Святой вор
Церковное одеяние, кресты, утварь и все сокровища были снесены в две верхние комнаты над северным крыльцом, в одной из которых жил причетник Синрик, а в другой облачался отец Бонифаций. Малые же реликвии были вынесены через кладбище и помещены на сеновале в конюшне на ярмарочной площади. И без того пасмурный день сменился ранними глухими сумерками, припустил унылый мелкий дождик, холодные капли которого беспрерывно заливали лицо, добавляя неприятных ощущений.
К тому времени из Лонгнера прибыли две телеги с обещанным лесом для Рамсейской обители, который уже начали перегружать на большую повозку, выделенную Герлуину аббатством. Между тем ларец с дарами в пользу Рамсея дожидался на алтаре девы Марии, запертый на ключ и готовый утром перейти в руки управляющего Никола, дабы тот доставил его в Рамсей в целости и сохранности. Алтарь Приснодевы был достаточно высок, чтобы выдержать любое наводнение, кроме разве что Ноева потопа. С двумя возчиками из Лонгнера прибыл еще один добровольный помощник — пастух из соседнего Престона. Однако едва эти трое начали перегрузку, как их работу прервал взволнованный брат Ричард и попросил их помочь перенести кое-какие вещи из церкви в верхние помещения, дабы спасти достояние монастыря от грозящей ему опасности. Почти в полной темноте монахи и гости обители занимались одним и тем же общим делом, пребывая в некотором смятении.
Примерно через час они почти управились, и гости обители поспешили перебраться на более высокие места, — воды в аббатстве было уже по колено. В церкви стало тихо, лишь у оснований колонн негромко плескалась вода. Слуга трубадура Бенецет ушел последним, он был в высоких сапогах и плотном плаще, укрывавшем его от дождя.
Лонгнерские возчики и их помощник вновь принялись перегружать бревна, но тут к ним подошел невысокий монах и тронул за плечо пастуха из Престона.
— Друг! — взволнованно промолвил он. — Тут осталась еще одна вещь, которая должна завтра отправиться в Рамсей. Помоги мне вынести ее.
В церкви огонь горел только у алтаря Приснодевы. Монах вел пастуха за руку. Они остановились подле какого-то продолговатого предмета, аккуратно завернутого в покрывала, затем взяли его с двух концов и подняли: для двоих мужчин груз оказался совсем не тяжелым. Когда они выпрямились, единственная горевшая на алтаре лампада на мгновение вспыхнула своим желтоватым светом и осветила обрамленное капюшоном бенедиктинской рясы простое открытое лицо и замигала на сквозняке, что тянул из дверей. Монах с пастухом пронесли свою ношу мимо могил почивших аббатов, где за двойными воротами стояла монастырская повозка. Возчики из Лонгнера стояли на своей телеге и выдвигали назад бревна, чтобы их легче было перегружать на повозку. Вокруг сгущалась полутьма, тем более ощутимая, что уже опустился промозглый туман. Монах с пастухом подняли свою ношу на повозку и аккуратно пристроили ее между уже погруженных бревен. Закончив работу, молодой монах распрямил спину, потянулся, отряхнул руки и ушел в открытые ворота, а возчики, погрузив одну партию бревен, принялись за другую. И вот уже последняя складка покрывала, на мгновение блеснувшего своим шитьем, исчезла под мокрыми бревнами.
Откуда-то с кладбища до возчиков донесся высокий голос, удалявшийся в сторону церкви, — их благодарили, благословляли и желали им доброй ночи.
Глава третья
Сразу после утренней мессы повозка с лесом отправилась в Рамсей. Ларец с пожертвованиями был снят с алтаря и вручен на сохранение Николу, и хотя один из его рамсейских товарищей должен был сопровождать Герлуина в поездке в Вустер, к отправлявшимся в Рамсей присоединились трое шрусберийских ремесленников, которые собирались поработать там на восстановлении обители. Таким образом, ценности сопровождала вполне надежная охрана. Бревна были хорошо уложены, а в конюшне на ярмарочной площади дожидались своего часа четыре лошади, — ночь они провели в безопасности и хорошо отдохнули.
Путь в Рамсей лежал на восток, мимо приюта святого Жиля, вдоль заливных лугов, и далее через мост в Атчеме, за излучину реки, — все по хорошим и наезженным дорогам. Уже ближе к Рамсею, учитывая то обстоятельство, что здесь могли орудовать шайки головорезов Джеффри де Мандевиля, путники собирались нанять охрану из дюжих шропширских парней.
И вот повозка прогрохотала по Форгейту. Ей предстояло несколько дней пути, но в любом случае дорога лежала вдали от валлийских холмов, с которых после снежной зимы обрушилось столько талой воды на соседние низины.
