Лев в долине
– Рамсес! – гаркнул Эмерсон. Красноречие сына дало ему время отдышаться. – Марш в свою комнату! И закрой за собой дверь.
Рамсес немедленно исчез, но настроение было уже испорчено. Эмерсон смущенно кашлянул и потянулся за бритвенным прибором.
– Придется подумать о надзирателе для Рамсеса, – буркнул он. – То есть я хотел сказать, что пора приставить к нему гувернантку...
– Нет, именно надзирателя! – Я присела за туалетный столик в надежде соорудить из взъерошенных волос подобие великосветского пучка. – Если помнишь, я предлагала взять с собой слугу, но ты воспротивился.
– Нельзя было разлучать беднягу Джона с невестой, – промычал гуманист Эмерсон, взбивая кисточкой пену в чашке и намыливая щеки. – Ничего, вот доберемся до Дахшура, а там заставим Селима вспомнить его прошлогодние занятия.
– От Селима и в прошлом году было не много толку. Я помалкивала, чтобы его не обидеть, но с ним Рамсес был совершенно неуправляем. Да что там, вместо того чтобы охранять Рамсеса, Селим превратился в его сообщника! Рамсесу нужен толковый наставник. Пока что у него очень одностороннее образование. Да, он расшифровывает египетские иероглифы так же запросто, как обычный ребенок его возраста читает по-английски, зато у него крайне поверхностное представление о науках, а в истории своей великой нации он вообще ничего не смыслит.
– Почему? Например, ему не чужда зоология. Он все время подбирает бродячее зверье...
– Я говорю о физике, астрономии...
Эмерсон презрительно фыркнул, забрызгав пеной все зеркало.
– Никак не постигну, какая разница, что вокруг чего вертится – Земля вокруг Солнца или наоборот? Лучше не загружать мозги всякими глупостями.
– Сдается мне, Эмерсон, ты не сам придумал эту невежественную сентенцию.
– Несомненно, то же самое тебе скажет любой благоразумный человек. Не беспокойся за образование Рамсеса, Пибоди! Он и так проживет.
После этого легкомысленного заявления Эмерсон молча провел по щеке зловеще посверкивающей бритвой. Разумеется, я осталась при своем мнении, но решила промолчать, дабы избежать несчастного случая. Только когда бритва оказалась на безопасном от горла моего супруга расстоянии, я с нажимом вопросила:
– Значит, мы уезжаем завтра утром?
– Да, если это тебя устраивает, дорогая.
– Совершенно не устраивает! Сначала мне надо закончить несколько дел...
Эмерсон возмущенно обернулся и погрозил мне бритвой.
– Ты имеешь в виду эту дамочку Девоншир?
– Дебенхэм! Неужели такая уж трудная фамилия? Я действительно хотела дать мисс Дебенхэм несколько добрых советов – тех самых, которые она наверняка услышала бы от своей матушки, будь та жива. Что ж, придется сделать это сегодня вечером.
– К черту!
– Поторопись, Эмерсон. В «Мена-Хаус» будет столпотворение: пирамиды при лунном свете – популярное зрелище. – Я сумела-таки собрать непослушные волосы в аккуратный узел. – Но дела, о которых я обмолвилась, – это покупки. Уверена, ты приобрел далеко не все, что мне потребуется.
– Напрасно ты так уверена. Я даже накупил этих чертовых микстур, примочек и пластырей, которыми ты вечно мучаешь аборигенов.
– А как насчет чаш для причастия?
– Причастие?.. Знаешь, Пибоди, я еще готов терпеть, когда ты изображаешь из себя лекаря, но если вдобавок ты займешься причащением и отпущением грехов, я взбунтуюсь. Это идет вразрез с моими принципами: не потерплю у себя под носом нелепых суеверий! Но проблема не только во мне. Что на это скажет англиканская церковь?
– Все бы тебе шутить, Эмерсон! Ты ведь отлично знаешь, что я хочу заменить те, которые Гений Преступлений украл из церкви в Дронкехе в прошлом году. Деревенский староста был так безутешен, что мое сердце дрогнуло. Раз мы не в состоянии вернуть оригиналы, попробуем хотя бы утешить его новыми. Ты наверняка не приглядел на рынке ничего подходящего?
– Древнюю религиозную утварь христиан-коптов нелегко найти даже на каирских базарах. Да и зачем зря тратить время? Захватила бы из Лондона комплект тазиков для ванны, и дело с концом.
Я проигнорировала это нечестивое замечание, ибо давно знакома с презрительным отношением мужа к религии. Но когда он взялся за брюки, я не стерпела:
– Только не эти драные штаны, Эмерсон! Я приготовила твой вечерний костюм. Ведь твид...
– ...самый подходящий материал для восхождения на Великую пирамиду, Пибоди! Или ты хочешь, чтобы я испортил свой единственный вечерний наряд?
– Восхождение на пирамиду? В темноте?
– Нынче полнолуние, как тебе хорошо известно. При таком освещении с вершины пирамиды Хеопса открывается фантастический вид. Я задумал это как сюрприз для тебя, моя дорогая, но если ты предпочитаешь разодеться в пух и прах, как та юная пассия Каленищеффа, – что ж, изволь... Странно, как дамам в таких пышных юбках удается оставаться на грешной земле. Кажется, малейший порыв ветра – и они взмоют в воздух.
Его доводы показались мне логичными. Чтобы не воспарить, я решила одеться попроще – в рабочие брюки винного цвета и бело-кремовый жакет в клетку. Ансамбль дополнял мой неизменный зонтик. Без него я шагу не ступлю. Это самый полезный предмет, созданный человеческим гением. В данном случае я собиралась использовать его в качестве трости, так как среди развалин в окрестностях пирамид можно запросто свернуть шею. Тем не менее критику платья мисс Дебенхэм я не могла оставить без внимания.
– Подобно всем мужчинам, ты, Эмерсон, лишен чувства стиля. Хотя молодая особа, конечно, могла бы одеваться поскромнее. Надо будет узнать, где она...
Эмерсон прервал меня властным поцелуем, после чего проговорил:
– Ты обойдешься и без искусственных прикрас, Пибоди. Больше всего тебе идет теперешний легкий наряд, обгоревший нос и волосы дыбом. Еще лучше, когда на тебе вообще нет...
Я зажала ему ладонью рот, чтобы не прозвучал конец фразы, потому что снова чувствовала жжение в затылке – Рамсес был тут как тут.
– Теперь я могу войти, папа? – невинным голосом вопросил наш сын.
– Входи, – разрешила я, отшатываясь от Эмерсона.
– Что мне надеть, мама? – так же кротко осведомился Рамсес.
– Пожалуй, черный бархатный костюмчик.
Лицо Рамсеса редко выражает какие-либо эмоции, однако на сей раз его исказила страдальческая гримаса. Черный бархатный костюм неизменно будит в нем бунтарский дух. Ума не приложу, почему Рамсес его так ненавидит. По-моему, черный бархат в сочетании с кружевным воротником и гофрированной рубашечкой – вполне подобающий наряд для восьмилетнего отрока. Хотя, должна признать, Рамсесу, с его грозным профилем и черными кудрями, больше пошло бы одеяние помужественнее.
В следующую секунду я представила, во что превратится выходной костюм после карабканья на пирамиду, и разрешила ему одеться по собственному усмотрению. Увы, моя надежда, что Рамсес из духа противоречия выберет черный бархат, не оправдалась.
Глава вторая