Падает вверх

— Все правильно, — сказал Василий Тимофеевич. — Теперь слушайте, мы получили официальную бумагу от вашего Диспетчера. Вы уже с ним познакомились?
— Да, познакомился. Такой большеголовый блондин, очень уравновешенный человек.
— Так вот что пишет этот уравновешенный человек… Я читаю его докладную, Платон Григорьевич.
«Настоящим ставлю вас в известность, что в пространстве над затененной частью Луны временами проносятся тела странной формы. Визуально наблюдались Могиканом — это начальник Лаборатории химии Луны — и полковником Ушаковым. Питая полное доверие к показаниям этих исследователей космоса, прошу изменить первоначальный план исследований…» Тут дальше идет целый ряд предложений Диспетчера, Платон Григорьевич. Я решил поставить вас в известность, чтобы вы тоже получили некоторую свободу действий.
— Это очень кстати, — Платон Григорьевич нащупал рукой полотенце на спинке кровати, вытер влажный лоб. — Это как нельзя более кстати.
— Учтите, пока именно вы, Платон Григорьевич, не представите нам своих соображений, нам будет очень трудно сориентироваться, тем более что никаких фотографий никто так и не смог сделать…
В семь часов утра по местному времени полковник Ушаков постучал в комнату Платона Григорьевича.
— Входите, я уже встал, — сказал Платон Григорьевич. — Мы сейчас летим?
— Да, сейчас, — коротко ответил Ушаков. Он был в летном комбинезоне и теплых унтах, вокруг шеи блестел ободок металлической манишки, к которой привинчивался шлем. — Ваше летное обмундирование вот здесь, в шкафчике, Платон Григорьевич. Вы, вероятно, в него заглядывали?
— Я думал, что это дверь в соседний номер, — сказал Платон Григорьевич.
Он открыл шкафчик и увидел комбинезон, а в углу, на специальной полке, — круглый шлем.
Знакомым тоннелем они прошли в ангар, поднялись по лестнице внутрь самолета. Вместо кресел для пассажиров вся центральная часть самолета была занята какими-то грузами. Это были кожаные мешки различных размеров, с удобными блестящими ручками. Ушаков прошел вперед, открыл дверь в командирский отсек. Первое, что увидел Платон Григорьевич, когда шагнул за порог, была широкая блестящая колонна, упиравшаяся в пол и потолок фюзеляжа.
— Это и есть компенсатор? — спросил он, прикоснувшись к колонне.
— Да, компенсатор веса, тип «М-11», серийное производство, Платон Григорьевич. А сколько было споров, возражений, сколько смешного и грустного предшествовало появлению на свет такой нужной штуки! — Ушаков прошел на место пилота, включил рацию. Платон Григорьевич сел рядом.
— И больше никого не будет? — спросил он.
— Нет, не будет, только мы с вами, Платон Григорьевич. И взлетим и вернемся вместе, если вы не возражаете. У нас такое навигационное оборудование, что отпала необходимость в специальном штурмане, в радисте. Да и перелет считается несложным…
— Полковник, — зажурчал в динамике чей-то знакомый голос. — Как меня слышите?
— Отлично слышу, Диспетчер.
— Вы готовы к вылету?
— Готов…
— С вами военврач?
— Так точно, военврач со мной.
— Поведете караван цистерн. Снимете их с квадрата Г-7. Это сразу за хребтом.
— Сколько цистерн?
— Четырнадцать.
— Какие сведения о метеоритной опасности?
— Запустили три зонда. В пределах нормы. Но все-таки рекомендую надеть шлемы. Ну, Полковник, привет нашим, Могикану особый… Через,пять минут можете стартовать…
— Есть через пять минут стартовать, — сказал Ушаков и, обращаясь к Платону Григорьевичу: — Надевайте шлем.
Ушаков взял из рук Платона Григорьевича шлем, отвел прозрачный щиток вверх и, жестом попросив Платона Григорьевича наклонить голову, надел на него шлем задом наперед. Потом он быстрым движением повернул шлем вокруг оси, подключил к комбинезону какие-то шланги и провода.
— Я позже надену, — сказал он, когда Платон Григорьевич предложил свою помощь.
В динамике раздался звонок, и Ушаков, взяв на себя рукоять управления, правой ногой нажал на кахой-то маленький рычажок под пультом.
