Медный ангел

– Или к талантливому человеку. Талантливые люди находятся во все времена.
– Вроде герцога Энгиенского. – Черт, зря он это сказал. И вообще зря он разговорился о политике, зарекался ведь. Это все вино.
Анри улыбнулся:
– Ведь герцог молод?
– Вы ему польстили. Герцог – мальчишка, живой и горячий. – Было немного тяжело говорить об этом. – Просто котелок с кипящей смолой, которая брызжет во все стороны, но он талантлив. Армия ему верит: и солдаты, и офицеры. Солдаты его боготворят, потому что герцог сам ведет войска в бой и его командование приносит удачу. Когда от полководца пули испанцев отлетают как заговоренные – это расценивается как перст Божий.
– В свете его тоже любят, – кивнул Анри. – Юный полководец, надежда нации... Говорят, он способен составить серьезную конкуренцию де Тюренну.
– Тюренн, несомненно, талантливейший полководец, – сказал Теодор, – но ему не хватает молодого задора, а у герцога Энгиенского этого задора временами слишком много. Офицеры шутили, что если бы вылепить из них с Тюренном одно целое, то мы получили бы лучшего полководца всех времен и народов и Франция не знала бы поражений в войнах.
– Вы служили у Тюренна тоже?
– Да. Однако считаю службу у герцога Энгиенского более почетной.
– Ну что ж, вашему суждению я верю...
– Жаль, что только вы.
Черт, вино слишком крепкое! Он вовсе не собирался это говорить, но Вильморен ему очень симпатичен, а у Теодора давно была потребность выговориться. Ему очень не хватало друзей...
– Вы можете быть со мной откровенны, – Анри будто прочитал его мысли.
– Словно на исповеди, а? – усмехнулся Виллеру.
– Нет, – поморщился Анри, – исповедь – это другое. Почему бы вам не быть со мной откровенным, как с другом?
Теодор посмотрел Вильморену в глаза: нет, Анри не притворяется, он действительно имеет в виду то, что сказал.
– Меня предупреждали, что в Париже и его окрестностях опасно иметь друзей.
– К черту Париж, шевалье. Мы же можем быть друзьями, вне зависимости от того, какие стены нас окружают? – Кажется, вино подействовало и на аббата – он заговорил громче и горячей.
– Вне всякого сомнения.
– Тогда вот вам моя рука! – Анри протянул ему ладонь. – Я не притворяюсь. Я каждый день молюсь за Камиллу, а с недавних пор начал молиться и за вас. Лучшего защитника для моей названой сестры я не мог бы найти! И друга – тоже.
Теодор с удовольствием пожал протянутую руку.
– Ну что ж, Анри, теперь ваша очередь мне что-нибудь рассказать.
– Я не знаю, что вам поведать. – Анри тихо рассмеялся. – В обществе людей благородных принято расплачиваться той же монетой, но я могу разве что заверить вас, что не являюсь испанским шпионом. И папским тоже.
– Меня это радует! – довольно серьезным тоном ответил Виллеру.
– Выпьем! И к чертям все тайны. Сегодня мы отдыхаем. Так что не надо о политике и о смысле жизни – я достаточно думаю о нем, пока на мне священническое одеяние.
– Действительно. Оставим политику, от разговоров о ней аппетит портится. Расскажите о том, как вы стали священником, Анри.
– Дурацкая тема! Я лучше расскажу, как не принял сан и стал гвардейцем его величества... Ага! По реакции вижу, что меня уже выдали. Камилла конечно же?
– Камилла, – не стал отпираться Виллеру. Ее имя вдруг отозвалось в нем пасхальным колоколом. Камилла...
– О! – Глаза Анри заблестели. – Моя названая сестрица в своем репертуаре. Это ее излюбленная история. Уверен, она рассказала вам всю нашу жизнь, начиная с детства... Ну не с детства, так с отроческих лет. В этом она похожа на остальных женщин. А в остальном – нет, ничуть. Она – сильная. И самая мудрая из всех, кого я знал и знаю. Может быть такой, какой захочет. Вы не видели, как она танцует. Да она же грациозней всех этих светских красоток, вместе взятых! Фехтует не хуже многих мужчин, стреляет так, что преподобный де Верней шутит – мол, дело не обошлось без вмешательства потусторонних сил...
– Она рассказала, что у нее погиб жених... и что вы его защищали. Рассказала о нем и о Мари де Шеврез.
Анри вздрогнул. Помолчал, залпом выпил вино, налил себе еще.
