Созданная для любви

Лесли упрямо отвернулась, не произнеся ни слова.
— Ты все запомнила? — послышалось у нее за спиной.
— Запомнила? Запомнила ли я? Черт, почему я соглашаюсь? Хорошо. В восемь, — бросила она и, не оборачиваясь, быстро зашагала к лифту.
— И попробуй только не прийти, — неслось ей вслед. — Я тебя выпорю!
Влетев в комнату, она скинула с себя одежду и бросилась под душ. Ее кожа все еще горела, она не знала от чего: от поцелуев ли Невила, от солнечных ли лучей или, может, от стыда. Груди были тяжелее, чем обычно, и надсадно ныли, живот тянуло, голова просто раскалывалась. Но когда кожи коснулся гель для душа, Лесли вспомнила, как нежно Невил целовал ее сосок, как настойчиво теребил его языком. При воспоминании о его шероховатых приятных прикосновениях грудь ее налилась. Она непроизвольно положила свою ладонь на грудь и принялась массировать ее круговыми движениями. Образ Невила стоял у нее перед глазами. Она боролась с собой, пытаясь изгнать его прочь, теряя силы в этой безуспешной борьбе, пока не вспомнила нечто, что придавило ее, как многотонный мертвящий монолит. Он такой же, как Донахью, он не хочет ее, он отверг ее.
Она присела на корточки, обхватив голову руками, струи душа бешено забили по спине. Тотчас хлынули слезы. Лесли хотела кричать, но не могла: эмоции душили ее, она только сдавленно подвывала. Никогда никто больше не отвергнет ее, как Невил сегодня. Если нужно, она останется девственницей на всю жизнь. Гордость и чувство собственного достоинства превыше всего. Кристиан и Донахью были правы. Ни один мужчина в мире ни разу не захотел ее.
Прохладные потоки воды все же сделали свое дело, она утихла и вспомнила наконец о назначенной на восемь встрече с Невилом. Он что-то говорил об ее отце… Кажется, он хочет услышать ее историю. Хорошо, она расскажет ему, и они расстанутся по-доброму, не тая зла друг на друга.
Не успела она обсушить тело полотенцем, как раздалась непрерывная трель телефона, отчего Лесли заключила, что звонят из отеля по внутренней связи.
Действительно, ее беспокоили из бюро заказов.
— Мисс О'Коннор? — Голос был ей незнаком, и Лесли порадовалась, что это не Кристиан. — Утром вы заказывали билет на вечерний рейс. Мы не могли до вас дозвониться. Ваш самолет улетает в половине седьмого. Поторопитесь упаковать вещи, вы как раз успеете к концу регистрации. Я уже вызвала такси.
Секунду, две, три Лесли ошарашенно молчала. Затем, поблагодарив девушку за помощь, она повесила трубку. Итак! Полседьмого. Значит, когда Невил Хаггинс явится сюда выпороть ее, как обещал, она уже будет далеко отсюда.
Кожа пошла пятнами, когда Лесли представила, как Невил, вернувшись в Лондон, в кругу друзей будет выкладывать интимные детали их проклятого свидания, посмеиваясь над ее невинностью и неопытностью. А уж в том, что его друзья прошли неплохую школу злословия, она не сомневалась ни секунды.
Итак, все кончено. В меланхолической прострации она начала собираться. Господи, думала она, так бездарно провалить главное событие своей жизни! Все ее внутренние страхи, все комплексы, вся та чушь, о которой любят поболтать психоаналитики, нашла свое воплощение. И этим воплощением был Невил Хаггинс.
Еще утром Лесли ни о чем не беспокоилась. Она радостно ожидала того, что случается между мужчиной и женщиной, когда любовь сливает их тела воедино. Но все напрасно. И Невил Хаггинс тоже отверг ее.
Когда Лесли спускалась по трапу самолета в аэропорту Ньюкасла, она выглядела осунувшейся и повзрослевшей. Но не ставшей более женственной. Ее женственность украл темноволосый человек с зелеными глазами. Человек, который дал ее телу познать чувственные удовольствия, но не захотел довести это дело до своего логического конца. Мужчина, которого ей не дано забыть, но видеть которого она будет только в самых заветных снах.
