Лэшер

Время шло, состояние нашей семьи росло, плантации давали обильный урожай, капиталы в иностранных банках неуклонно преумножались, многочисленные кузены и кузины заключали удачные брачные союзы. Богатство, слава и влияние семейства Мэйфейр не знали себе равных на берегах реки. Мы были полновластными правителями обширных владений. Никто из соседей не смел выступить против нас или хоть в чем-то нам противоречить.
Мне было девять лет, когда я потребовал от духа ответа на вопрос, давно меня занимавший:
– Чего ты хочешь от нас – от меня и от моей матери?
– Того же, что и от всех остальных, – последовал ответ. – Я хочу, чтобы вы дали мне плоть.
И, подражая нашим музыкантам, он поднял дикий шум, громогласно распевая эту фразу и сотрясая все вокруг. Я вынужден был заткнуть уши и умолять его о снисхождении.
– Вот смеху-то! – веселился он. – Ну просто обхохотаться можно.
– О чем ты? – недоумевал я.
– Мне смешно на тебя глядеть. Оказывается, я тоже могу своей музыкой довести тебя до исступления.
Услышав это, я не смог сдержать улыбки.
– Так оно и есть, – кивнул я головой. – Но ты только произносишь слово «смешно», а по-настоящему смеяться не способен.
– Погоди! – В голосе его послышалась обида. – Когда я обрету плоть, я вновь смогу смеяться.
– Вновь? – уточнил я. – Значит, ты уже обладал плотью?
Ответа не последовало.
Разговор этот сохранился в моей памяти с поразительной отчетливостью. Я стоял на верхней галерее дома, под сенью банановых листьев, касавшихся деревянных перил. Далеко на реке корабли держали курс в северный порт. Поля, казалось, блаженствовали в лучах нежного весеннего солнца. Внизу, на траве, резвились мои юные кузены. Их насчитывалось до полусотни, и самому старшему из них еще не исполнилось двенадцати. Вокруг лужайки восседало в креслах-качалках старшее поколение – дядюшки и тетушки. Женщины обмахивались веерами и болтали без умолку.
А я стоял рядом с непостижимым существом, вцепившись руками в перила и отчаянно пытаясь докопаться до сути дела. Полагаю, что со стороны я выглядел очень серьезным, возможно, даже чересчур мрачным для девятилетнего мальчишки.
– Все это подарил вам я, – заговорил дух, словно в бушевавших в моей душе чувствах он разбирался лучше, чем я сам. – Ваша семья – моя семья. Можешь быть уверен, поток моих благодеяний не иссякнет никогда. Ты слишком молод и не знаешь, как много может дать богатство. Но вскоре поймешь, что ты – не кто иной, как принц великого королевства. Ни один монарх в Европе не располагает большей властью, чем ваше семейство.
– Я люблю тебя, – проронил я почти механически и при этом сам почти поверил в искренность своих слов – как будто стремился обольстить смертного.
– Слушай меня внимательно, – продолжал дух. – Ты должен всячески оберегать Кэтрин до тех пор, пока она не произведет на свет дитя женского пола. Необходимо продолжить линию. Как ведьма Кэтрин слишком слаба, но следом за ней придут другие, более сильные. Непременно придут.
Его речи заставили меня задуматься.
– Это все, что я должен сделать? – наконец осведомился я.
– Пока все, – откликнулся он. – Но помни, Джулиен, ты наделен огромной силой и со временем сумеешь постичь многое. Вот тогда ты сам будешь знать, что следует делать и как поступать. А я непременно пойму, когда наступит такой момент.
Я вновь задумался, не сводя глаз с жизнерадостной ватаги на лужайке. Доменя донесся звонкий голос брата. Он звал меня играть и предлагал покататься на лодке – они с мальчиками как раз собирались отправиться на реку.
В это мгновение я понял, что семья наша черпает свое благосостояние одновременно из двух источников. Первый связан со сверхъестественными способностями, при помощи которых наши ведьмы заставляют дух умножать богатство и власть Мэйфейров. Но существует и второй, естественный, так сказать, мощный источник процветания. И этот источник становится все сильнее и с исчезновением духа отнюдь не иссякнет.
