Послушник дьявола

Сам Кадфаэль тоже слышал страдальческие вскрики, на этот раз приглушенные, слышал боль и отчаяние в голосе Мэриета и пришел к заключению, что причина происходящего, несомненно, была земной. Однако неудивительно, что неопытные юнцы, доверчивые и суеверные, боялись и думать иначе.
Все это происходило в середине октября, в тот же день, когда каноник Элюар из Винчестера, сопровождаемый секретарем и конюхом, на пути из Честера на юг остановился отдохнуть пару дней в Шрусбери. Решение его было продиктовано отнюдь не религиозной политикой или простой учтивостью, а тем фактом, что в стенах обители святых Петра и Павла находился послушник Мэриет Аспли.
 
Глава третья
Каноник Элюар был известен как человек очень образованный, имел несколько ученых степеней, причем часть их была получена во Франции. Благодаря своей учености и широкому кругозору Элюар снискал расположение епископа Генри Блуа, и тот сделал каноника самым приближенным изо всех священнослужителей, окружавших его. Перед отъездом во Францию влиятельный прелат доверил Элюару большую часть своих сложных дел.
Брат Кадфаэль стоял слишком низко на иерархической лестнице, чтобы быть приглашенным к столу аббата, когда тот принимал гостей ранга каноника Элюара. Кадфаэль воспринимал это спокойно, тем более, что информацию обо всем происходящем в мире он все равно получал из первых рук: в отсутствие шерифа Хью Берингар, само собой разумеется, должен был присутствовать на всех встречах, где обсуждались вопросы политики, ну а затем он в точности передавал все, что ему показалось важным, Кадфаэлю, своему второму «я».
Проводив каноника в отведенные ему покои монастырского странноприимного дома, Хью, зевая, отправился в сарайчик Кадфаэля.
— Замечательный человек! Неудивительно, что епископ Генри ценит такого. Ты видел его, Кадфаэль?
— Видел. Я случайно оказался во дворе, когда он прибыл. — Перед мысленным взором Кадфаэля возник крупный, представительный мужчина, который, несмотря на свою дородность, ездил верхом не хуже любого егеря, причем с самого детства; в зрелые годы стал воином; тонзура в густых волосах на круглой тяжелой голове, щеки выбриты до синевы. Шитая по последней моде, но строгая одежда; единственные драгоценности — крест и кольцо, но зато это были подлинные произведения искусства. Внушительная челюсть и властный взгляд, проницательный, исполненный достоинства. — А что он делает в наших краях, теперь, когда его епископ уехал на континент?
— То же, ради чего его епископ отправился в Нормандию, — добивается помощи у каждого, кто может ее оказать, пытается найти путь спасти Англию от окончательного раздробления. Пока Генри во Франции ищет поддержки короля и герцога, ему непременно следует знать намерения графа Ранульфа и его брата. Они ведь не скрывают, что встречались летом, и, наверное, именно поэтому епископ Генри перед самым отъездом во Францию послал своего человека на север выразить почтение обоим и уверить их в своем расположении. Посланцем был один молодой многообещающий священник из ближайшего окружения епископа, Питер Клеменс. И Питер Клеменс не вернулся. Это могло означать что угодно, но время шло, ни слова от него, ни слова от тех двух на севере, и каноник Элюар начал беспокоиться. На юге и на западе наступило небольшое затишье, обе стороны выжидают и следят друг за другом, вот Элюар и решил лично отправиться в Честер и выяснить, что там делается и что стало с посланцем епископа.
— И что же с ним стало? — хмыкнул Кадфаэль. — Сейчас, похоже, его милость опять направляется на юг, к королю Стефану. Так как же его встретили в Честере?