Из аэропорта она села на рейсовый автобус, следовавший до Сандерленда. Всю дорогу в ее голове звучали строчки обвинительного заключения Невилу Хаггинсу. И всем мужчинам. Донахью, конечно, подлец. Себялюбивый эгоистичный подлец. И поэтому может быть прощен. Его эгоизм еще сыграет с ним злую шутку. А Невил Хаггинс виновен. Виновен в надругательстве над святыми чувствами, виновен в надругательстве над мечтой.
В конце концов, виновен в том, что она до сих пор девственница! Как безумный Герострат, сжегший святыню, он должен быть забыт и потому не будет забыт никогда.
 
5
Первое время по возвращении с Менорки она вздрагивала от каждого телефонного звонка или стука в дверь, с нетерпением ожидала почты, даже подписалась на пару известных журналов мод. Такое странное поведение не укрылось от отца, но время все загладило.
Так какого же черта по прошествии пяти лет он снова врывается в ее жизнь?! Увидел фото в газете? И вспомнил о ней? Возможно. Да, но ведь он не просит, а буквально приказывает ей в нескольких коротких строчках: «Жду тебя в шесть часов двадцать третьего. Если не сможешь прийти, я тебе позвоню». Дальше следовал адрес. Как это понимать? Она рассеянно взглянула на календарь. Сегодня как раз двадцать третье. Значит, он хочет видеть ее сегодня вечером. Послать Невила к черту, как бы ей ни хотелось его увидеть, или принять предложение? Третьего не дано. Лучше, конечно, не встречаться. Но вдруг он позвонит и наткнется на отца? Что тот подумает? Она, конечно, ни разу не упоминала имя Невила Хаггинса в разговоре с отцом, но… В рассеянности она прикусила губу. Ее мысли забегали по заколдованному кругу.
Панику в голове прекратил стук в дверь. Старая домоправительница вкатила тележку с завтраком.
— Доброе утро! — Лицо ее сияло любящей доброй улыбкой. — Ты чем-то озабочена? Что-то случилось?
Миссис Чейз, их бывшая домоправительница в «Маллигаре», последовала за О'Коннорами в Лондон. От ее проницательного взгляда не укрывалась ни одна перемена в лице Лесли, но, пытаясь обмануть свою старую няню, Лесли сделала вид, что озабочена только собственным отражением в зеркале…
— Ничего, все в порядке.
Наивно полагать, что возможно обмануть Берту Чейз, которую сэр Рандолф за глаза прозвал Мисс Маргот, отдавая дань проницательности старухи.
— Когда подавать второй завтрак?
— Как можно позже, а лучше вообще не подавать.
Домоправительница удалилась в полном убеждении, что, раз у девочки отсутствует аппетит, ее определенно что-то волнует. А коль скоро аппетит пропал после просмотра почты, то ясно, что девочка получила тревожное письмо. А раз сунула конверт под буклеты и покраснела, письмо определенно от молодого человека!
Неохотно затолкав в себя завтрак, Лесли попробовала вернуться к работе. Но все валилось из рук. Воспоминания о Невиле блокировали в ее мозгу малейшую возможность какого-либо вида деятельности. Чего он хочет? Этот вопрос молоточками стучал ей в виски. Неужели он вспомнил о ней? Захотел продолжить любовную игру, прерванную пять лет назад? Последнее показалось Лесли столь же возможным, как материализация монстров из ее ночных кошмаров. Каким же мощным оказалось влияние этого мужчины на ее жизнь, если даже спустя столько лет имя Невила Хаггинса подняло бурю в душе, отразившуюся на лице, которое, как Лесли думала, научилось уже каменеть и ничего не выражать в присутствии посторонних, а тем более близких.
Ни о какой работе не могло быть больше речи. Лесли нервно, словно встревоженная кошка, вышагивала по гостиной. Время от времени она рассматривала себя в большое настенное зеркало. Вроде бы все в порядке. Волосы, как прежде, густы и блестящи словно вороново крыло. От глаз, как всегда, веет фиалковым холодом. За пять лет ее тело, утеряв подростковую угловатость, приобрело мягкие, женственные очертания, у нее увеличились груди, и теперь не всякая блузка вмещала их нежную тяжесть. Ее скулы заострились, зато губы аметистового оттенка, напротив, смягчились. Одевалась Лесли скромно и элегантно. Несколько раз она пыталась отыскать какие-нибудь изъяны во внешности, но не находила.