское, и ты даже представить себе не можешь, сколько оно стоило во времена «сухого закона». С тех пор я никогда не пила такого шампанского.
Роузи снова закурила и продолжала болтать, скорее для себя, чем для Ханичайл:
— Он купил мне пелерину из горностая, такую белую, такую мягкую… — Она дотронулась рукой до щеки, вспоминая, каким нежным был мех. — Господи, каким же красивым он был, каким сексуальным… Я сразу решила, что этот мужчина для меня. Молодой, богатый, сексуальный. Что лучше может желать девушка?
Роузи откинула голову на диванные подушки.
— Мне следовало бы знать, где у меня ловушка, — пьяным голосом заметила она, глядя в упор на Ханичайл. — А у меня их было целых две: ранчо, которое погубило мою жизнь, и моя дочь.
Ханичайл больше не могла слушать мать. Она выбежала за дверь, а за ней следом собака. Засунув руки в карманы и опустив вниз голову, Ханичайл бесцельно бродила по улицам, вызывая удивление редких прохожих: час был поздний, и на каждом шагу девочку подстерегала опасность. Она не знала, куда идти, и брела до тех пор, пока не оказалась на вершине холма, где росло несколько деревьев.
Ханичайл смотрела в черное ночное небо, безлунное и беззвездное. «Здесь нет небес, — думала она, — и отец не может наблюдать за мной. Здесь пустота. Ни единой души. И меня тоже нет на этой земле».
Однообразные дни медленно шли друг за другом. Ханичайл стала отлично успевать в школе, и учитель говорил, что она хороший материал для колледжа.
— Материал для колледжа, — презрительно фыркнула Роузи, когда услышала это. — Скоро ты окончишь школу, — сказала она дочери, — и я найду тебе работу. Даже если ты будешь мыть посуду в салуне, ты будешь приносить домой какие-никакие деньги.
Деньги всегда были на уме у Роузи. Они текли сквозь ее пальцы как вода; она всегда чего-нибудь хотела или воображала, что хотела. А у Ханичайл, по мнению Роузи, не было никакого вкуса. Что бы она ей ни купила — красивые платья в яркий цветочек и с массой оборочек, — та отказывалась носить.
— Послушай, Ханичайл, — как-то спросила Роузи у дочери. — Что слышно от Тома?
Ханичайл настороженно посмотрела на мать. Обычно она никогда не интересовалась ни Томом, ни Элизой.
— Элиза все еще работает в ресторане. Том живет на ранчо. Он одолжил бур у человека, с которым вместе работает, и начал бурить в том месте, где растет зеленая молодая трава. Он думает найти там воду.
«Господи, помоги ему, — молча взмолилась Ханичайл. — Потому что тогда я смогу уехать домой и никогда, никогда не видеть Силвер-Берч-Рентал-Парк».
Роузи небрежно стряхнула пепел сигареты на пол и посмотрела на Ханичайл.
— Том дурак, — сказала она. — На этой земле нет источника. Она мертва, как дронт. И все благодаря тебе, моя дорогая доченька.
Ханичайл вышла на улицу, села на ступеньку и, подперев подбородок руками, стала смотреть на убогий пейзаж. Она ненавидела каждую минуту своей жизни здесь и Роузи. Ханичайл долго сидела, раздумывая, как ей убежать отсюда и вернуться на ранчо, но у нее не было денег, а значит, не было и выхода.
Странно, но на следующий день Роузи пришла домой рано. Действительно рано: около десяти часов вечера.
Ханичайл подняла глаза от учебника, когда дверь открылась и мать вошла в дом. На ее щеках играл румянец, глаза блестели, и Ханичайл подумала, что она снова пьяна. Но на этот раз Роузи была абсолютно трезвая.
Она опустилась на стул напротив, закурила сигарету и сказала:
— Догадайся, кто мне сегодня звонил?
Откинув голову назад, она выпустила изо рта совершенное колечко дыма и улыбнулась.
— Не знаю. Кто? — осторожно спросила Ханичайл.
— Из офиса «Паркер-Грант и Андерсен», их адвокат. Прямо из Сан-Франциско. Вот кто. — Роузи выжидающе смотрела на Ханичайл.
