Довольно милое наследство

Эрик вздохнул и сказал мне и Тиму:
– В соседнем буфете очередь меньше. Давайте возьмем там по бутерброду со шведского стола и рванем ко мне в комнату.
Брюс заметил, что мы едва не бегом направляемся к лифту, и подозрительно посмотрел на нас.
– Что это вы трое задумали? – спросил он. – Почему вы не в зале заседаний? Почему не обедаете со всеми?
– Пенни сегодня рано уезжает. Ей надо заявить права на наследство, – радостно объяснил Эрик, словно рассказывал о чем-то очевидном. – Но ты не волнуйся, она глаз этой ночью не сомкнула, готовилась. Так что после обеда мы сможем обойтись без нее. А разговор, запланированный на завтра, мы проведем сегодня. Кстати, мы собирались потратить на это обеденный перерыв, а это святое, так что ты отнимаешь наше драгоценное время.
На Брюса все сказанное произвело сильное впечатление, он уставился на меня.
– Это серьезно? – спросил он. Я кивнула. – Хорошо. Просто здорово! Уезжай раньше, – сказал Брюс, безнадежно махнув рукой.
Мне до сих пор кажется, что он не вполне понимает, чем я занимаюсь и зачем нужна Эрику. По его мнению, я только все усложняю и съемки по моей вине постоянно задерживаются.
Когда Брюс ушел, Тим потянул меня за рукав.
– Кстати о птичках, Пол здесь, в Каннах, – предупредил он. – Он приехал заключить кое-какие сделки и за нами понаблюдать. Но к тебе он будет особенно присматриваться.
Я постаралась не обращать внимания на неприятные ощущения в животе. Пол – наш исполнительный директор, большая шишка в компании кабельного телевидения, но еще он мой бывший ухажер. Да, хочу сразу оговориться, что карьеру я в этой компании сделала до того, как мы с ним начали встречаться. Когда мы познакомились, он был всего лишь молодым амбициозным менеджером, который нанял Эрика и его команду для одного из исторических фильмов. Фильм был про Юлия Цезаря и изобиловал сценами со звенящими мечами и оргиями.
В команде я занималась разработкой костюмов, так что Пол сразу стал моим начальником, а это уже катастрофа для отношений, потому что нарушает баланс сил не в вашу пользу.
До него я никогда не думала о такой вещи, как баланс сил в отношениях. Впервые я попала в такие условия, которые изначально ненавижу, да и не создана я для интриг. Для меня неестественно притворяться – притворяться, что мне все равно, что я не ревную его к другим женщинам, притворяться, что мне нравятся другие мужчины, чтобы вызвать его ревность, потому что от этого он тебя больше уважает, притворяться, что тебе не надоело все это, хотя на самом деле давно надоело.
После нескольких расставаний-схождений мы все же порвали друг с другом и пошли разными дорожками. Пол взмыл ввысь по служебной лестнице… а я все еще на плаву, что для вольного художника уже достижение.
– Вон он, в комнате для отдыха. Просто помаши ему и держи себя в руках, – посоветовал Эрик.
Пола легко было заметить за стойкой бара у дальней стенки. До тошноты процветающего вида блондин атлетического сложения, он обладал каким-то природным магнетизмом, производя впечатление важной персоны. Это видно и по высокомерно вздернутому подбородку, и по выражению красивого лица, и по небрежным жестам, и по дорогому, самолично выбранному костюму, обтягивающему натренированные упругие мышцы, а главное, по той уверенности, с которой он разговаривает с людьми, не важно, с кем именно, будь то главы корпораций, финансисты или политики.
Когда он оторвал взгляд от барной стойки и посмотрел на меня, помахав рукой, то у меня в желудке образовалась пустота, как будто едешь в лифте и вдруг ухнула вниз на двадцать этажей. Я помахала в ответ, как я надеялась, небрежно и весело. Его тут же отвлекла официантка, которая принесла, без сомнения, его любимый скотч. Затем Пол переключился на важного вида бизнесменов, что сидели за соседним столиком.
Эрик сочувственно похлопал меня по плечу.
– Видишь, это предзнаменование, – сказал он. – Тебя зовут в Лондон как раз вовремя, чтобы увильнуть от мистера Плохие Новости. Пойдем поднимемся ко мне и поговорим, чтобы ты могла уехать до того, как Пол тебя хватится.
Мы пошли к лифту. Несмотря на то что Эрику дали представительский полулюкс в отличие от каморок, на которые разорилась компания для нас, атмосфера там была такой же унылой.
