Проклятье фараона
– Ну нам-то церемонии ни к чему, профессор, – заголосила она, да так оглушительно, что обернулись даже те посетители, которые из вежливости отвели глаза при ее появлении. – Ах, профессор... Вернее... Могу я звать вас Сет-нахте?
– С какой это стати, черт возьми? – изумился Эмерсон.
– О-о-о! Не помните?! – Ростом мадам почти не уступала моему мужу, к тому же придвинулась так близко и дышала так яростно, что у него волосы встали дыбом. – Не всем дано помнить, кем они были в прошлых жизнях. Но вы-то... Я была царицей Та-весерет, а вы – моим возлюбленным!
– Ничего себе! – Эмерсон попытался выдернуть руку. Не тут-то было. Мадам прилипла намертво, силой же ее бог не обидел.
– Мы правили в древнем Васете! – не унималась мадам Беренжери. – Но сначала... сначала мы убили Рамзеса, моего никчемного мужа!
Эмерсона бесят исторические ошибки.
– Позвольте, – возмутился он, – уж Рамзес точно не был мужем Та-весерет, а что касается Сет-нахте, то нет никаких свидетельств его связи с...
– Убили! – возопила мадам Беренжери. Эмерсон отшатнулся. – Убили! И искупали этот грех все доследующие жизни! Но наша страсть... Ах, Сет-нахте! Как мог ты забыть?!
Клянусь, век буду веселиться, вспоминая то выражение лица, с которым Эмерсон разглядывал предмет своей древнеегипетской страсти. Но в тот момент мадам уже начала действовать мне на нервы. Поймав умоляющий взгляд мужа, я решила вмешаться.
Без зонтика я никуда не выхожу. Полезнейшая вещь, читатель, примите на вооружение! У меня их целая коллекция. Рабочий, например, – внушительных размеров, из прочного черного бомбазина, со стальным наконечником и массивной рукоятью. На встречу с леди Баскервиль я прихватила зонтик в тон платью, с виду вполне дамский и элегантный, но в умелых руках способный превратиться в грозное оружие. Эту вещицу я ненароком и уронила на слоновью ножку. Мадам Беренжери взвизгнула и отпустила руку Эмерсона. А нам с зонтиком только то и требовалось.
– Ох, простите! Я такая неуклюжая!
Вот когда мадам удостоила меня взглядом!
Обведенные черной тушью дряблые веки придавали ей трагический вид человека, перенесшего хорошую трепку. Да и сами глаза производили незабываемое впечатление. То ли бледно-голубая, то ли грязно-серая радужная оболочка почти сливалась с белками. Зрачки крохотными злыми точками плавали в мутном желе. Словом, более отвратительное зеркало души трудно себе представить. А пронзительность и ядовитая интеллектуальность взгляда не оставляли сомнений, что, во-первых, я нажила себе врага, а во-вторых, что в фокусах мадам таится некий загадочный расчет.
Воспользовавшись удобным моментом, леди Баскервиль напомнила об ужине, жеманно протянула руку Вандергельту, а я подхватила под локоть злополучного любовника Та-весерет (бедняжка все еще ошарашенно хватал ртом воздух). Саму же царицу оставили на попечение дочери, так что дамам пришлось замыкать процессию. В обеденной зале нас уже ждал накрытый стол, из-за которого и возникла очередная заминка. Стоит ли уточнять, кто оказался в центре внимания?
– Шесть приборов! – фыркнула мадам Беренжери, грузно плюхнувшись в ближайшее кресло. – Разве Мэри не предупредила вас, леди Баскервиль, что я жду к ужину своего юного поклонника?
Заявление из разряда тех, от которых у собеседников отпадают челюсти. Что, собственно, и случилось. Мертвенно-бледная от ярости, леди Баскервиль кивком подозвала метрдотеля. Пока она отдавала распоряжения, я не стала зевать и вопреки всем правилам усадила Эмерсона между собой и хозяйкой. Вандергельту ничего не оставалось, как занять место рядом с мадам Беренжери. Своим появлением мадам смешала нам все карты – то бишь нарушила симметрию компании, так что за столом оказалось неравное количество дам и джентльменов. Кресло, пока еще пустующее в ожидании «юного поклонника», втиснули между мной и мисс Мэри. За суматохой с местами я как-то упустила самое главное и даже не поинтересовалась – что за птица этот кавалер мадам Беренжери? Можете представить мое изумление при виде знакомых веснушек, широченной улыбки и пылающей ирландской шевелюры!