— Зачем он звонил тебе? — спросила она.
— Они позвонили миссис Дэвид Маунтджой, моя дорогая доченька, чтобы сообщить мне, что на нашей земле нашли нефть.
— На ранчо Маунтджой? — удивилась Ханичайл.
— Совершенно верно, детка. На нашем ранчо. Похоже, что Том со своим буром наткнулся на что-то поважнее, чем вода. Он позвонил старику Джону Паркеру-Гранту, но он давно умер. Вместо него с ним говорил мистер Андерсен. Известие понравилось ему, и он уже послал туда команду для исследования. — Роузи радостно рассмеялась. — Они говорят, что под нашей землей лежит огромное богатство, и просят нашего разрешения начать работы. Твоя мамочка наконец станет богатой, девочка. По-настоящему богатой. Как тебе это нравится? Ты только представь себе, я наконец выйду замуж за богатого человека, — сказала Роузи, вынимая бутылку виски из бумажной сумки, которую принесла с собой. — Это дело надо отпраздновать. В чем дело? — спросила она, с подозрением посмотрев на Ханичайл. — Ты что, язык проглотила? Только не говори мне, что ты не рада.
— Конечно, я рада, если это действительно правда.
— Будь уверена, что правда. Завтра в десять часов утра мы должны быть в офисе мистера Андерсена, чтобы подписать бумаги, разрешающие нефтяной компании заняться добычей нефти на нашей земле. И чем скорее мы это сделаем, тем лучше для нас. Так сказал Андерсен. И он прав. О, я уже ощущаю хруст долларов в своем кармане.
Роузи налила в стакан виски и сделала большой глоток.
— Теперь мы будем покупать только дорогие вещи, — сказала она. — Никакой дешевки.
Оставив мать одну пить дальше, Ханичайл вышла на улицу. Сев на ступеньку, она стала думать. А что, если Роузи говорит правду и на ранчо Маунтджой нашли запасы нефти? Они будут богаты, и Ханичайл сможет снова вернуться домой. Наконец.
Позвав собаку, она ушла в ночь. «Наконец я буду счастлива», — думала она, взобравшись на одинокий холм и глядя на полуночное небо, где светила полная луна.
На следующее утро она и Роузи поехали в офис Андерсена подписать бумаги. Мать надела свое лучшее черное платье и маленькую шляпку-колокол с длинным пером, а Ханичайл — юбку из клетчатой ткани и белую блузку, которая была ей тесна.
Их встретил мистер Андерсен, высокий статный мужчина с выпуклыми голубыми глазами и холодными руками. Ханичайл молчала, а Роузи фонтанировала, как нефтяная скважина, без умолку болтая о том, как она счастлива, что после стольких лет страданий на нее свалилось богатство, так как Дэвид Маунтджой оставил ее почти без средств.
— Он не оставил тебя без средств, — сердито заметила Ханичайл. Она сидела в том же кожаном кресле, что и одиннадцать лет назад, когда умер отец и мистер Джон Паркер-Грант сообщил, что хозяйкой ранчо Маунтджой является она, а не Роузи. — Он оставил тебе деньги. Пятьдесят девять тысяч долларов. А ты их все истратила.
— Как ты смеешь, Ханичайл? — возмутилась Роузи, покраснев. — Что ты такое говоришь? Ты же знаешь, что все деньги были потрачены на тебя… на житье… и вообще они исчезают неизвестно куда, не так ли, мистер Андерсен? — Роузи улыбнулась своей очаровательной улыбкой. — Во всяком случае, они потрачены не на меня.
Мистер Андерсен согласно кивнул, затем рассказал им о компании, которая будет заниматься разработкой нефти.
— Она заплатит вам гонорар за разрешение исследовать вашу землю, — сказал он. — Они также сделают необходимые инвестиции, чтобы начать разработку, и если нефть будет найдена, вы получите определенную сумму.
— Когда же мы сможем получить деньги? — прервала его Роузи.
— Сначала надо узнать, есть ли там нефть, — объяснила ей Ханичайл.
— На это может уйти пара месяцев и даже пара лет, — ответил Андерсен.
— Господи, — Роузи недовольно поджала губы, — я планировала купить себе дом и сразу в него переехать.