– Налетай, ребята, – сказал Эрик, открывая пластиковый контейнер с бутербродом и подозрительно осматривая его. – Боже, зачем они наняли этого шеф-повара? У них здесь все соусы французские.
Тимоти опустился на диван, поставил на столик чашку с кофе и сказал:
– Пенни, ты сейчас среди друзей, так что рассказывай. Сорвала куш?
– Это вряд ли, – сказала я спокойно и ткнула вилкой в салат. – У меня никогда не было иллюзий по поводу богатства английских родственников, – объяснила я. – Кроме того, претендентов на наследство много, некоторых я и не видела никогда. Даже страшновато.
– Повеселишься! Запоминай все, что будут говорить, потом расскажешь, – инструктировал меня Эрик. – Видела бы ты мою тетушку Агнес, когда ей не оставили в наследство шубу матери. Бог ты мой, она оторвала у шубы рукава, лишь бы та не досталась золовке. – Он бросил остатки бутерброда на тарелку. – Ладно, Пенни, милая, рассказывай, что ты нашла о нашей необузданной и прекрасной Борджиа?
Мы посплетничали о Лукреции, пересказав все, что слышали, словно она была живой кинозвездой. Я открыла портфель и разложила все эскизы, которые успела сделать, а также заметки о драгоценностях и мебели, одежде и прическах того времени.
– Конечно, все это только наброски, – сказала я.
– О-ча-ро-вательно! – воскликнул Тимоти, разглядывая образцы золотой тесьмы, которые я им принесла.
Это самые счастливые моменты в моей работе, когда люди, с которыми я работаю, восхищаются тем, что я сделала. Тим, который занимается реквизитом, передаст мои чертежи и записи костюмеру и постижеру. [1] Эрик пробежится по «блошиным рынкам» в Италии и Испании до отъезда. Затем они засядут за работу в мастерской, в рабочем квартале Бруклина, с бригадой плотников, портных и прочего мастерового люда, которые будут пилить, строгать, обивать, кроить, шить… ваять, одним словом. Мы называем это созиданием подложной достоверности.
Для работы с Наполеоном я на самом деле занималась подделкой произведений искусства. Я сделала копии картин и портретов, которые принадлежали Наполеону и Жозефине. Эрик сказал, что мне может пригодиться это в будущем – если компания разорится, то я всегда смогу зарабатывать на жизнь незаконной подделкой картин.
– Отлично поработала, Пенни! – восхищенно воскликнул Эрик, изучая копию, которую я сделала с фотоснимка гравюры Лукреции Борджиа, написанной в пятнадцатом веке.
– Я постараюсь найти настоящий портрет или гравюру. Трудно уловить детали, когда оцениваешь по фотографии или копии, – сказала я им. – Тут еще путаница с портретами, которые считаются копиями утерянных оригиналов.
– Что ж, с «Жозефиной» мы практически закончили, так что можешь не возвращаться на съемочную площадку, когда разберешься с делами в Лондоне. Отдохни немного и приступай вплотную к работе над Борджиа.
– Что наденешь на оглашение завещания? – спросил Тим.
– Черный шелковый костюм. Но я еще не начала укладывать вещи, – призналась я.
Они оба поцокали языками и покачали головами.
– Мой тебе совет, не сильно рассчитывай на Шери, – предупредил Эрик, – не исключено, что она не сможет подбросить тебя в аэропорт вовремя. Все, детка, езжай с Богом.
 
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
 
Глава 3
Жизнь так или иначе постоянно напоминает мне, почему я разлюбила реальный мир и упрямо пытаюсь жить в своем параллельном пространстве. Общественный транспорт наглядный тому пример. Самолет был полон, сиденья поставлены так близко друг к другу, что условия противоречили анатомии человека, а когда мы взлетели, то парень впереди меня откинул спинку сиденья прямо мне на колени. Я старалась не думать о сгустках крови, которые образуются, когда путешествуешь в таких условиях, – сгустках, которые потом тебя убивают. Женщина рядом со мной у окна так загрузила верхнюю полку для ручной клади багажом, что в процессе смяла мой плащ. В ногах она поставила огромную холщовую сумку синего цвета с многочисленными карманами, заполненными бутылками и одеялами. Женщина открыла сумку, и из нее высунулась голова обезьянки. Обезьянка выглядела спокойной и послушной, но тут она увидела меня. Я по ошибке приняла ее оскал за улыбку и потому испугалась, когда обезьянка вдруг зашипела и плюнула. Ее хозяйка улыбнулась мне с притворной добротой.