Безумная практика
Близняшки заметили мой удрученный вид, но ни одна не пожелала расстаться хоть с чем-нибудь. Наоборот, по их глазам было видно, что каждую пуговицу они будут отстаивать потом и кровью. Варя даже вышла вперед, закрывая от меня прилавок у кассы, на который Даша перегружала выбранное, обеспокоенно посматривая в мою сторону.
Продавщица, сразу же упаковывая покупки, сверлила меня глазами, выискивая атрибуты очень обеспеченного человека: безумно дорогие часы, костюм, обувь или, на крайний случай, золотую цепь, печатки и обширный живот. То, что ничто из перечисленного не украшало мою персону, обескураживало ее, и она стала искать еще один атрибут — чемодан с деньгами. Не в силах томить ее ожиданием, я встал с жесткого стула, который, как мне кажется, поставил здесь какой-то сердобольный человек специально для таких случаев. Размяв ноги, я поинтересовался суммой покупки, которую продавщица произнесла с каким-то благоговением, так как здесь давно никто так не затаривался. Что ж, практика «лучших учениц» обходится Школе явно недешево, но, с другой стороны, они здорово сэкономили, что устроили ее именно летом. Если бы девочки выбрали себе еще и по паре шубок, то руководству Школы ничего бы не оставалось, как объявить себя банкротом. Я попросил продавщицу подождать и покинул насторожившихся близняшек. Возвращаясь через несколько минут с пачкой купюр, любезно выданных мне банкоматом (благо за последние полгода на счету накопилась приличная сумма), я заметил, что около продавщицы уже крутятся ее коллеги, якобы помогающие упаковывать товар, а на деле изучающие молодого и, очевидно, не бедного мужчину. Расплатившись и навьючив на себя бесчисленные пакеты, я стал похож на верблюда, бредущего через Сахару и понукаемого безжалостными погонщиками.
Когда мы отошли на приличное расстояние, я услышал:
— Достался же кому-то. Симпатичный, богатый и жену слушается. Мой бы ни за что в магазин не пошел, — завистливо вдохнув, поведал один голос.
— Точно. А дочки, видела, какие наглые, так и зыркают. Веревки из него вьют. Наверное, как раз с матери пример и берут, — добавил второй голос, пожалевший о моей горькой участи.
Мысленно поблагодарив сердобольную женщину, я двигался к выходу, когда сзади послышался шум, а следом испуганные возгласы. Я обернулся и остолбенел от ужаса, чуть не рассыпав свою поклажу. Картина увиденного поразила бы и алкоголика, ежедневно встречающегося с белой горячкой. Еще минуту назад спокойно провожающие меня взглядом продавщицы, по-видимому, разом сошли с ума. А чем еще можно объяснить, что трое из них забрались на прилавок, двое каким-то образом ухитрились взгромоздиться на стул, где еще недавно сидел я, парочка женщин бежала прочь от отдела, а одна даже валялась в обмороке. За исключением последней, все дружно визжали.
Покупки, словно осенние листья под порывом ветра, осыпались с меня, едва я увидел, что происходит. Это было похоже на страшный сон ученицы, перетрудившейся на занятиях по домоводству. Сейчас отдел напоминал террариум, наполненный змеями, пауками и прочей гадостью. Только вместо пресмыкающихся, паукообразных и членистоногих по направлению к визжащим женщинам, извиваясь, ползли пояса, шнурки, ленты, за ними, мелко подпрыгивая, семенили пуговицы и кнопки, третий эшелон составляли всяческие легкомысленные бантики. Потом, словно опомнившись, бантики остановились, развернулись и направились к полкам, которые они покинули. Я проводил их взглядом и заметил, как от изрядно помятого плаща, висящего на плечиках, пытается оторваться последняя пуговица. Как бы глупо это ни звучало, пуговица явно очень торопилась — она кружилась, дергалась и нетерпеливо тянулась к своим товаркам. Наконец нитки не выдержали, пуговица спрыгнула на пол, стряхнула остатки волокон, затем, не тратя время на утомительное ползание, стала на ребро и быстро покатилась к общей куче.
