Послушник дьявола
— Они, без сомнения, знали, как ведут обжиг. Там с подветренной стороны есть поддувало для тяги. Кучу хотели сжечь совсем. Только они перестарались. Поддувало, наверное, было закрыто, пока огонь хорошо не разгорелся, а потом его открыли и так и оставили. Тяга была очень сильной, и наветренная сторона только тлела, а остальное горело. За этими штуками надо присматривать день и ночь.
Мэриет стоял в стороне, возле того места, где были привязаны лошади, и с бесстрастным лицом наблюдал, как работают остальные. Он видел, что Хью пересек полянку и подошел к месту, где в высокой траве виднелись три продолговатых бледных пятна — следы от поленницы дров. Два пятна, как и сказал Марк, были более яркими, новая поросль там уже пробивалась к свету сквозь слой прошлогодней травы. Третье, от поленницы, дрова с которой стали счастливым трофеем для обитателей приюта святого Жиля, было бледным и плоским.
— Сколько времени нужно, чтобы осенью трава вот так проросла? — спросил Хью.
Кадфаэль подумал, потыкал носком сандалии в мягкую подстилку из старой травы:
— Недель восемь-десять, наверное. Трудно сказать. И пеплу, разнесенному ветром, столько же времени. Марк прав, жар достиг деревьев. Если бы почва не была такой твердой и голой, огонь подобрался бы к самому лесу, но тут нет толстого слоя корней и палых листьев, и распространиться огонь не смог.
Они вернулись к недогоревшей куче. Покрывавшие ее земля и листья были сняты и лежали в стороне, видны были поленья, почерневшие, но сохранившие форму. Сержант и его помощники отложили инструменты и стали вручную разбирать поленья, одно за другим, откладывая их подальше, чтобы не мешали.
Дело двигалось медленно; Мэриет стоял и смотрел на работающих, не шевелясь и не произнося ни слова.
Они трудились уже почти два часа, когда из дровяного гроба по частям стал появляться мертвец. Он лежал близко к проходившей по центру «трубе» с подветренной стороны, где пламя было очень сильным и разрушительным — от одежды уцелели лишь мелкие клочки материи. Однако огонь распространился слишком быстро, и мышцы на костях и даже волосы на голове покойника сгореть не успели. Люди Хью старательно счистили с мертвеца уголь, золу и куски полусгоревшего дерева, но сохранить его целым все равно не удалось. Обрушиваясь, поленья ударили по суставам, и скелет развалился; пришлось собирать кости по одной и складывать на траву, пока не собрали всего человека, за исключением, может быть, косточек пальцев и кисти, которые надо было искать, просеивая золу. Над почерневшей изуродованной частью черепа, которая некогда была лицом, виднелась макушка, а вокруг нее несколько клочков и прядей каштановых, коротко остриженных волос.
Но с покойником в костер положили и его вещи. Металл очень стойкий материал. Серебряные пряжки на сапогах хоть и почернели, но сохранили форму, которую придал им умелый мастер. Здесь была и половина скрутившегося от огня узорчатого кожаного ремня, тоже с серебряной пряжкой, большой, искусно выполненной, и с серебряными украшениями на коже. Был и длинный обрывок потемневшей серебряной цепи, на которой висел серебряный крест, инкрустированный, очевидно, полудрагоценными камнями, теперь, правда, почерневшими, растрескавшимися и покрытыми грязью. А один из людей Хью, просеивая золу, собранную рядом с телом, выложил для обозрения фалангу пальца с болтающимся на ней кольцом — плоть сгорела. В кольцо был вставлен большой черный камень с выгравированным на нем узором, в котором сквозь забившуюся золу можно было распознать крест. Между рассыпавшихся, почти дочиста обгоревших ребер нашли и еще одну вещь — наконечник стрелы, которой был убит этот человек.
Хью долго стоял над останками, хмуро глядя на них. Потом он повернулся туда, где на краю площадки, по-прежнему молча выпрямившись, ожидал Мэриет.
— Спустись сюда, спустись и посмотри, может, ты сможешь нам помочь. Нам нужно имя убитого. Посмотри, вдруг ты случайно знаешь его.
