Тайный меридиан

– Какого черта?.. – начал было он, но тут же умолк, причем с таким похоронным видом, словно ему только что сообщили о смерти близкого родственника. Стоя перед ним, свесив руки по бокам, Кой прикидывал, чем это обернется. Мужчина, хоть и был взбешен, говорил как образованный человек.
На нем был дорогой костюм, галстук и жилет, на ногах – отличная обувь, на левой руке, той, на которой он носил два кольца, блестели очень дорогие часы массивного золота и ультрасовременного дизайна. Кой подумал: каждый раз, как этот тип завязывает галстук, он поднимает килограммов десять золота. Фигура сильная, хороший разворот плеч, спортивный, но, решил Кой, совсем не из тех, кто ввязывается по ночам в драки на улице, у дверей «Клеймора». Он по-прежнему не видел женщину, хотя спиной чувствовал ее взгляд. Надеюсь, она по крайней мере не сбежит и найдет время, чтобы сказать мне спасибо, если мне все-таки не разобьют физиономию. И даже если разобьют. Мужчина в это время повернулся налево и уставился на витрину модного магазина, словно ждал, что оттуда кто-нибудь выйдет и вынесет ему объяснение в сумочке от Армани. В свете фонаря и витрины Кой разглядел, что глаза у него карие; это было немного странно, потому что раньше, на аукционе, они показались ему зеленоватыми. Мужчина повернул голову в другую сторону и посмотрел на витрину с обувью; тут Кой понял, что наличествуют оба цвета, правый глаз был карим, левый – зеленым; все как положено – бакборт и штирборт. Заметил он и кое-что более тревожное, чем цвет глаз: дверца автомобиля, огромного «ауди», была открыта, и в свете фонаря он увидел, что в салоне сидит секретарша и, покуривая сигарету, наблюдает всю сцену; увидел он и шофера, который как раз в этот миг поднялся со своего места и встал у бортика тротуара. Шофер, в отличие от мужчины с хвостиком, элегантным не был, а по лицу его Кой заключил, что и голос у него вряд ли выдает хорошее воспитание: нос перебит, как у боксера, а физиономию словно шили-перешивали несколько раз, причем несколько кусочков пришить позабыли. Цвет же у нее был смугло-зеленоватый, какой-то арабский. Кой вспомнил, что ребят такого покроя он видывал, они служили вышибалами в бейрутских борделях и на панамских танцульках. Эти субъекты имеют обыкновение держать финку в правом носке.
Хорошо все это кончиться не может, подумал он отрешенно. ЗМПМД: Закон «Много получишь и мало дашь». Сломают ему парочку насущно необходимых костей, а девица сбежит, как Золушка или Белоснежка, – Кой всегда путал эти две сказки, потому что там не было кораблей, – и больше он ее никогда не увидит. Но пока она еще оставалась здесь, он чувствовал на себе взгляд ее синих с темными искрами глаз, или нет, наоборот, вспомнил он, темных с синими искрами. Он чувствовал этот взгляд спиной. Есть, пожалуй, какой-то извращенный юмор в том, что сейчас из него вышибут дух из-за женщины, лицо которой он видел всего несколько секунд.
– Зачем вы вмешиваетесь в дело, которое вас не касается? – спросил мужчина с хвостиком.
Вопрос он поставил правильно. Он спрашивал уже без ярости, просто сосредоточенно; да, намного спокойней и даже с любопытством. Так, во всяком случае, показалось Кою, который уголком глаза продолжал следить за шофером.
– Да это же… Бог ты мой, – сказал мужчина, когда понял, что Кой не собирается отвечать. – Убирайтесь отсюда.
Сейчас и она скажет то же самое, решил Кой. Сейчас она выразит согласие с этим типом и спросит, кто звал тебя на их пирушку, и скажет, чтобы я катился подальше и не совал носа, куда не надо. И придется ему с красными ушами бормотать невразумительные извинения, потом дойти до угла, свернуть, и всему конец, к чертям собачьим. Вот сейчас она скажет…
Но она ничего не сказала. Она молчала, как и Кой. Словно ее тут и не было, словно она уже давно ушла; он стоял между ними обоими и молчал, смотрел в разноцветные глаза, которые были перед ним, на расстоянии одного шага и на ладонь повыше, чем его собственные. Он по опыту знал, что молчание действует сильнее, чем слова: кто его знает, что на уме у человека, который не произносит ни слова. Вероятно, мужчина с хвостиком придерживался такого же мнения, поскольку смотрел на него раздумчиво. Наконец Кой решил, что видит неуверенность в его далматских глазах.