— Очень тепло и с таким почтением, какое только может душа пожелать. Если я не ошибаюсь, каноник Элюар, как бы лояльно он ни относился к стараниям епископа Генри установить мир, скорее склоняется на сторону короля, нежели императрицы, и сейчас он возвращается в Вестминстер, чтобы уговорить Стефана ковать железо, пока горячо, лично поехать на север да предложить Честеру и Румэйру что-нибудь лакомое, подкрепить тем самым их расположение. Один-два манора и красивый титул — Румэйр уже сейчас фактически граф Линкольна, так почему бы ему не называться так официально, — и позиция короля может укрепиться. Во всяком случае, Элюар, кажется, считает так. Эти двое доказывали свою преданность много раз. Жена Ранульфа — дочь Роберта Глочестерского, однако сам Ранульф тихо сидел дома, когда год или два назад Роберт привез сюда свою царственную сестрицу и собирался начать войну. Так что, похоже, каноник вряд ли мог быть более удовлетворен тем, что там увидел, это ясно. Но почему это стало ясно только сейчас, почему об этом не поведал месяц назад не вернувшийся из поездки Питер Клеменс… Все очень просто! Этот парень туда не доехал, и в Честере так и не узнали, с какой миссией послал его епископ Генри.
— Пожалуй, отсутствие ответа от них можно объяснить и так, — серьезно проговорил Кадфаэль, внимательно глядя на мрачное лицо своего друга. — И куда же Клеменс сумел добраться?
В раздробленной Англии было достаточно ставших совсем дикими мест, где человека могли убить ради одежды или ради лошади. В лесах оставались заброшенные маноры, люди под страхом опасности бежали, и целые деревни опустели. Но в общем север пострадал меньше, чем юг или запад, и лордам вроде Ранульфа Честерского пока удавалось сохранить в своих землях относительный порядок.
— Это-то и пытался выяснить Элюар, повторяя путь Клеменса в обратном направлении, шаг за шагом следуя по дороге, которую вероятнее всего тот мог выбрать. Что он не доехал до Честера — это несомненно. Дальше наш каноник шаг за шагом убеждался, что Клеменса не было и тут, и тут — и так до Шропшира. Никаких следов ни Клеменса, ни его лошади — во всем Чешире.
— Ничего до самого Шрусбери?
Хью явно собирался рассказать еще кое-что. Он задумчиво вертел в своих худых красивых руках кубок, как будто разглядывая его.
— Почти до Шрусбери, Кадфаэль. Элюар повернул назад очень близко от города, не доехав до нас всего несколько миль, и на это у него была веская причина. Последнее, что он смог выяснить о Клеменсе, — это то, что ночь с восьмого на девятое сентября тот провел в доме, хозяину которого приходился дальним родственником со стороны жены. И где, как ты думаешь? В маноре Леорика Аспли, у края Долгого Леса.
— Да что ты! — Кадфаэль, весь внимание, уставился на Хью. Восьмое сентября — а через неделю или около того приехал управляющий Фремунд и передал просьбу своего лорда о том, чтобы его младшего сына, по собственному горячему желанию последнего, приняли в монастырь. «Post hoc»* 2 , однако не означает «propter hoc»* 3. И какая связь может существовать между тем, что один человек неожиданно почувствовал призвание к монашеской жизни, а другой провел ночь в его доме и утром уехал?
— Каноник Элюар знал, что Клеменс собирался остановиться здесь? Знал про их родство?
— Да, об их родстве и о намерении Клеменса остановиться у Аспли знали и епископ Генри, и Элюар. Весь манор видел, как Клеменс приехал, и все с удовольствием рассказывали, как его приняли. А на следующее утро все обитатели манора, или почти все, провожали его в дорогу. Аспли и управляющий верхом на лошадях проехали с гостем первую милю, и все домочадцы и половина соседей видели, как они отъезжали. Никаких сомнений, Клеменс отправился в путь целым и невредимым и на хорошей лошади.
— А где он собирался провести следующую ночь? Его где-нибудь ждали?
— По словам Аспли, Клеменс собирался сделать еще одну остановку в Витчерче, это добрых полпути до места его назначения, но, зная, что легко найдет там ночлег, он заранее никого не предупреждал. В Витчерче не нашли никаких его следов, никто не видел его и не слышал о нем.
— Значит, человек потерялся между нами и Витчерчем?