Все это творилось, конечно, по волшебству, в конце концов, не я ли нахожусь в компании двух практикующихся учениц Школы магии. Пришивание пуговиц должно входить в курс, следовательно, всего-навсего меняется полярность заклинания, и вот уже пуговицы отскакивают от одежды, пояса покидают брюки, шнуровка расплетается. Снова здорово! Я бросил на пол оставшиеся пакеты и развернулся. Девочки с удовольствием смотрели мимо меня на разыгравшееся действо. Шнурки уже атаковали ноги продавщиц, которые, продолжая визжать, отрывали их двумя пальцами, как пиявок, и бросали на пол. Пуговицы, не в силах подняться по вертикальным поверхностям, сгрудились внизу, образовывая живой колышущийся коврик. Зрелище было еще то. прямо хоть фильм ужасов снимай. Я непроизвольно поежился, и тут сестры меня наконец заметили.
Я же медленно свирепел. Еще бы, близняшки до смерти напугали бедных женщин, вся вина которых заключалась только в том, что они по неосторожности назвали девчонок наглыми. Наверняка немало пройдет времени, пока кто-нибудь из продавщиц найдет в себе силы взять в Руки хотя бы одну пуговичку. Я шагнул к близняшкам, те отступили, но в их глазах не было ни капли раскаяния, наоборот, сейчас они были наполнены решимостью. Сестры отступили назад еще на один шаг и придвинулись друг к другу, «Вместе мы банда», — вспомнил я расхожую фразу. Да, иначе как бандой эту компанию не назовешь, причем, как ни крути, формально главным в этой преступной группировке оказываюсь я. И происходящее можно запросто квалифицировать как «умышленное уничтожение или повреждение имущества», а это, между прочим, уже статья. Если же присовокупить голосящих продавщиц, то за «умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, повлекшее за собой психическое расстройство и совершенное из хулиганских побуждений» штрафом не отделаешься. Хорошо еще, что никому в голову не могло прийти, что виновницами происходящего катаклизма являются две особы довольно юного возраста, обидевшиеся на культуру обслуживания. Остается надеяться, что все можно исправить.
Пока я старался оценить обстановку, женщины стали кричать уже с перерывами — сказывалась усталость голосовых связок, к тому же шнурки и пуговицы перестали шевелиться. Когда некоторые из них подергивались, как в агонии, продавщицы снова взвизгивали. Изо всех отделов высовывались лица с ярко выраженной смесью любопытства и страха. Когда раздались крики, то и продавцы и покупатели бросились посмотреть, что случилось, но, увидев ожившую фурнитуру, взвизгивали и неслись обратно. Самые слабонервные покупатели ломились к выходу, основная же масса, справедливо полагая, что количество предполагаемых жертв будет не более числа продавщиц, расположившихся на прилавке в отделе одежды для девочек, затаилась поблизости, ожидая продолжения событий и не обращая на нас никакого внимания.
Можно подводить итоги: несколько сотен пуговиц, сотни поясов, шнурков и лент на полу против пяти женщин на прилавке (продавщица в обмороке не в счет), десятки изнывающих от любопытства зрителей, две юные ведьмы и я. И только мы трое знаем, что тут происходит, и только двое из нас могут что-нибудь сделать. Был выход трусливо дезертировать с места сражения, но это было бы слишком легким выходом для несдержанных обиженных хулиганок.
Я схватил воинствующих волшебниц за руки, отвел от отдела и безапелляционно заявил:
— Либо вы исправляете все, что тут натворили, либо практику вы не сдали. Выбирайте.
Похоже, девочки уже сами поняли, что они, так сказать, несколько переборщили. Даша выступила за обеих:
— Без ниток и иголок никак не получится.
Я представил близняшек, сидящих на полу и старательно пришивающих пуговицы в течение нескольких дней, и мне стало нехорошо: все-таки не такой уж я изверг, несмотря на то, что они такую кару заслужили.
— А с магией никак не получится? — с надеждой спросил я.
— Что значит — с магией? Ты что, думаешь, мы руками пришивать будем, как Золушка? — зашлась в негодовании Варя.
После этого заявления я подумал, что девочек все-таки стоило заставить пришивать пуговицы вручную. Ладно, осталось только достать швейные принадлежности.