Медный ангел
– Ришелье умер, – пожал плечами Анри, – больше ничто не удерживает меня вдали от родины. Теперь я могу свободно находиться во Франции, и даже жить буду неподалеку. Не сердись, Камилла, я всегда говорил, что злость тебе не идет.
– Много ты об этом знаешь! – тут же заулыбалась она.
С юности Анри де Вильморен был ее лучшим другом. А когда-то – и не только другом. Их связывало очень многое, и те самые воспоминания, которые Камилла тщательно запирала в самой дальней и пыльной кладовке души, были во многом связаны с Анри.
– Ты сказал, что будешь теперь жить неподалеку?
– Да, верно. – Он поднял глаза к потолку и процитировал: – «Вакантная должность викария, с правом проповедей в церкви, с правом исповедовать через полгода после вступления в должность при условии строгого соблюдения устава, по личной рекомендации преподобного отца де Верней. Требования к претенденту: священнический сан, принятый не менее трех лет назад...» Короче, я теперь помощник преподобного де Верней в аббатстве Воле-Серне. Мне уже выделили келью, и вчера я приступил к исполнению обязанностей. Ты не представляешь, какой у них бардак в бухгалтерских книгах! Предыдущий викарий явно больше спал, чем работал. Сегодня я с трудом отпросился, пообещав преподобному, что прочту тебе соответствующее число молитв перед трапезой в Великий Пост. Так что готовься.
Вернувшийся Эжен сноровисто расставлял приборы перед аббатом. Камилла же нахмурилась:
– Анри, я, конечно, всего лишь слабая женщина и мало смыслю в ваших церковных делах, но разве место помощника аббата захудалого монастыря – взлет карьеры для бывшего секретаря папского нунция в Испании?
Вильморен подождал, пока слуга выйдет, и ответил:
– Так пожелал Орден.
– А! Это многое объясняет. – Камилла пожала плечами. Анри – брат Ордена Иезуитов, хотя знали об этом немногие, и вряд ли де Верней в курсе. Очень мило. Очередные церковные интриги, которые ее не касаются. – Ладно, можешь не рассказывать, меня наверняка нет в вашем списке посвященных. Хотя потом, через много лет, когда ты станешь папой, я вытрясу из тебя подробности, напишу мемуары и спрячу их в фамильном склепе. Их найдут века через два-три и смогут оценить, какой великой личностью был Анри де Вильморен!
– Ты все смеешься! – Он весело сверкнул синими глазами.
– Я всегда смеюсь. Ты же знаешь.
После трапезы они переместились в любимую малую гостиную Камиллы. Она уселась в кресло, Анри устроился на скамеечке у ее ног, потягивая превосходное вино и рассказывая об Испании. Заходящее февральское солнце окрашивало стены в глубокий золотой цвет, и от этого, а также от огня в камине и – главное – от присутствия Анри Камилле было тепло. Вильморен был хорошим рассказчиком, и госпожа де Ларди то смеялась, то хмурилась, слушая его.
– Ну а ты, моя дорогая? – наконец поинтересовался он. – Как живешь ты?
– Про меня ты все знаешь, я ведь часто пишу тебе. Я ни в каком ордене не состою, так что скрывать мне нечего, – поддела она его. – Скоро уже весна, пора сеять, чинить дома, выгонять на выпасы овец и коз. Я очень скучная женщина, Анри, зря ты меня об этом спрашиваешь.
– Ты умница. – Он поцеловал кончики ее пальцев. – Но я же знаю, тебе тоскливо здесь.
– Вовсе нет.
– Вовсе да, Камилла! Почему бы тебе не выезжать в столицу хотя бы зимой? В Жируаре хорошо, но видеть одни и те же стены каждый день вот уже много лет...
– Разве лучше видеть одни и те же лица много лет? – тихо осведомилась она. – Я не люблю светское общество. Оно нагоняет тоску не меньше, чем февральские ночи.
– Тебе нужно найти человека, который будет с тобой, только с тобой, – озвучил Анри ее тайные мысли.
– Это что, так очевидно? – Камилла всегда превращала подобные разговоры в обмен ехидными репликами, на эту тему ей не хотелось говорить всерьез. Не нужны Анри ее надуманные проблемы, своих хватает. – Спасибо, я как-нибудь справлюсь одна.
Но Анри не принял предложенный шутливый тон.