Он вновь ответил на мой невысказанный вопрос.
– Попытайся только пойти против меня – и я разрушу весь твой мир, уничтожу тебя самого! Ты до сих пор жив только потому, что нужен Кэтрин.
Ни словом не ответив на его угрозы, я вернулся в дом, взял свой дневник, спустился в гостиную и, приказав музыкантам играть как можно громче, принялся записывать собственные мысли.
Замечу, что к тому времени мы с матерью добились немалых достижений в искусстве магии. Как я уже говорил, мы с успехом исцеляли недужных, налагали заклятия, посылали Лэшера следить за теми, о ком хотели знать всю подноготную, и порой даже предугадывали грядущие финансовые потрясения.
Как вы понимаете, Майкл, заниматься всем этим было совсем не просто. Становясь старше, я все с большей отчетливостью сознавал, что мать моя слишком глубоко погрузилась в пучину безумия и уже не способна вести дела. Фактически управлял плантациями один из моих родственников, точнее, двоюродный брат, Августин. Он и распоряжался всеми доходами от них – естественно, по собственному усмотрению.
К тому времени, как: мне исполнилось пятнадцать, я свободно читал и писал на семи языках и постепенно взял на себя – пока, конечно, негласно – обязанности главного надсмотрщика и управляющего плантациями. Августину это пришлось не по нраву, между нами вспыхнула ссора, и в припадке ярости я его застрелил.
То было ужасное мгновение.
Поверьте, Майкл, я вовсе не хотел его убивать. На самом деле он первым выхватил пистолет и принялся мне угрожать. Доведенный до крайности, я отнял у него оружие и всадил пулю прямо ему в лоб. Клянусь, я хотел всего лишь как следует проучить зарвавшегося наглеца, но, увы, мой непредвиденный выстрел лишил кузена жизни. Случившееся повергло меня в глубочайшее изумление. Сам убитый едва ли был удивлен больше. Я видел, как смятенная и растерянная душа его, приняв расплывчатые человеческие очертания, покинула бренное тело и растворилась в воздухе.
После этого прискорбного события в семействе нашем воцарился хаос. Приехавшие из других городов родственники в испуге заперлись в коттеджах, а те, кто жил в Новом Орлеане, поспешили вернуться в свои дома. Плантации погрузились в траур по Августину. Священник не замедлил явиться, дабы исполнить свои печальные обязанности. Начались приготовления к похоронам.
Тем временем я сидел в своей комнате и заливался слезами. В том, что за совершенное преступление меня, как и всякого другого, ожидает самая строгая кара, я не сомневался. Каково же было мое изумление, когда я понял, что страхи мои напрасны.
О каком-либо наказании не было и речи. Напротив, все боялись меня, в том числе даже жена и дети Августина. Меньше всего они хотели вызвать новую вспышку моего гнева и потому поспешили заявить, что произошедшее было, конечно же, «трагической случайностью», они скорбят, но не имеют ко мне ни малейших претензий.
Моя мать наблюдала за происходившим с откровенным удивлением, однако без особого интереса, а по окончании погребальной церемонии лишь сказала.
– Теперь ты можешь взять бразды правления в свои руки.
Вскоре явился дух. Он принялся игриво подталкивать меня под локоть, потом, к немалому своему удовольствию, вырвал из моих пальцев перо и улыбнулся в зеркале, заставив меня вздрогнуть от неожиданности.
– Джулиен, – сказал он, – я мог бы сделать это втихомолку – так, чтобы никто ни о чем даже не догадался. Спрячь свой пистолет. Он тебе больше не пригодится.
– Значит, ты способен на убийство?
– Для меня это пара пустяков.
Тогда я рассказал ему о двух недругах, которых успел нажить. Один из них – учитель – посмел оскорбить мою обожаемую сестрицу Кэтрин, другой – лавочник – самым наглым образом мошенничал и обманывал нас.
– Убей их, – распорядился я.
Дух не замедлил выполнить приказ. Не прошло и недели, как оба врага нашли свою смерть: один погиб под колесами тяжелой повозки, другой неудачно упал с лошади.
– Для меня это не составило никакого труда, – сообщил довольный дух.