Впереди, уходя внутрь скалы, раздвинулись широченные ворота ангара, побежали сразу поблекшие в потоке дневного света ряды лампочек, и самолет неслышно поплыл к выходу. Сзади раздался шум. «Тележка, — подумал Платон Григорьевич. — Тележка поехала, для чего она им?»
Только сейчас Платон Григорьевич мог оценить всю опьяняющую радость полета. Из прозрачного фонаря было видно далеко вокруг. Вон край синего озера, сверху оно казалось еще более синим; здание, которое он только что покинул. За пологим хребтом открылась ровная площадка, вся усеянная какими-то странными темными пятнами.
— Вот эти? — переспросил Ушаков, когда Платон Григорьевич указал их ему. — Это колодцы, бетонированные колодцы для хранения цистерн с горючим, жидким кислородом и прочими грузами для лунной базы. Сейчас сами увидите…
— Я над квадратом, — заговорил Ушаков в микрофон. — Груз готов?
— Можете взлетать, — донеслось из динамика. — Порядок следования такой: кольцевой взлет одновременно всех цистерн, дистанция три километра, не долетая ста до лунной поверхности, подадите Могикану сигнал. Вас держу цепко, можете набирать высоту…
Земля быстро стала уходить вниз. Вот уже здание базы стало похоже на стоящую ребром записную книжку, рядом — блюдце-озеро, тайга слилась в одну сплошную темно-зеленую массу.
— Смотрите, скорее смотрите, — сказал Ушаков, показывая себе под ноги: сквозь окно в полу Платон Григорьевич увидел, как из нескольких колодцев вынырнули белые стаканы цистерн. Они сгруппировались в кольцо и стали подниматься все выше и выше. — Так они и будут следовать за нами до самой Луны…
— А почему на таком большом расстоянии?
— На них атомные двигатели без защиты. Собственно, тот же компенсатор, что и на нашем самолете, но получается значительная экономия веса.
— Поэтому они и хранятся в колодцах?
— Да, именно поэтому. К каждой цистерне подводится по трубам вода, бензин или спирт, кислород или азот, а там, на Луне, они войдут в соответствующие гнезда, где будут опорожнены и заполнены лунными грузами.
— А у нас есть защита от атомного излучения?
— На нашем самолете микрореактор с усиленной защитой. Расход энергии предельно мал.
В динамике тот же голос, что говорил о цистернах, сообщил:
— Полковник, берите цистерны на себя. Счастливого перелета.
— Есть взять цистерны на себя. — Ушаков быстро переключил что-то на пульте и вновь повел самолет вверх, где бесконечной равниной простирались кучевые облака.
Платон Григорьевич на минуту зажмурился, когда самолет вошел в клубящуюся туманную дымку. Потом вновь ярко засияло солнце, и поверхность облаков внизу, под самолетом, стала походить на заснеженное поле где-нибудь в степях под Оренбургом. Казалось, что вот на горизонте покажется одинокий хуторок или фигура лыжника, но вместо этого появились белые цилиндры, и тень от них причудливо легла на сомкнувшуюся за ними полосу облаков.
— Так бы летел и летел… — сказал Платон Григорьевич. — Нет никакого ощущения ожидания. Обычно ждешь, когда же конец.
— Это в общем опасное состояние, — ответил Ушаков, откидываясь в кресле; он передал управление автоматам, и черное полукольцо штурвала перед ним тихонько отклонялось то в одну, то в другую сторону. — Опасное не для пассажиров, а для пилотов. Наступает, мы уже давно с этим столкнулись, высотная эйфория, когда пилоту кажется, что ничто над ним не властно, что он может летать бесконечно, на любой высоте, не считаясь ни с количеством воздуха, ни с чем… Поэтому в такие перелеты обычно пилоты идут парами, вот как мы с вами.
— Значит, все-таки какие-то нервные явления наблюдаются? — осторожно спросил Платон Григорьевич.
— А как же иначе, как же иначе? Пока человек был прикован к несущейся по орбите ракете, связан железным законом экономии топлива, все эволюции летательного аппарата проводились скупо и предельно точно. Здесь же мы даем пилоту возможность свободно творить свой полет, и необычность обстановки иногда сказывается. Есть и еще кое-что, но мы пока только присматриваемся к этому явлению…