– Вот это меня и пугает: что ты все время справляешься одна.
– Анри, давай закончим разговор.
– Камилла, – мягко заметил он, – по-моему, ты сама все усложняешь.
– Заезжай в гости почаще, – предложила госпожа де Ларди, словно не услышав его. – Верней – очень милый человек, даром что внебрачный сын Генриха Четвертого. Он тебя отпустит, а я пожертвую аббатству сколько-нибудь от щедрот, давно не занималась благотворительностью.
– С удовольствием воспользуюсь твоим приглашением. И учти, я теперь по средам служу мессу в Санлисе. Ты ведь ездишь туда?
– Да, разумеется. Я приеду, Анри, обязательно приеду. Твои проповеди – всегда нечто большее, чем просто слова. Мне их очень не хватало все то время, что ты просидел в Испании.
Вильморен снова поцеловал ей руку.
– Кажется, и я вправду дома, если самая циничная женщина Франции говорит, что соскучилась по моим проповедям.
Камилла невольно расплылась в обычной своей ехидной улыбке.
– Не обольщайтесь, господин прелат. Я всего лишь плохо сплю в последнее время, а твои проповеди – отличное снотворное!
Анри расхохотался.
Глава 3
Перед шевалье лежала равнина, дорога вилась через перелески к мосту, который казался отсюда, с холма, игрушечным. Теодор прищурился: глаза болели от сверкания снега, но ему показалось, что он увидел движение на дороге. Какие-то всадники? Шевалье поморгал: нет, привиделось. Он продолжил путь, но нехорошие предчувствия заставляли внимательно осматривать окрестности. Виллеру имел все основания опасаться разбойников: в конце зимы банды всегда зверствуют больше обычного, а у него с собою немалая сумма денег, и от ранений он оправился не до конца. На первый взгляд – легкая добыча.
Предчувствия оправдались, когда всадник въехал в небольшую рощу. Из кустов на дорогу вылезла парочка мрачных личностей. Место для засады было выбрано удачно: хотя деревья здесь довольно редкие, но весна еще не наступила, вокруг громоздились сугробы – слишком высокие, чтобы верховой мог их преодолеть. Не хватало еще, чтоб верный Фернан переломал ноги. Пешком же хромавший Теодор далеко не уйдет от преследователей. Что ж, не впервой шевалье де Виллеру вступать в схватку с превосходящими силами противника. Драться, без сомнения, придется – кто бы ни были эти неизвестные, намерения у них явно враждебные: они быстро приближались, и тот, что шел впереди, держал в опущенной руке пистолет. Лица бандитов закрыты масками – прелестная деталь, придающая происшествию некую сомнительную романтичность. Видимо, действительно разбойники. Не повезло.
А вот кому – им или Теодору – сейчас и предстояло выяснить.
Неизвестные не издавали никаких воинственных кличей, не требовали ни денег, ни ценностей, значит, явились не столько грабить, сколько убивать. Теодор втянул воздух сквозь зубы и нехорошо оскалился.
– Что вам угодно, господа? – поинтересовался он.
Рука его лежала на эфесе шпаги, но вынимать оружие Теодор не спешил.
«Господа» ничего не ответили. Тот, что шел впереди, вскинул пистолет и прицелился.
Все дальнейшее происходило очень быстро. Теодор дал шпоры Фернану и понесся прямиком на стрелка, выхватывая из седельной кобуры один из четырех имевшихся у него всегда снаряженных пистолетов. Вражеская пуля свистнула у него над головой, в следующее мгновение он выстрелил сам, но Фернан рыскнул в сторону – и Виллеру промахнулся. Теодор выхватил второй пистолет и разрядил его во врага – на сей раз удачно. Один из разбойников застонал и схватился за плечо, другой прыгнул на обочину, спасаясь от копыт коня. Теодор немедленно развернул Фернана, не желая оставлять недругов за спиной: раненный в плечо разбойник поднялся и уже целился в него. Теодор выхватил свой третий пистолет и выстрелил, противник не успел никак среагировать и упал замертво. Не очень хороший результат: три пули на одного врага. Виллеру был собой недоволен.
Против ожидания, выстрелов со стороны нападавших более не последовало: они запаслись на удивление малым количеством огнестрельного оружия, как будто рассчитывали покончить с путником довольно быстро.