Роза в уплату
— Я послал за вами, — произнес аббат Радульфус после того, как дверь в комнату плотно закрыли и никто не мог подслушать их разговор, — потому что случилась одна вещь, которую я предпочел бы не выносить завтра на собрание капитула. Конечно, это станет известно еще одному человеку, но он услышит об этом на исповеди, а тайна исповеди священна. В остальном мне бы хотелось, чтобы все осталось здесь, между нами. У вас обоих, прежде чем вы пришли в монастырь, был долгий опыт мирской жизни, и вы поймете причины, которыми я руководствуюсь. Кроме того, вы оба являетесь свидетелями в договоре, по которому мы получили дом в Форгейте от вдовы Перл. Я просил Ансельма принести с собой эту грамоту.
— Она здесь, — сказал брат Ансельм, расправляя лист пергамента у себя на коленях.
— Прекрасно! Итак, дело заключается вот в чем. Сегодня после полудня ко мне пришел брат Эльюрик, хранитель алтаря пресвятой Девы. На убранство и уход за этим алтарем идут доходы от дома, подаренного нам вдовой Перл, поэтому казалось естественным, что именно брат Эльюрик каждый год приносит этой женщине условленную плату. Однако он просил освободить его от этой обязанности. По причине, которую я должен был предвидеть. Ведь никто не будет отрицать, что госпожа Перл привлекательная женщина, а брат Эльюрик молод, совершенно неопытен и легко уязвим. Он говорит, и я склонен верить ему, что они никогда не обменялись ни одним неподобающим словом или жестом и что у него никогда не возникало похотливых мыслей на ее счет. Однако он просил избавить его от дальнейших встреч, потому что он мучается и боится впасть в искушение.
«Крайне осторожно подобранные слова, плохо передающие страдания брата Эльюрика, — подумал Кадфаэль. — Однако, слава богу, несчастье, кажется, удалось вовремя предотвратить. Юноша получил то, о чем просил».
— И его просьба удовлетворена, — произнес Ансельм скорее утвердительно, чем вопросительно.
— Да, удовлетворена. Наше дело — учить молодых, как бороться с мирскими и плотскими искушениями, но в наши обязанности не входит подвергать их таким искушениям. Я виню себя, что не обратил достаточного внимания на то, как все было организовано, и не предусмотрел последствий. Эльюрик был очень взволнован, однако я верю ему, когда он говорит, что не согрешил даже в мыслях. Я освободил его от этой обязанности. Но я не хочу, чтобы о его суровом испытании стало известно братии. В любом случае ему придется нелегко, пусть же, по крайней мере, ведают о том лишь немногие. Он не должен даже знать, что я доверил эту тайну вам.
— Он не узнает, — твердо сказал Кадфаэль.
— Ну вот. После того как я спас одно спотыкающееся дитя от адского огня, мне бы не хотелось подвергать той же опасности другое, столь же неподготовленное, — заявил аббат Радульфус. — Я не могу поручить отнести розу юноше, такому же, как Эльюрик. А если я назначу для этого пожилого человека, такого как ты, Кадфаэль, или ты, Ансельм, все сразу поймут, что это означает, и несчастье брата Эльюрика станет предметом слухов и сплетен. О, будьте уверены, я прекрасно знаю, что никакие правила, предписывающие молчание, не удержат злые языки, и новость распространится повсюду, как вьюнок. Нет, это нужно обставить как изменение образа действий, на которое церковь вынуждена пойти по серьезным причинам. Поэтому я и попросил принести договор. Его содержание я помню, но как оно выражено дословно — забыл. Посмотрим, какие тут кроются возможности. Прочти, пожалуйста, вслух, Ансельм.
