Мне не забыть...
* * *Первое, что Эмили увидела, подъехав к дому Тони, — серебристый “вольво”, принадлежащий Нэнси. С нехорошим предчувствием Эмили неохотно вылезла из машины.
Тони явно высматривал ее из окна, потому что открыл дверь раньше, чем гостья постучала.
На нем были темно-серые брюки строгого покроя, светло-серая рубашка и идеально повязанный галстук в тон. В этом серьезном, сдержанном мужчине Эмили с трудом узнала страстного любовника, который доводил ее до экстаза своими объятиями и поцелуями, который разбудил в ней неведомые дотоле инстинкты. Нет, это был прежний Тони — суровый, непреклонный. И в то же время великолепный образчик силы и красоты.
Она стояла перед ним, как ягненок, такая хрупкая, испуганная. Страх плескался в ее глазах, и Тони, позавчера научившись распознавать мельчайшие оттенки ее настроения, тут же все понял и негромко чертыхнулся.
Он пообещал себе, что не будет торопить события и не упустит подаренный изменчивой фортуной шанс наладить отношения с Эмили. Теперь он знает, почему она всегда избегала и ненавидела его, как знает и способ растопить лед.
Рассудок подсказывал ему: не удастся что-либо изменить только из-за того, что они покончили с прошлыми недоразумениями. Но сердце кричало: невозможно любить кого-то так долго и безответно! Эмили и впрямь не совсем равнодушна к нему, хотя бы физически. А это уже немало. Ей было хорошо с ним — не с его кузеном, не с другими мужчинами, а только с ним. И это его главный козырь.
И вот сейчас Тони видел, как Эмили борется с искушением развернуться и убежать. Он взял ее под руку, приглашая войти в дом. Эмили вздрогнула, но руки не отняла.
— Твоя сестра здесь, — сказал он, когда тяжелая дверь захлопнулась за ними.
— О Боже!..
— Она приехала очень расстроенная и сильно не в духе, — предупредил Тони. — Но сейчас, полагаю, она хочет с тобой помириться…
Затравленный взгляд Эмили стал более спокойным: ее тревожила неизвестность, а теперь она, по крайней мере, узнала, что от нее требуется.
Но почему она позволяет Тони притрагиваться к ней? Не оттого же, что его прикосновение дает ей тепло и покой? Совсем не об этом свидетельствует предательское сердцебиение и внезапный приступ слабости… Он ведет ее под руку, а она не может и не хочет высвободиться.
На пороге гостиной Эмили на мгновение застыла, увидев пресловутый бабушкин диванчик.
Тони, если и заметил ее нервозность, виду не подал. Вместо этого он приветливо улыбнулся Нэнси, с угрюмым лицом сидевшей в одном из кресел у камина.
— Эми… Мне очень жаль… Ради Бога, прости меня… Тони объяснил, что попросил тебя никому не рассказывать о вашей… любви, пока он не уладит кое-какие дела в своем туристическом бизнесе. Он говорит, ты собиралась обо всем мне сообщить в прошлые выходные. — Нэнси виновато улыбнулась. — Но я, кажется, сама этому помешала, обрушила на тебя новость о ребенке, а тебе не дала и рта раскрыть. И сегодня утром опять все испортила. Я должна была понять, что ты не станешь без веских на то оснований скрывать от меня свое счастье. Просто… мне было неприятно услышать радостную весть от чужого человека.
— Понимаю, — покаянно ответила Эмили.
Так, значит, Тони затеял миротворческую миссию: вернул душевное спокойствие Нэнси, развеял ее обиду. А вину за сокрытие “радостной вести” принял на себя.
— Ты не представляешь, как я счастлива за вас обоих, — продолжала Нэнси. — И вы правильно сделали, что огласили свою помолвку: из-за того, что произошло в воскресенье, вы не могли поступить иначе. Тони говорит, вы опасались, как бы ваши отношения не осквернили грязными выдумками и сплетнями. — Сестра подошла к Эмили, обняла ее; потом снова принялась извиняться: — Прости, дорогая, утром я вела себя безобразно и сюда заявилась, чтобы высказать Тони все, что думаю о вас, но, благодаря ему, я осознала, какая я бестолковая…
Эмили слушала молча, не находя в себе мужества ответить. Каждое слово Нэнси впивалось в нее, точно отравленный дротик.