– Теодор, она сказала вам куда больше, чем кому-либо, исключая разве что меня. Цените это. Ее доверие дорого стоит.
– Я не так давно с ней знаком, но уже успел понять, что она необычна, – кивнул Виллеру. – Именно Камилла помогла мне справиться с неприязнью к вам, Анри.
– А! Так неприязнь все-таки была.
– Теперь я могу сознаться. Да. – Теодор пожал плечами.
– Надеюсь, я не испортил вам жизнь? – нахмурился Анри.
Виллеру вскинул ладонь.
– Что вы! Никоим образом.
– А вы заметили, что Камилла к вам благоволит? – развил тему Анри.
– Мы с нею друзья, это верно.
– Мне показалось, тут есть нечто большее! – улыбнулся священник.
Виллеру удивленно покачал головой.
– Вам только показалось. Я не замечал с ее стороны никаких особых чувств ко мне. Временами мы друг друга сильно раздражаем. Камилла – очень принципиальная женщина, а у меня тоже полно принципов...
Вильморен рассмеялся:
– Да, я заметил, вы либо шипите друг на друга, как две рассерженные кошки, либо плюетесь ядом, как аспиды. В то же время вы готовы за нее умереть, а она любого убьет за вас. – Он перестал улыбаться. – Между нами, Теодор, Камилла очень несчастная женщина. Вы сами это почувствовали и говорили мне.
– Мне показалось, что я ошибся и она счастлива тем, что у нее есть.
– Это видимость. Я знаю ее гораздо дольше вашего и научился распознавать все ее маски. Она делает вид, что боготворит свое одиночество, и притворяется так хорошо, что сама верит в это. Но на самом деле Камилла – одна из тех, кому смертельно нужен близкий человек. Настолько близкий, чтобы дышать им, чтобы принадлежать только ему и никому больше. – Анри глубоко вздохнул. – Да-да, не смотрите на меня, я понимаю ее так хорошо, оттого что сам точно такой же. И вы, мне кажется, из нашей породы. Вы никогда не думали о женитьбе, Теодор? – вдруг спросил Анри, задумчиво вертя в руках куриную косточку.
Шевалье пожал плечами:
– Думал, разумеется. И даже встречал подходящих женщин, да вот, видите, не сложилось.
– Да. Жениться нужно на том, кто поддержит, а родственников держать про запас... И если я чего-то добился в жизни, то за это стоит благодарить как раз не родню.
– Камиллу? – осторожно спросил Теодор.
– А? – Анри не без удивления посмотрел на свои руки и брезгливо откинул косточку в блюдо. – Да, ее. И семью ее жениха, моего названого брата. Как бы он ни накуролесил, все равно он был моим братом... Я могу быть доволен, меня в Кур-Санлисе и в Жиру-аре считали родным, иногда даже куда более родным, чем собственных детей. Любили. Баловали. Я рос болезненным и потому – тихим и послушным. Во всяком случае, так считалось.
– А на самом деле?
– На самом деле моя названая сестричка Камилла не раз брала мои проказы на себя. Ее-то никто ангелочком не считал. Дьяволенок в юбке. Она должна была родиться мальчишкой. Вообразила, что в ней ни капли женского, и сознательно эту женственность в себе вытравливала. Остальные охотно позволяли ей играть в эти игры, но я еще раз повторяю вам, Теодор: все это ерунда. Как раз она – ангел. Милосердная, терпеливая, мудрая. Просто быть умной и сильной женщиной не так легко. И еще... ей не хватает любви. Не хватает именно того, для чего женщина и создана. Она мучается от своего одиночества... но к одиночеству привыкаешь. И вы привыкли, и я привык тоже...
Теодор со стуком поставил пустую кружку на стол.
– Да, пожалуй. Не пора ли нам отправляться спать?
– Действительно, пора, уже давно за полночь... – Священник поднялся, покачнулся, но на ногах устоял. – Хозяин приготовил нам две комнаты. Правда, на втором этаже. Придется преодолеть лестницу.
– После одного эльзасского болота мне ничего не страшно... – буркнул Виллеру.
Лестницу оба покорили без особых происшествий. Распрощавшись в коридоре с аббатом, Теодор отправился в отведенную ему комнату. Там был растоплен камин, расстелена постель. Виллеру сбросил камзол и сапоги, упал на кровать, раскинув руки. Потолок медленно кружился, сквозь него проглядывали звезды. На душе было так спокойно, и мыслей никаких наконец-то можно несколько минут ни о чем не думать, никуда не спешить...