На суше и на море

– Ой-ой-ой! Сильно колет? Наверное, больно? – елейным голосом посочувствовал Щирый.
Вервольф попытался отрастить когти и с рычанием потянулся к Хохелу. Тот попятился, не решаясь повернуться к врагу спиной. Потом все же повернулся и изо всех сил помчался обратно. К своим. Об измене он уже не думал. Хотелось к людям.
Бежать назад было легче. Удирая от оборотня, Щирый проложил в лесу настоящую просеку, словно здесь прошел трактор лесозаготовителей.
В отсутствие Щирого произошло вот что…
На просьбу Нагеля отдать зачарованный кинжал Владимиров согласился без колебаний. Медленно, очень медленно, рукояткой вперед он протянул нож штандартенфюреру. Эсэсовец, ни на секунду не отрывая от него взгляд, протянул свободную руку и одобрительно произнес: «Будем считать, договор заключен. Приятно иметь дело с разумными людьми. Таких почти не осталось».
Когда Хохел бросился бежать, а в погоню за ним устремился молодой вервольф, Нагель на мгновение отвлекся. Это все и решило. Командир резко развернул синий каменный клинок острием вперед и с хрустом, ломая ребра, вогнал его в грудь штандартенфюреру. Для верности Владимиров довернул кисть руки, поворачивая лезвие в ране по часовой стрелке.
Последнее, что почувствовал вервольф, – как по телу пронеслась ослепительно белая волна боли.
– Вы же офицер! Как вы могли?! – успел удивиться оборотень, падая на землю.
– Офицер, – подтвердил командир, изо всей силы опуская ногу в подкованном ботинке на шею Нагелю. Под подошвой громко хрустнуло. – Десантник. Только не Люфтваффе. – Он одним рывком достал нож из тела оборотня. Помедлил… и вытер его о черный китель.
К нему подскочил последний оставшийся в живых эсэсовец. Владимиров встретил его мощным ударом кулака в челюсть слева. Черная пилотка полетела в одну сторону, а оборотень – в другую. Вервольф быстро, по-собачьи, на четвереньках, отполз в сторону, поднялся и опрометью бросился в лес.
– Хорошо бьете, – льстиво сказал Задов. – Боксом занимались?
– Второй разряд, – ответил командир и подул на кулак.
– А бьете как мастер, – оценил Лева.
Сзади раздался треск разрываемой ткани и пронзительный визг. Не выпуская ножа из руки, Владимиров обернулся. Лесник перекинулся в кабана, не снимая одежды. С загривка огромного вепря свисали ошметки рубахи и штанов. Митрич (или кто он там теперь был) громко всхрюкнул и, наклонив лобастую морду с двумя желтыми клыками, бросился в погоню. По лесу разнесся громкий топот свинячьих копыт. Скоро из чащобы послушался громкий вой, резко оборвавшийся на восходящей ноте, и торжествующий визг. Потом разом все стихло.
Хохел и Митрич вернулись на прогалину лога одновременно. У вепря на правый клык был насажен витой немецкий погон. Участь, постигшая беглеца, ни у кого не вызывала сомнения. Погоня Митрича удалась. Хохел же пребывал в растрепанных чувствах.
– Там… Там еще один лежит, – сбивчивой скороговоркой зачастил Щирый, показывая направление рукой. – Еще живой. На нем ошейник!
Вепрь, с налитыми кровью глазками, взрыл копытами землю и резво помчался в ту сторону. Пересекая лог, кабан по большой дуге обежал дубовое копье, выпавшее из руки сраженного вервольфа и скрылся среди деревьев.
– Надо наших похоронить, – тихо сказал командир.
– Клыкастого ждать будем? – спросил Лева, поднимая с земли лоскут рубахи лесника.
– Он не вернется, – убежденно ответил Кузнецов. – Теперь ему с нами не по пути.
– Разошлись пути-дорожки, – согласился Владимиров, поправляя сбившееся набок кепи.
Разведчики забросали братскую могилу землей. Сверху могильный холм покрыли аккуратно нарезанными кусками дерна. Тело штандартенфюрера и останки истинных вервольфов сбросили в лесную яму, наполненную темной водой. На Старый лог стал опускаться густой туман, укутывая все вокруг в белый саван. Разрывая зыбкую дымку, закружился стремительный вихрь. Лязгнув шестеренками, остановилась карусель. Десантники молча забирались на транспорт. Последним на круглый помост ступил Владимиров, сжимая в руке холщовый сверток – все, что осталось от безымянного партизанского отряда. Напоследок он задумчиво произнес, ни к кому конкретно не обращаясь: «Не только люди мастера себя обманывать и тешить».
Карусель начала вращение, стремительно набирая обороты. В сгущавшемся на глазах тумане глухо прозвучали слова из репродуктора, закрепленного на центральной оси:
Не напрасно дули ветры,
не напрасно шла гроза.
Кто-то тайным тихим светом
наполнил мертвые глаза.
Карусель исчезла. Туман теперь уже полностью скрыл Старый лог непроницаемой завесой. Остались только звуки: хруст веток, шорохи, вздохи и редкие тяжелые шаги большого осторожного животного.
В тумане мелькнул и пропал силуэт барсука. Громадная зверюга осторожно ковыляла на трех ногах. Переднюю, изувеченную лапу барсук бережно прижимал к груди. Вдалеке послышалось тарахтение мотоциклетного мотора.
* * *
Спрыгнув с карусели, разведчики разделились. Владимиров с Кузнецовым пошли к своим домикам приводить себя в порядок. Задов и Хохел ломанулись кратчайшим путем в офицерское кафе. Поднявшись на высокое крыльцо по крутым ступенькам, они вошли в зал. В кафе было малолюдно.
В дальнем конце зала один за столиком сидел штабс-капитан Нестеров и уныло ковырялся вилкой в тарелке, иногда делая несколько глотков из большой глиняной кружки. Товарищи скромно уселись в уголке у входа и жадно уткнулись в меню. В животах у обоих громко урчало.
– С прибытием! – вежливо поприветствовал их Дуров, остановившийся у столика. – Приятного аппетита!
– Спасибо, – буркнул Хохел.
Вежливый Задов даже не оторвал взгляда от меню и пробурчал в ответ что-то невнятное.
– Между прочим, у Нестерова после психологического стресса отказали вкусовые рецепторы, – продолжил беседу дрессировщик.
– Чё у него отказало? – переспросил Лева, оторвавшись от списка блюд.
– Он теперь не чувствует вкуса еды и напитков и запахов не различает. Для него теперь все едино: что вату жевать, что осетринку. Абсолютно никакой разницы, – пояснил Дуров. – Нехорошо-с, молодые люди! – Дрессировщик коротко кивнул каждому и вышел.