Тут на помощь подоспел Тони: привлек ее к себе, обнял за талию. Почувствовав тепло его ладони, ощущая его силу, Эмили вытянулась в струнку, страшась, что тело в очередной раз предаст ее.
* * *— Нэнси, не изводитесь так. Эми на вас не в обиде. Правда, моя милая?
Тони провел ладонью по ее волосам, с нежностью заглянул в глаза. Личико Эмили слегка порозовело, губы приоткрылись, как распустившийся бутон розы. Легкое прикосновение его руки привело ее в трепет, и по всем жилам разлилась обжигающая огненная река.
Он смотрит на ее губы… медленно наклоняет голову, как будто… Нет, не собирается же он поцеловать ее сейчас, в присутствии Нэнси?
— Дорогая…
Ее губы дрогнули, опаленные его горячим дыханием, длинные, загнутые кверху ресницы опустились. Эмили повернулась к нему, приподнялась на цыпочки.
Руки Тони сомкнулись у нее за спиной, он крепко прижал ее к себе, припал к губам. Едва касаясь, заскользил языком по кольцу губ, но через секунду проник в сладкую глубину ее рта, опутывая Эмили паутиной любовной ласки.
Пол завертелся у нее под ногами; Эмили не замечала, что Нэнси смущенно смотрит на них, словно никогда не видела ничего подобного. Наконец Тони оторвался от ее губ, и Эмили стыдливо спрятала лицо у него на груди.
Зная, как действует на нее близость Тони, почему она позволила ему дотрагиваться до нее? Когда Эмили осмелилась взглянуть на сестру, то прочла в ее широко распахнутых глазах страшный ответ: “Ты любишь его!”
Да, она его любит — так сильно, что это лаже наводит на нее ужас. Теперь Эмили словно прозрела и могла сказать наверняка, в какой момент впервые пробежала между ними искра взаимного влечения — много лет назад, когда ей, шестнадцатилетней девочке, представили красивого высокого мужчину. Он был ослепителен, как солнце, и Эмили тщетно пыталась вырваться из плена прищуренных карих глаз. Тони осторожно и мягко встряхнул ее маленькую ручку своей мускулистой смуглой рукой в приветствии и задержал чуть дольше, чем предписывалось этикетом…
— Я, пожалуй, пойду, — с деланной беспечностью сказала Нэнси.
— И не беспокойтесь об Эмили, я сумею о ней позаботиться, — заверил Тони.
Нэнси открыто и дружелюбно посмотрела ему в глаза.
— Извините, что сомневалась в вас. Думаю, это мои гормоны разбушевались. — Она засмеялась, сложив руки на животе. — Если вы с Эми не станете терять времени, у моего малыша будет двоюродный братик или сестричка…
Эмили желала лишь одного: оказаться на необитаемом острове за миллион миль от истины, которую только что для себя открыла, и чтобы кругом — неприступные скалы и безбрежный простор океана.
Нэнси вышла из дома в сопровождении Тони и зашагала к машине, а Эмили смотрела им вслед и понимала, что не может пойти за сестрой.
Предполагается, что они с Тони должны любить друг друга. Эмили действительно его любит, пусть ее чувства — словно улица с односторонним движением. Она больше не принадлежит себе и готова, как рабыня, последовать за ним куда угодно, ведь на ее губах, как клеймо, его поцелуй… Поцелуй, который Нэнси сочла доказательством любви.
Она замирает от волнения при звуке его голоса, захлебываться от желания, от того, что он с ней делает! Вот и наступила развязка по прошествии четырнадцати лет… Наверное, у нее всегда было какое-то предчувствие, а то, что она принимала за ненависть, на самом деле интуитивная реакция на приближение опасности.
Снаружи донесся шум заводимого мотора. Нэнси высунулась из окошка автомобиля, весело помахала рукой Тони.
Представив, что через минуту окажется с ним наедине, Эмили заметалась по комнате в поисках укромного местечка, но безуспешно: все равно она будет на виду, в какой бы угол ни забилась.
Отворилась и захлопнулась входная дверь. Эмили, уже не помышляя о бегстве, в ожидании замерла посреди гостиной спиной к вошедшему.
* * *— Я и не заметил, что твоя сестра ждет еще одного ребенка, — сказал Тони.