– М-да, – сказал мужчина, – что же тут у нас получается… Вот еще защитничек нашелся…
Кой по-прежнему смотрел на него, не произнося ни звука. Если не тянуть, можно еще врезать ему коленом между ног, а потом попытать удачи с арабом.
Вопрос заключается в ней. Вопрос в том, что сделает она.
Мужчина вдруг с силой выдохнул и язвительно, демонстративно усмехнулся.
– Это просто смешно, – сказал он.
Ситуация явно привела его в растерянность. Кой медленно поднял левую руку, чтобы почесать нос; он всегда чесал нос, когда надо было подумать. Коленом, размышлял он. Сейчас скажу что-нибудь, он отвлечется, а я тем временем врежу ему коленом по яйцам. И тогда проблема будет заключаться не в нем, а в арабе.
По улице проехала «скорая помощь» с оранжевыми мигалками. Кой подумал, что скоро потребуется еще одна – для него самого, – и тайком огляделся в поисках чего-нибудь, что можно было бы взять в руку, но ничего подходящего не увидел. Tогда он потянулся к карману джинсов и большим пальцем нащупал связку ключей от пансиона. В конце концов, можно будет вмазать шоферу в рожу этой связкой, как он когда-то врезал пьяному немцу в дверях клуба «Мамма Сильвана» в Специи, когда тот накинулся на него. Этот-то сукин сын уж точно на него накинется.
Мужчина, стоявший перед Коем, поднял руку ко лбу и провел ею по голове, словно приглаживая и без того затянутые в хвост волосы, потом повернулся сначала в одну сторону, потом в другую. На губах у него застыла странная горькая усмешка, и Кой решил, что без улыбки он ему нравился гораздо больше.
– Вы скоро услышите обо мне, – сказал он женщине поверх плеча Коя. – Обязательно услышите.
И сразу же он взглянул на шофера, который сделал несколько шагов по направлению к нему. Словно получив приказ, шофер остановился. И Кой, все время ожидавший удара, напрягшийся всеми мускулами от адреналинового выброса, с облегчением расслабился. Мужчина с хвостиком снова пристально посмотрел на него, будто хотел навсегда запечатлеть его в памяти: роковой взгляд с субтитрами на испанском языке. Он поднял руку с кольцами и наставил на него указательный палец так же, как недавно на женщину, но все же не коснулся Коя. Этим он и ограничился – этот указующий жест был равен угрозе, потом повернулся на каблуках и пошел к машине, словно внезапно вспомнил о назначенной встрече.
И после быстрой смены кадров, которые Кой внимательно просмотрел: взгляд секретарши с заднего сиденья, ее сигарета, описавшая дугу в воздухе перед тем, как упасть на тротуар, дверь, захлопнувшаяся после того, как мужчина сел рядом с секретаршей, последний взгляд шофера, стоявшего у бортика, и этот взгляд был более долгим и многообещающим, чем взгляд его хозяина, потом снова звук захлопнувшейся двери и тихое урчание мотора, – все закончилось. Того бензина – в денежном выражении, конечно, – который эта машина пожирает только чтобы тронуться с места, мне бы хватило на еду дня на два, с грустью подумал Кой.
– Спасибо, – произнес женский голос сзади него.
Вопреки внешности, Кой вовсе не был пессимистом; для того, чтобы стать пессимистом, абсолютно необходимо утратить веру в человечество, а Кой так и родился без этой веры. Он просто созерцал жизнь на суше как спектакль, переменчивый, прискорбный и неизбежный; единственное, к чему он стремился, – это держаться подальше, чтобы свести ущерб к минимуму. Наперекор всему в нем до сих пор еще оставалась некоторая наивность, наивность частичная, относящаяся лишь к тому, что было далеко от его профессии. Четыре месяца, проведенные в сухом доке, не смогли искоренить в нем нажитое за долгую жизнь в море: ту рассеянность, отстраненность и как бы отчужденность, с какой иные моряки относятся к тем, у кого всегда под ногами твердая земля. Вот и он на некоторые вещи смотрел издалека или даже извне, сохраняя простодушную способность удивляться, как удивлялся в детстве, прилипая перед Рождеством к витринам игрушечных магазинов. Правда, теперь он уже был твердо уверен – и эта уверенность порождала в нем не разочарование, а, напротив, облегчение, – что ни одно из бередящих душу чудес ему не предназначено. Его успокаивало сознание, что он не входит в круг избранных, что имя его не значится в ведомости у волхвов. Хорошо, когда ничего и ни от кого не ждешь, когда в любой момент можешь вскинуть совсем не тяжелую дорожную сумку на плечо и отправиться в ближайший порт, не сожалея о том, что оставляешь позади.