Вверх тормашками

Вероника чувствовала, что начинает злиться, однако быстро взяла себя в руки.
— Вы абсолютно правы, — мягко сказала она с трудно завоеванной сдержанностью. — Я должна была сообщить вам еще утром и прошу меня извинить, что не сделала этого. Но я говорю вам сейчас: если бар не может себе этого позволить, то я просто должна буду заплатить из собственных средств. — Вероника почти улыбнулась, когда Куп настороженно заморгал. Но потом он прищурил глаза, словно пытаясь понять, какая ей от этого выгода. — Видимо, мне следовало также сказать вам, что я собираюсь сегодня в агентство по недвижимости Франклина. Я хочу выставить бар на продажу и, честно сказать, надеялась поднять его цену благодаря новому оборудованию. Но я готова установить его даже безотносительно к этому, потому что ухожу отсюда, вся пропахшая табаком, от волос до нижнего белья. Когда я появляюсь дома, этот ужасный запах восходит до небес. Мне совсем не нравится, что Лиззи должна все это вдыхать. Было бы лицемерно внушать ей о вреде курения, если я сама каждый вечер прихожу благоухающая, как пепельница.
Куп анализировал это заявление под всеми мыслимыми углами. Он не смог найти в нем ни единого изъяна, но от этого его доверие к ней не сильно продвинулось. Не больше чем на расстояние, на которое он мог перекинуть ее через себя, как при подаче мяча во время игры. Он слегка повел бровью.
— Так-так, Слива в сахаре. Собираетесь взять деньги, а потом сбежать?
— Нет, Альфонс Желтокожий. Я собираюсь взять деньги, чтобы сделать вложение в трастовый фонд на имя Лиззи. Но во второй части вашего предположения вы правы. Как только бар будет продан, я забираю Лиззи — и делу конец. И пока мы станем выезжать за пределы города, что займет не более пяти минут, я даже не оглянусь.
Она собирается увезти Лиззи? Куп был не в восторге от этой идеи. В таком случае его племянница будет поражена в правах. Девочка должна иметь возможность вернуться, как только Эдди будет реабилитирован. Но едва ли сейчас можно было говорить об этом, поэтому Куп ограничился коротким поклоном.
— Ну что ж. Хорошо, что вы пока еще не уклоняетесь от своих обязательств перед «Тонком».
— Вообще-то в связи с этим возникает еще один вопрос. — Вероника стояла прямая, как шомпол, отведя назад плечи, высоко подняв свой изящный подбородок. — Вчера я допустила оплошность, опрометчиво позволив вам устанавливать мне график. Я отнюдь не против работать каждый день, но не рассчитывайте, что я буду начинать раньше девяти.
Боже праведный! Это еще что такое? В свое время он муштровал инструкторов, но у них не было и половины ее самонадеянности. Глядя на этот упрямый маленький подбородок и холодные зеленые глаза, Куп испытал сильнейший порыв потрепать ее слегка, чтобы убрать с ее лица этот надменный взгляд. У нее был чертовски опрятный вид, с ее блестящими черными волосами. Они были уложены так аккуратно и гладко, что ни одна прядка не нарушала строгого порядка этой несомненно дорогой стрижки. В голове моментально возник образ Вероники такой, как этим утром. Вся взъерошенная со сна, будто только что выскочила из кровати после бурных и жарких утех.
Эх, дали бы ему двадцать минут — и она действительно бы так и выглядела. От этих мыслей тело его тотчас пришло в боевую готовность. Черт, откуда это? Вероятно, просто одна из тех реакций мужчины на женщину, которая пытается диктовать свои условия. Если ее нельзя поколотить, так покатайте ее под одеялом, пока она поймет, кто из вас двоих хозяин.
Но ему не было надобности утверждать свои законы через секс, как это ни было соблазнительно. Он являлся здесь управляющим, и никаких других полномочий ему не требовалось.
— Вы как маленький кадровый генерал о четырех звездах [6], не правда ли? — Он притронулся к ее волосам и, отщипнув тоненькую прядку, переместил ей на щеку. Губы его скривились в насмешливой улыбке, когда Вероника шлепком отбросила его руку в сторону и нетерпеливым жестом водворила прядь на прежнее место. Куп засунул руки поглубже в карманы, стараясь не замечать ощущения, которое, казалось, пристало к кончикам пальцев после прикосновения к тем гладким шелковистым волосам. — Но график здесь устанавливаю я, моя сладкая, — сказал он, зафиксировав на лице выражение, говорившее: «Не надо закручивать гайки». — И если вы будете нужны мне в «Тонке» до девяти, вы как миленькая будете приходить к этому времени, черт побери!
