Дитя лета
–"Кто-то должен ведь держать тебя в узде, – сказал Джуд.
Братья посмотрели друг на друга и дружно рассмеялись. Джуд немного подвинулся, дав Лаэму забраться на борт. Вода из шланга хлестнула по ногам, окатив его по колено. День выдался солнечный, но издалека быстро надвигалась стена тумана.
– Видел что-нибудь сегодня?
– Пять финвалов, несколько бурых, целую толпу дельфинов. Такие счастливые.
– У этого идиота Лафарга на палубе валяется дельфиний плавник. Он даже не пытался его спрятать, когда я шел мимо.
– Послушай, я уверен, что он это делает ненамеренно. Он ловит ярусом, а там не знаешь, что попадется. Что ему, выбрасывать мясо?
– Тогда не нужно ловить ярусом.
– Ладно, брат, мир. В этом вопросе я на твоей стороне. Все туристы любят дельфинов, это для семьи неплохая статья дохода. Ты проповедуешь неверному. Не читай мне лекций на тему охраны морских млекопитающих и об угрозе милым, прекрасным существам, которые дышат воздухом. С одной стороны, меня расстраиваешь ты, приводят в отчаяние танкеры, с другой – существуют мои клиенты, которые мечтают подобраться поближе к китам и снять их на личное видео, ссылаясь при этом на моих менее сознательных конкурентов, которые практически позволяют им вести себя с китами, как с домашними питомцами.
– Да, и что…
– Помнишь, когда мы – ты, я и Коннор – ходили в море, как близко нам удавалось подойти к ним? Коннору, помнится, очень нравилось класть руку прямо на дыхало кита….
– Да, он говорил, что чувствует, как оттуда выходит теплый воздух.
– Никому не удавалось так близко общаться с ними, как Коннору, – добавил Джуд.
– Это уж точно. Никому не удавалось, – поддержал Лаэм. Голубой залив был покрыт сияющей рябью. Прищурившись, он посмотрел на солнце, и ему привиделась спина белого кита, белухи, примерно пятидесяти ярдов длиной. Он вдруг вспомнил себя в возрасте двенадцати лет, Джуду тогда было одиннадцать, а Коннору – девять. Трое мальчишек, и целое лето впереди…
– Парень умел говорить с ними на их языке. На китовом. Факт. А когда я….
Лаэм прервал его:
– Люди не говорят на языке китов. Послушай, я ведь пришел сюда специально, чтобы спросить тебя насчет проката прогулочного судна.
– Проката китобойного судна? А-а, так вот в чем дело, – сказал Джуд, стараясь скрыть под личиной иронии свои уязвленные чувства. Лаэм не отреагировал; ему поскорее хотелось уйти из дока, вернуться к себе в кабинет, подальше от воспоминаний о белом ките и этих непроизвольных видений и призраков прошлого.
– Не для меня, для Роуз Мэлоун в ее день рождения.
– Ах, да! В эту субботу. Лили арендовала на утро большое судно. На девять или одиннадцать утра. А что? В чем дело?
– Кто поведет судно?
– Кто поведет? Не знаю. Постой, это шестнадцать девчонок и их мамаши? Да кому ж охота! А ведь кто-то вытянет этот печальный жребий. А в чем, собственно, дело?
– Послушай, сделай мне одолжение. Я хотел бы, чтобы судно вел ты.
Джуд недоуменно уставился на него. Одна бровь драматически поднялась, затем опустилась. Теперь он, казалось, ждал главного удара. Однако, не дождавшись, сказал:
– Я по субботам не работаю. Это единственный день, когда я могу отвлечься от утомительного владения флотом как средством добывания пищи. Понимаешь?
– Я серьезно прошу тебя пойти мне навстречу, Джуд, – сказал Лаэм. – Это очень важно.
– Почему?
– Потому что ты самый лучший капитан, потому что ты никогда не дрогнешь, потому что ты знаешь, как вести себя в критических ситуациях. На днях Роуз предстоит операция. Не думаю, чтобы во время круиза возникли какие-то проблемы…
– Ее мать уже говорила мне, что беспокоиться не о чем.
– Хорошо. И все же…
Джуд прищурился:
– Послушай, о чем ты мне тут пытаешься рассказать? Может быть, Роуз Мэлоун – твое тайное любимое дитя ? Ты ее прижил с Лили? Ты и Мисс Недотрога-2005 сделали ее десять лет назад и теперь в тебе вдруг проснулись отеческие чувства?