Примерно через час после отъезда Никола в путь отправился и субприор Герлуин, сопровождаемый братом Тутило и еще одним слугой. У святого Жиля они свернули на юго-восток. Видимо, Герлуин мало задумывался о том, что паводок, который он благополучно оставил у себя за спиной, способен настигнуть его и ниже по течению, в Вустере. Дело в том, что скорость продвижения паводковых вод менялась год от году, и Герлуин вполне мог догнать паводок на низинах, находящихся ниже по течению Северна, всего в нескольких милях от Шрусбери.
Между тем Реми Перти пока что уезжать не собирался. Даже нижний жилой этаж странноприимного дома остался сухим и не пострадал, ибо крипта была достаточно высокой. Единственную заботу трубадура составляло его простуженное горло, которое он закутывал потеплее. Кроме того, его лучшая верховая лошадь, на которой он ездил сам, все еще хромала, об этом докладывал ему слуга Бенецет, в чьи обязанности входило заниматься лошадьми. Ежедневно, с невозмутимым видом шлепая по мелкой воде на большом дворе, он отправлялся обихаживать их в конюшню на ярмарочной площади. В собственно же монастырской конюшне воды было все еще по колено, и, судя по всему, вода собиралась стоять там еще несколько дней. Бенецет советовал хозяину пока задержаться в обители, а тот, видимо, поразмыслив о неудобствах предстоящего ему пути на север, в Честер, где его подстерегали капризы вздувшегося Северна и реки Ди, решил не испытывать судьбу.
Ведь тут у него было все в порядке, а дожди, похоже, вот-вот кончатся. Небо на западе прояснялось, лишь кое-где виднелись отдельные дождевые тучи, нарушавшие монотонность безликого дня.
Несмотря на все трудности, распорядок дня в монастыре соблюдался неукоснительно. Вода пощадила церковные хоры, и, не замочив ноги, туда можно было пройти из дормитория по внутренней лестнице. Пол в церкви был залит не очень сильно, вода простояла первые два дня, а на третий остались лишь темные влажные полосы между плит. Это явилось первым знаком того, что сила реки пошла на убыль и вода понемногу спадает. Прошло еще два дня, прежде чем перемены стали более или менее заметными, — в Меоле появилось довольно сильное течение, и он стал входить в свое русло, постепенно обнажая набухшую влагой траву и оставляя за собой полосу принесенного водой мусора, которая и свидетельствовала об отступлении стихии. Мало-помалу оседал и мельничный пруд, волоча за собой по залитым участкам сада траву и прошлогодние листья. Даже в Северне под городскими стенами вода день ото дня спадала, освобождая из плена прибрежные домики, рыбацкие хижины и сараи для лодок, залитые илом и грязью, заваленные грудами ломаных веток и кустов.
Через неделю Меол, Северн, равно как и мельничный пруд вошли в свои берега, хотя все еще не успокоились до конца. В итоге уровень нынешнего наводнения не превысил высоты второй ступени алтаря святой Уинифред, где и была сделана отметка.
— Как выясняется, не надо было святую Уинифред вообще трогать, — проворчал приор Роберт, поглядывая на эту отметку и качая головой. — Нам следовало довериться ей. Ведь у нее достаточно силы, чтобы самой позаботиться о себе и о своей пастве. Стоило бы ей приказать, и вода отступила бы.
Тем не менее сырая церковь, полная грязи и мусора, была не самым подходящим местом для обитания святой Уинифред, поэтому монахи со смирением принялись за работу, выметая, вытирая и выковыривая грязь из малейших трещинок неровного каменного пола. Они принесли все три светильника, поставили их на алтарь, заменили масло и зажгли фитили, чтобы хоть немного просушить помещение и нагреть воздух. Добавленный в масло цветочный настой заглушил неприятные запахи речного ила. Крипта, сараи, амбары и конюшня тоже требовали внимания, но в первую очередь следовало привести в порядок церковь. И в конце концов она была убрана и могла принять обратно все свои сокровища и реликвии. По случаю очистки святого храма аббат Радульфус отслужил благодарственную мессу, после чего монахи принялись переносить в церковь из верхних хранилищ всю алтарную утварь, сундуки с церковными одеждами и блюдами, заново начищенные подсвечники, покрывала, обои, а также малые реликвии. Само собой подразумевалось, что сначала все приведут в идеальный порядок, а потом уже будут вносить в храм главную реликвию и гордость аббатства святых Петра и Павла, дабы со всеми приличествующими случаю церемониями водворить святую Уинифред на ее законное место, предварительно заново убранное.