– Приношу глубочайшие извинения, леди Баскервиль, – расшаркался мистер О'Коннелл. – Дела задержали. О-о, какое счастье! Сколько друзей за одним столом! Это мое место? Благодарю, благодарю, о лучшем не мечтал, и точка! – Он уселся в свободное кресло и закрыл наконец рот – только для того, чтобы снова рассияться до ушей.
Заметив, как тотчас набычился Эмерсон, я безжалостно опустила ногу на его ботинок и повернулась к ирландцу.
– Вот уж не ожидала увидеть вас здесь, мистер О'Коннелл. Надеюсь, вы не сильно пострадали?
– Пострадал? – вскинулась Мэри. Громадные бархатные очи тревожно округлились. – Когда? Мистер О'Коннелл, вы мне ничего не говорили...
– А-а, пустяки! – беззаботно отмахнулся «юный поклонник» ее родительницы. – Подумаешь, поскользнулся на лестнице. Как любезно с вашей стороны, миссис Эмерсон... – он сощурился, из уголков глаз разбежались смешливые морщинки, – вспомнить об этой мелкой неприятности.
– Мелкой, говорите? Что ж, раз вы так считаете... – Я изо всех сил давила на ботинок Эмерсона. Тот и возил ногой по полу, и выворачивал, а сбросить гнет не мог.
Глаза мистера О'Коннелла сияли младенчески невинной голубизной.
– Для меня, конечно, мелкой, дорогая миссис Эмерсон. И точка. Разве вот только для моего босса...
Вокруг стола уже суетились официанты, разливая по тарелкам прозрачный суп. Ужин начался. А с ним и застольные беседы. Все приглашенные разбились по парам, мне же – премного благодарна мадам Беренжери – даже не с кем было поговорить. Впрочем, я и не жалела. Уткнулась взглядом в тарелку и между делом прислушивалась ко всем по очереди. Ох и увлекательное занятие, должна признаться! Но главное – весьма поучительное.
Молодые люди, оказывается, были на дружеской ноге. Я, правда, сразу заподозрила, что мистер О'Коннелл испытывал к девушке несколько более теплое чувство, нежели дружба: он не сводил с мисс Мэри глаз, а в голосе появились типично ирландские, ласковые, убаюкивающие нотки. Юная красавица благосклонно принимала эти знаки внимания, но и только. Ее собственное сердце молчало.
Глядя на мадам Беренжери, менее проницательный человек решил бы, что почтенная матрона с головой ушла в описание своего страстного романа с Сет-нахте. (Благо слушатель попался безропотный. Мистер Вандергельт, похоже, смирился с судьбой и только безостановочно кивал.) Но меня-то не провести! Мадам не выпускала молодежь из поля зрения и в какой-то миг неожиданно гаркнула, оборвав очередной комплимент О'Коннелла. Мистер Вандергельт получил долгожданную свободу. Поймав мой взгляд, он беззвучно изобразил облегчение и присоединился к беседе Эмерсона с леди Баскервиль.
Усилиями моего мужа разговор здесь не выходил за рамки археологии. Леди Баскервиль, разумеется, из кожи вон лезла, пытаясь отклониться от основной темы. В ход шли и трепещущие ресницы, и томные вздохи, и многократно повторенная благодарность старому другу за то, что он так по-рыцарски пришел на помощь одинокой вдове. Эмерсона, к счастью, женскими штучками не проймешь. Бесчувственный субъект знай себе расписывал наш план раскопок.
Надеюсь, вы не думаете, что я могла позабыть о главном? Уверена, что нет! Ведь дело об убийстве лорда Баскервиля из тренировки для интеллекта превратилось в животрепещущую проблему! Возможно, к происшествию с кинжалом в «Шепард-отеле» действительно был причастен мистер О'Коннелл (хотя я в этом сомневалась). А валун, едва не прикончивший Эмерсона, возможно, действительно рухнул не без помощи негодяя Хабиба. Возможно.Но меня мучило ощущение неразрывной и зловещей связи между этими двумя случаями. Убийца сэра Генри теперь избрал мишенью Эмерсона. Могла ли я успокоиться, когда жизни моего мужа ежесекундно угрожала опасность? Да ни за что! Я просто обязана была изобличить преступника. И чем скорее, тем лучше.
Конечно, все время говорить об убийце как о мужчине – с моей стороны непростительная ошибка. Смертельный удар (на лорде Баскервиле, правда, не было ни единой царапины, но ведь как-тоего убили!) вполне могла нанести и женская рука. Скажу больше – сидя за столом и вглядываясь в своих сотрапезников, я поняла, что более подозрительной компании в жизни не встречала.