Лаэм осуждающе покачал головой и улыбнулся. Если это добавит Джуду желания согласиться, пусть думает, что угодно. Люди всегда сплетничали о Лили Мэлоун и никак не могли понять суть их отношений.
– Ну как, сделаешь?
– Думаешь, мне нужна такая ответственность? У девочки на борту могут возникнуть проблемы…
– Уверен, что все будет в порядке. Это запланированная операция, достаточно обычная. Кроме того, если выйти на большом судне, то в случае чего можно очень быстро добраться до вертолета.
– Этого еще не хватало. Я начинаю нервничать. Наверное, лучше вовсе отменить поездку.
– Не делай этого. Не порти девочке день рождения.
– Ты выкручиваешь мне руки, понимаешь это? Тоже мне, брат называется…
Теперь Лаэм был абсолютно уверен в том, что Джуд поведет судно для Роуз. Он помахал ему на прощание и зашагал вдоль длинного дока по направлению к городской площади и статуе рыбака – туда, где недавно сидел с Роуз. По спине пробежал озноб.
Воздух постепенно нагревался, почти заставляя поверить, что уже можно купаться. Эти северные воды все равно оставались холодными из-за таяния зимних снегов дальше к северу; они пополняли реки и попадали в залив.
Но в такие вот теплые дни раннего лета Лаэм неизбежно возвращался памятью в прошлое. В то время, когда ему было двенадцать, Джуду – одиннадцать, а Коннору – девять. Он почти физически ощущал, что они снова вместе. Все как прежде, обе его руки целы, и Коннор рядом.
Но он научился не давать ход этим мыслям – летом, не летом – и быстро прошагал мимо каменного рыбака, даже исподволь не взглянув на него, затем поднялся по лестнице в офис и захлопнул за собой дверь.
***Лили Мэлоун сидела на пороге своего дома и вышивала, Роуз гуляла в саду. На Лили были очки, в которых с недавнего времени она чувствовала потребность; розовая оправа придавала этому по сути грустному предмету какой-то праздничный вид. Поглядывая поверх очков, она послеживала за дочерью, стараясь при этом держать в тайне то, чем в данный момент занималась. Каждый год на день рождения дочери она дарила ей вышивку. Конечно, Роуз знала, что и на этот год будет то же самое, но обеим было приятно повторять этот ритуал: Лили – прятаться, а Роуз – разыгрывать удивление.
– Мам, ты только посмотри, – сказала Роуз, – глория показалась, а вот несколько цинний. Наверное, это все-таки циннии – так мне кажется. Листочки у них совсем крошечные.
– А ты загляни в садовый календарь, – посоветовала Лили.
Роуз поднялась с коленей и пошла под навес. Лили наблюдала за тем, как медленно она движется, как поднимается и опадает ее грудная клетка, считала количество дыханий. Она следила за цветом ее лица; оно было бледно, но не слишком, и губы розовые, а не голубые. Она хорошо держит равновесие, значит, у нее не кружится голова. С годами Лили научилась улавливать малейшие изменения в самочувствии Роуз. Конечно, ей было далеко до профессионала, тем не менее по отдельным черточкам она хорошо понимала, что происходит с девочкой в настоящий момент.
– Точно, мам, это циннии и глории, которые мы с тобой сажали! – крикнула Роуз, появляясь из-под навеса с садовым календарем, который они сами расчертили в прошлом месяце, после того как вскопали и разрыхлили жесткую садовую землю, перемешали ее с землей для горшков и вдавили туда крохотные семена.
– Вот и чудесно!
– Когда я вырасту, то стану… этим… – как ты говорила?"
– Садоводом.
– Садоводом, – повторила Роуз. – Я буду ученым по растениям. Доктором по глориям!
Лили подняла взгляд: снова и снова Роуз возвращается к медицине – потому что она это знает. Доктора, больницы, процедуры, операции… Как бы Лили хотелось, чтобы у Роуз был незамутненный опыт общения с садом – без докторов.
– Кажется, глории будут высокими, – сказала Роуз, снова опустившись на колени и отирая грязь с их хрупких стеблей и нежных зеленых листочков. – Они поднимутся по решетке высоко-высоко, прямо к небу.