Битвы божьих коровок
– Наркотики? Кирюша?
– Именно. Кирилл Лангер.
Эта пейзанка в дешевой черной юбке, с рожей, опаленной таким же черным трудовым загаром, стала раздражать следователя, но все формальности должны быть соблюдены. Сегодня он закончит это дело (впрочем, банальное самоубийство и делом-то назвать нельзя; так, пасхальное яичко, пустячок, даже папки на него жалко) и займется наконец более серьезными вещами.
– Значит, вы не видели его три года.
– Не видела, – с готовностью подтвердила Настя.
– И чем он занимался – не имеете ни малейшего понятия.
– Не имею.
– Он звонил вам?
– Звонил… Много раз. Поздравлял с днем рождения. Потом – с Новым годом. Он всегда поздравлял с днем рождения и с Новым годом…
Зачем ты врешь, Настя? Да еще в таких подробностях. Открытка была только одна, с полустертым обратным адресом. “Счастливого Рождества”. А звонков и вовсе не было. Кроме одного-единственного, совсем недавно, когда они сняли первый виноград… Что же сказал тогда Кирюша? Ага: “Если бы ты могла…” – именно так. А потом швырнул трубку на рычаг, даже не выслушав ответа. Впрочем, никто и никогда не интересовался ее ответами. И в этом нет ничего сверхъестественного, только сумасшедшему придет в голову интересоваться мнением пыльного подорожника (plantago major L.). Или жимолости (Lonicera Periclimenum). Или самого распоследнего молочая (Euphorbia angularis Klotz)… А ты, Настасья, обладаешь еще меньшим правом голоса, чем любой из разделов твоей обожаемой “Энциклопедии растений”…
– Ни одного праздника не пропустил, – сладко врала Настя. – И посылки присылал…
Толстогубый следователь бросил на нее полный тоски взгляд: святочные истории из жизни самоубийц его не волновали.
– Что ж, будем закругляться. Подпишите протокольчик опознания и, как говорится…
"Попутного ветра в горбатую спину”, – хотел добавить он, как раз в духе цинично-разухабистого анатомического театра, но вовремя сдержался. И положил перед собой замусоленный бланк протокола.
– Фамилия, имя. отчество.
– Чьи? – испугалась Настя.
– Ваши.
– Киачели. Ударение на “е”. Киачели Анастасия Кирилловна.
– Странная фамилия. – Следователь не удержался от слегка пренебрежительного комментария по поводу не правдоподобно белых Настиных волос. Уж они-то явно не имели никакого отношения к грузинским окончаниям.
– Это по мужу. – Настя потерла обручальное кольцо, обветшалое и потускневшее от времени, и с готовностью пустилась в пояснения:
– Вообще-то моя девичья фамилия – Воропаева.
– Ваш муж грузин?
– Какое это имеет значение? Хевсур…
Вот так всегда. Муж – хевсур, брат – самоубийца, только этим она и интересна. Да еще сумкой гранатов величиной с младенческую головку каждый…
– Очень хорошо. Значит, ваш брат, Лангер Кирилл Кириллович, вами опознан? – наседал следователь.
– Почему он седой? И рана на голове – откуда она? И потом еще это… Засохшая кровь возле уха, вы видели? Откуда это все?!
– Вы у меня спрашиваете?..
Настя тихо заплакала, чем окончательно вывела следователя из себя. Женским слезам он не верил, женские слезы он терпеть не мог – еще с той поры, как его супружница, наставлявшая ему рога с половиной следственного управления, была спущена с лестницы. Под аккомпанемент таких же вот беззвучных рыданий.
– Как это произошло?..
Да как обычно и происходит, гражданка Киачели. Звонок в милицию три дня назад – от обеспокоенной подружки потерпевшего: бойфренд, мол, дверь не открывает, на телефонные звонки не отвечает, а свет в его квартире подозрительно горит – и в светлое, и в темное время суток. Приехавший наряд вызвал Службу спасения, спасатели вскрыли железную дверь и обнаружили Лангера К.К., 1979 года рождения, висящим на собственном ремне в собственной ванной.
– Мрачная история, – подытожил следователь. – Сочувствую. Скажите, а ваш брат не страдал… э-э… психическими расстройствами?