— Вы так думаете? — Вероника распрямилась и с вызовом посмотрела ему в лицо, готовая померяться силами. — Прекрасно, Блэксток. Хочу сообщить вам одну вещь. Вы можете бить себя в грудь и рвать на себе волосы с таким же успехом, как ждать от быка молока.
— От козла, — поправил ее Куп. Когда Вероника взглянула на него с искренним недоумением, он пояснил: — В пословице говорится: «Ждать от козла молока».
— От быка или от козла — какая разница, — сказала Вероника. — Все равно я не собираюсь приходить раньше девяти, за исключением особо срочных случаев. — Куп был удивлен, когда она вдруг слегка поникла и пропустила пальцы сквозь волосы. Между ее тонкими черными бровями пролегла тревожная морщинка. — Сейчас Лиззи больше чем когда-либо нуждается в стабильности. Теперь, когда Кристл м…мертва, а ее отец в бегах, я единственная, кто у нее остался. За исключением какого-то дальнего родственника. Мне не известно, кем он приходится Эдди. Кажется, это его сводный брат или что-то в этом роде. Но я даже не знаю его имени, не говоря уж о том, как с ним связаться. Но этот человек, очевидно, совсем не беспокоится о девочке, иначе бы он приехал поинтересоваться, как она живет.
Куп поморщился, но Вероника уже отодвинула в сторону свое утверждение как что-то несущественное.
— Надо признаться, что я ничего не смыслю в родительских делах, — продолжала она. — Но мне кажется, самое важное, что я должна для нее сделать, — это как можно больше времени быть с ней. Я хотела найти специалиста, кто помог бы ей как-то примириться с тем фактом, что ее отца обвиняют в убийстве ее матери. Но детского психолога в Фоссиле днем с огнем не сыщешь. Я не смогу отправиться на работу, пока не уложу Лиззи спать, — сказала Вероника. Ее подбородок проделал поступательное движение вверх, когда она подстроила свой решительный взгляд вровень с глазами Купа. — Вы сами знаете, Купер, что до девяти в баре редко бывает много работы.
— Хорошо.
Вероника растерянно заморгала.
— Оказывается, все так просто, — сказала она, потом подозрительно прищурила глаза. — Но почему тогда это вызывает у меня такое ужасное недоверие?
— Вы меня чертовски озадачили, Душистый Горошек. Если вам от этого будет лучше, я согласен. Вы привели веские аргументы. Поскольку дело касается ребенка, у меня не будет возражений. Давайте, раз вы так напористы. Но очень скоро вам придется подыскивать себе нового управляющего. Быстрее, чем вы успеете произнести: «Секс на пляже».
— Почему я должна это произносить? Ах да! Это название коктейля?
Куп лишь удостоил ее взглядом из-под тяжелых век. Она незамедлительно рассердилась — и его губы растянулись в удовлетворенной ухмылке.
Тогда Вероника демонстративно улыбнулась, да так любезно, что это затмило все предупредительные сигналы и усыпило его бдительность.
— Раз вы такой разумный, мне, вероятно, тоже следует вас проинформировать кое о чем. Я собираюсь навести о вас справки.
Он-то думал, что, возможно, имел о ней неверное мнение. Но это сногсшибательное заявление, подобно разорвавшейся бомбе, вмиг разрушило его фантазии.
— В полиции? — спросил Куп. — Что за чертовщину вы несете! — Куп шагнул вперед, угрожающе надвигаясь на нее.
Вероника откинула голову назад и посмотрела ему прямо в глаза.
— Я буду с вами откровенна, Купер. По правде сказать, я не верю всерьез, что вы можете обидеть Лиззи. Но, судите сами, вы, посторонний мужчина, живете в одном доме с шестилетней девочкой. Будь я проклята, если позволю себе рисковать ее безопасностью. Я скорее кишки себе выпущу! И поэтому говорю вам прямо, я должна удостовериться, что вы никогда не были под стражей. Если я выясню, что вас арестовывали, вы окажетесь на улице. И ваш договор о найме жилья полетит к черту, не успеете вы и глазом моргнуть.