Ансельм развернул пергамент и прочел своим ласкающим слух голосом, переливами которого всегда наслаждались присутствующие на литургии:
— «Да будет известно всем, в настоящем и будущем, что я, Джудит, дочь Ричарда Вестье и вдова Эдреда Перла, находясь полностью в здравом уме и твердой памяти, передаю богу и алтарю пресвятой девы Марии в церкви монастыря в Шрусбери мой дом в Форгейте, который находится между оградой аббатства и усадьбой кузнеца Томаса, вместе с садом и полем, примыкающим к нему, за ежегодную плату в виде одной розы с белого розового куста, который растет у северной стены. Роза должна вручаться мне, Джудит, в течение всей моей жизни в день перенесения мощей святой Уинифред. Подписано при свидетелях: от аббатства — брат Ансельм, регент хора; брат Кадфаэль; от города — Джон Раддок, Николас Меол, Генри Вайль».
— Отлично! — глубоко вздохнув, с удовлетворением промолвил аббат, когда Ансельм опустил лист на обтянутые рясой колени. — Итак, здесь не указывается, кто долен вручать розу, а только то, что она должна быть принесена в уплату в определенный день и отдана в руки дарительнице. Значит, мы можем освободить брата Эльюрика, не уточняя причины, и поручить отнести розу кому-нибудь другому. Ограничений нет, любой может сделать это от имени аббатства.
— Это так, — согласился Ансельм. — Но если вы, отец, собираетесь исключить всех молодых, опасаясь ввести их во искушение, и всех нас, пожилых, опасаясь навлечь на брата Эльюрика подозрение в лучшем случае в слабости, а в худшем — в неправедном поведении, то, быть может, следует поискать среди мирян? Одного из конюхов, например?
— Допустим, — согласился Радульфус. — Однако это может показаться несколько неуместным. Мне бы не хотелось, чтобы наша благодарность этой госпоже выглядела преуменьшенной, равно как и наше уважение к тому, какой вид платы она выбрала. Для нее эта роза значит многое, и мы должны, мы обязаны отнестись к этому с надлежащей серьезностью. Я хотел бы выслушать ваше мнение.
— Роза из ее сада, с того самого куста, за которым вдова Перл ухаживала, который она растила вместе с мужем, — медленно и раздумчиво произнес Кадфаэль. — У дома сейчас есть наниматель, вдовец, достойный человек и хороший мастер. Он заботится о кусте, подрезает и подкармливает его все время, как поселился там. Почему бы не попросить его вручить розу? Никаких кружных путей, никаких посредников, прямо с куста — женщине? Куст принадлежит дому, она подарила нам и то и другое, и, стало быть, вместе с розой она получит благословение дома, и не нужно будет ничего говорить.
Кадфаэль сам не знал, что заставило его предложить такой выход. Может быть, выпитое вечером у Хью вино, к которому прибавилось вино аббата, а все вместе было сдобрено воспоминанием об оставшейся в городе дружной и счастливой семье, где излучаемое супружеской четой тепло, столь же священное, как и монашеские обеты, было свидетельством благого предназначения человечества. Как бы то ни было, в данном случае им приходится иметь дело с тем, что встретятся мужчина и женщина. Пример Эльюрика показал, что эта встреча может иметь определенное значение, и лучше, если послом обители будет взрослый человек, уже познавший, что такое женщина, любовь, брак и утрата.
— Хорошая мысль, — поддержал Ансельм после короткого раздумья. — Если это будет мирянин, то лучше всего — наниматель дома. Ведь он тоже пожинает плоды этого дара. Ему очень удобно здесь, его прежнее жилище было слишком тесным и находилось слишком далеко от города.
— И ты думаешь, он согласится? — спросил аббат.
— Мы можем поговорить с ним, — сказал Кадфаэль. — Он уже делал какую-то работу для этой женщины, они знакомы. А чем больше он общается с жителями города, тем лучше пойдет его торговля. Мне кажется, он не будет возражать.
— Тогда завтра я пошлю Виталиса поговорить с ним, — заключил аббат с удовлетворением. — И этот вопрос, как бы мал он ни был, будет счастливо разрешен.