Мэриет, бледный, подошел ближе, как ему было приказано, и стал смотреть на то, что было разложено на земле. Кадфаэль держался в сторонке, но не очень далеко, смотрел и слушал. Хью приходилось выполнять свою работу, сдерживая обуревавшие его чувства, и результатом этого была некоторая жестокость в обращении с Мэриетом, отчасти преднамеренная. Ведь теперь почти не оставалось сомнений в том, кто был этот мертвец, лежавший перед ними, и очевиднее стали узы, связывавшие его с Мэриетом.
— Видишь, — проговорил Хью спокойно, но холодно, — у него была тонзура, каштановые волосы, и, судя по костям, он был высокого роста. Сколько ему могло быть лет, Кадфаэль?
— Он прямой, годы еще не изуродовали его. Молодой человек. Лет тридцать, вряд ли больше.
— Священник, — продолжал Хью безжалостно.
— Судя по кольцу, кресту и тонзуре — да, священник.
— Ты понимаешь ход наших мыслей, брат Мэриет. Знал ли ты такого человека, исчезнувшего в здешних краях?
Мэриет по-прежнему смотрел вниз, на безмолвные останки того, что было человеком. Его глаза на побледневшем, как мел, лице казались огромными. Он проговорил ровным голосом:
— Я понимаю вас. Но я не узнаю этого человека. И кто бы мог теперь узнать его?
— Не по лицу, конечно. Но может, по вещам? Крест, кольцо, даже пряжки, — это можно запомнить, если тебе встретился священник, такой молодой, с такими украшениями? Скажем, как гость в твоем доме?
Мэриет поднял глаза, они на мгновение вспыхнули зеленым огнем, погасли, и он проговорил:
— Понимаю. Действительно, один священник приезжал в дом моего отца и оставался ночевать, это было несколько недель назад, до того, как я пришел в монастырь. Но он уехал на следующее утро, и направлялся он на север, в другую сторону. Как он мог очутиться тут? И как могу я или как можешь ты отличить одного священника от другого, если с ним случилось такое?
— А крест? Кольцо? Если бы ты мог уверенно сказать, что это не тот человек, ты бы очень помог мне, — вкрадчиво проговорил Хью.
— Мое положение в доме отца было таким, что я не мог сидеть близко к почетному гостю, — с горечью ответил Мэриет. — Мне доверили только отвести на конюшню его коня — я уже под клятвой говорил это. А поклясться, что это его драгоценности, я не могу.
— Найдутся другие, кто сможет, — хмуро заявил Хью. — Что же касается лошади, я видел, как тепло вы встретились. Ты правду сказал, что умеешь обращаться с лошадьми. Если бы потребовалось увести коня миль на двадцать или больше от места, где всадник встретил свою смерть, кто бы это сделал лучше тебя? Под седлом или в поводу, он бы не причинил тебе хлопот.
— Я не касался этого коня, кроме как в тот вечер и на следующее утро, и увидел снова, только когда ты привел его в аббатство, — сказал Мэриет. Лицо юноши от гнева залилось краской, но голос оставался ровным и твердым — он держал себя в руках.
— Ладно, давайте сначала выясним, как звали нашего мертвеца, — проговорил Хью и еще раз обошел разбросанную кучу, вглядываясь в сор и грязь на земле, в поисках какой-нибудь мелочи, которая помогла бы найти ответ. Его внимание привлекли остатки кожаного ремня — обгоревший конец с пряжкой и почерневший кусок кожи, длиной как раз от пояса человека до бедра.
— Кто бы ни был этот парень, на поясе у него висел меч или кинжал, вот и петля ремешка. Скорее кинжал, для меча ремень слишком тонкий и изящный. Но самого кинжала нет. Наверное, он где-то здесь, в этом мусоре.
Они еще час ворошили граблями обломки, но больше не нашли ничего — ни кусочка металла, ни обрывков одежды. Когда Хью уверился, что дольше искать бесполезно, он велел кончать работу. Найденные кости, кольцо и крест аккуратно завернули в полотно, а потом в одеяло и, взяв с собой, поехали в приют святого Жиля. Там Мэриет сошел с лошади и остановился, молча ожидая распоряжений помощника шерифа.
— Ты остаешься здесь, в приюте? — спокойно спросил Хью, глядя на юношу. — Аббат послал тебя сюда на служение?
— Да, милорд. Пока меня не призовут в аббатство, я буду здесь. — Это было произнесено не как простая констатация факта, а со значением, подчеркнуто, словно он, Мэриет, ощущает себя уже давшим обет и его удерживает здесь не только долг повиноваться, но и собственная воля.