И снова Настя покраснела, как будто он ляпнул что-то неприличное.
– Почему вы об этом спрашиваете?
Если бы вы только видели квартиру, которую он снимал, гражданка Киачели, все вопросы у вас бы сразу же отпали. Железная дверь с тремя замками и щеколдой (все три замка закрыты и щеколда задвинута), потеки крови на обоях – покойный коротал время за самым бесперспективным занятием: бился головой о стенку. А времени у него было вагон, судя по всему: все крупы в доме сожраны, все съестные припасы выпотрошены. Хоть шаром покати. И дурацкая надпись на оконном стекле. И божьи коровки, которыми было изрисовано все лангеровское сумасшедшее логово! Хватит и минуты для диагноза, и заморачиваться не надо.
– Обстоятельства смерти вашего брата… Они заставляют нас усомниться в его душевном здоровье.
– Не говорите ерунды. – Настя повысила голос и тут же сникла, испугавшись сама себя.
– В армии он не служил?
– Не служил. У него тяжелое заболевание почек.
– Странно, – вклинился патологоанатом. – С почками у него все в порядке, заявляю официально. И вообще, внутренние органы в идеальном состоянии. Отечественная трансплантология рыдала бы по таким запчастям.
Настя не удостоила хохмача-некрофила и взглядом.
– Где расписаться?
– Вот здесь. И здесь. У вас есть где остановиться? – Теперь, когда дело было обстряпано, следователь позволил себе намек на участие.
Пропади ты пропадом, неужели не ясно, что остановиться ей негде? Что она никогда и в глаза не видела этого одичавшего от людских толп города. Что два часа назад она впервые в жизни проехала в метро, а час назад ее впервые в жизни обхамили в троллейбусе. И что переночевать она может только на вокзале. Или здесь, в морге судебной экспертизы…
– Я думаю… Та квартира, в которой он жил… Я бы могла…
Следователь скуксился и яростно почесал заросший кадык.
– Лично я бы вам не советовал. Место не из приятных…
– Разве я не могу там остаться?
В конце концов это проблемы гражданки Киачели. Дело закрыто, квартира, в которой обитал усопший, оперативного интереса не представляет, а возиться с этой Венерой от сохи – удовольствие ниже среднего…
– Можете. За квартиру эту вроде уплачено за полгода вперед, хозяева живут где-то в Псковской области, сюда не приезжают. Думаю, никаких проблем с этим не будет. Только сначала заедем в управление.
– Зачем? – Губы у Насти мелко затряслись, и она снова зарыдала.
И снова стала подозрительно смахивать на бывшую супружницу следователя, записную нимфоманку.
– Заберете кое-какие вещи покойного. И ключ от квартиры.
– А когда я смогу забрать брата?
– Собираетесь везти тело на историческую родину? – Чертов патологоанатом, развращенный упоительной и такой безнаказанной близостью к смерти, снова подначил Настю. – Дешевле здесь все устроить, честное слово. У нас и крематорий есть вполне сносный. И колумбарий при нем уютненький…
Следователь закашлялся: за пять лет совместной работы он так и не смог привыкнуть к дешевым шуточкам трупореза. Подобные шуточки приводили безутешных родственников в неистовство, они писали жалобы начальству патологоанатома, хотя (с тем же успехом) можно было писать жалобы и господу богу. Патологоанатом прочно удерживал позиции в морге, он пережил здесь всех, включая уборщицу и заведующего – третьего за последние полтора года.
– Нам пора. – Следователь еще раз сверился с листком протокола и посмотрел на Настю:
– Нам пора, Настасья Кирилловна.
Симментальская корова в черной юбке даже возразить не посмела. И покорно поплелась за следователем.
…Патологоанатом нагнал их у самого выхода и бесцеремонно ухватил Настю за руку.
– Простите, пожалуйста… Вы не страдаете аллергией?
– Да… – Настя удивленно подняла выгоревшие брови. – Откуда вы узнали? На крыжовник…
* * *…Записная книжка, портмоне со смехотворной суммой в тринадцать рублей сорок шесть копеек и ключи – вот и все, что досталось ей в наследство от Кирюши. Плюс листок с описью – чтобы не заблудиться в квартире брата на первых порах.