Три жизни

Старик вздохнул так интенсивно, что у него чуть швы на брюках не разъехались, – конечно, если бы на нем были брюки, – и обернулся. Тут, видимо, самое время пояснить – ведь эти строки могут читать дамы! – что хотя брюк на нем действительно не было, пожилой джентльмен все же был одет в достаточно приличное одеяние, так что дамы могут спокойно продолжить чтение.
Крики, улюлюканье и жестикуляция не утихали все время, пока он шел обратно к воротам. Он присел на скамеечку возле ворот, но тут же вскочил – скамейка была раскалена. За воротами появился очень крупный мужчина с хорошо отполированными рогами. У него был хвост, украшенный на конце шипом. Хвост красиво отливал синим цветом. Я думаю, что хвост был синим, чтобы создавать контраст с общим красным фоном. Обладатель хвоста вышел за ворота и приветствовал Старого Писателя, сказав затем: «Послушай, мы бы с тобой поладили. Мы бы с тобой тут, в аду, неплохо поладили, я бы тебе предложил классную должность. Ну что, согласен?»
Старый Писатель огляделся вокруг и ответил: «Даже и не знаю, все-таки это у черта на куличках, такая дыра…»
Лицо Сатаны приняло еще более дьявольское выражение, и он принялся ковырять в зубах щепкой, отколовшейся от какого-то гроба, об который он недавно споткнулся. Пока он ковырял в зубах, щепка почернела и стала светиться, как гнилое дерево. Из нее полетели искры, некоторые из них посыпались на Старого Писателя, но он проворно отскочил.
Сатана сказал: «Ты написал чертову уйму книг, старик, мне это нравится. Ты бы мне действительно пригодился, а я бы тебе мог очень многое дать, ты сам знаешь. Чего ты хочешь – все твое. Дамочки, телки, как вы там их называете? Малолетние мальчики? Подожди, не блюй здесь, пресса подымет жуткую вонь, если ты здесь наблюешь. Так чего же ты хочешь?»
Да, действительно, Старого Писателя слегка затошнило, когда ему предложили для развлечения маленьких мальчиков. Затем он подумал о девицах, дамочках, телках, как там их… и тоже не испытал особого возбуждения. В конце концов, все знают, сколько неприятностей могут доставить женщины.
«А, я понял! – сказал дьявол, и глаза его блеснули. – Я знаю, чего тебе нужно! Как насчет целой кучи феминисток, ты мог бы поучить их тому, что это освобождение женщин – идиотская затея. Я могу дать тебе сколько угодно таких дамочек, некоторые из них к тому же имеют ужасный характер. Скажи только, и у тебя их будет столько, сколько пожелаешь!»
Старый Писатель сказал, нахмурившись: «Нет, не хочу я феминисток. Зашли их куда-нибудь подальше, с глаз моих долой».
Черт громко расхохотался и с действительно дьявольским блеском в глазах крикнул: «Ага! Ага! Я так и знал! Ну, а как насчет нескольких репортеров, ты бы с ними чертовски повеселился. Ты мог бы заставить их писать всякие статейки погорячее, а потом заставлял бы их жрать эти статьи. Да, тебе бы понравилось такое занятие, а им бы было весело с тобой. Так что, старикан, согласен, а?»
Старый Писатель покачал головой снова. «Нет, я не хочу иметь ничего общества с этими недоносками, я считаю, что пресса – это зло, что они должны быть твоими рабами и рабынями. Не подпускай меня к ним, я их терпеть не могу. Я раздул бы, пожалуй, пламя под их котлами, или что там у вас, пожарче».
Дьявол присел на скамью, и из-под его зада повалил подозрительный пар. Он заложил ногу за ногу, его хвост метался, как бы повторяя ход его беспокойных мыслей. Вдруг он подскочил, вопя: «Знаю! Знаю!» В голосе его звучало торжество: «Как насчет хорошей яхты или, поскольку ты всегда интересовался колесными пароходами, как насчет парохода? Собственного? Наймешь себе команду, настоящих морских дьяволов и будешь плавать по горячим озерам, чертовски хорошо повеселишься. Можешь забирать себе Красное море, оно будет твоей площадкой для игр. Оно красное от человеческой крови, тебе понравится, горячая кровь такая вкусная».
Старый Писатель опустил взгляд, в котором сквозило презрение, и сказал: «Дьявол, ты мало чего знаешь, если бы у меня был колесный пароход и я бы на нем плавал туда-сюда по Красному морю, то это называлось бы „попал из огня да в полымя“, оно ж кипит и брызжет кипятком, это ли не то же самое „полымя“?»
Дьявол хохотнул и сказал: «Ты делаешь из мухи слона или, наоборот, из слона муху. Ну так или иначе, признавайся, что тебя греет? Ты же понимаешь, что уж здесь-то оно тебя согреет о-го-го! Ну, так что тебя греет? Ты всю жизнь прыгал из огня да в полымя, так ведь? Я думал, что ты уже к этому привык!»
Старый Писатель топтался в горячем песке, рисуя на нем какие-то узоры, и когда дьявол глянул вниз, он заверещал от боли – на песке появились различные религиозные символы, тибетское колесо жизни и прочее. Он прыгал и орал от боли, вдруг его копыто наступило на один из символов, и он со свистом взлетел в воздух и скрылся за раскаленными воротами. Он летел куда-то в направлении Красного моря из человеческой крови. Старый писатель был так поражен, что снова опустился на скамейку и вскочил с нее еще быстрее, чем подскакивал дьявол, ведь скамейка была горячей, еще горячее, чем когда на ней сидел дьявол. Он отряхнул запачкавшееся платье и решил, что пора убираться восвояси, ад – не место для такого человека, как он. Впереди он увидел черта, охраняющего преисподнюю, который приветливо окликнул его: «Эй, папаша, немногих я видел, кто оттуда возвращается, обычно все идут туда. Ты, наверное, слишком хороший, вот тебя и не пустили». Затем он посмотрел на Старого Писателя и сказал: «А-а, мужик, я тебя узнал, ты тот еще гусь, ты пишешь эти книжки от имени какого-то Рампы, так ведь? Нет, ты нам не друг, из-за тебя слишком многие не попали к нам. Ты нам мешаешь, мужик, мы с тобой не хотим дела иметь, так что иди лучше». Он показал на какое-то странное устройство, стоящее рядом с ним, и сказал: «Погоди, вот, взгляни сюда, через эту штуку хорошо видно, что делается в аду. Интересно! Увидишь всю нашу каторгу. Издателей мы держим в одном месте, репортеров в другом, а вот там, слева, у нас феминистки. А соседняя с ними дверь – старые итонцы, и, ты знаешь, они друг с другом ни черта не ладят! Ну, иди, посмотри сам».
Старый Писатель осторожно приблизился и затем сразу же передумал, увидев, что окуляры раскалены. Не говоря больше ни слова, он повернулся и пошел вверх по склону холма.
Наверху он снова увидел райские врата. Привратник как раз подошел к ним, чтобы запереть их на ночь. Он помахал и крикнул: «Здорово, приятель, ну, как тебе понравилось в аду?»
Старый Писатель махнул в ответ и громко ответил: «Нет, там слишком тяжелая атмосфера, просто ад какой-то».
Привратник крикнул: «У нас тут еще хуже, того не скажи, этого не сделай, а за провинности посылают в преисподнюю и заставляют высовывать язык и класть его на раскаленную сковородку. На твоем месте я бы вернулся домой и еще пару книжек написал».
Именно так Старый Писатель и поступил.
Он летел, думая о том, что еще он может увидеть. Фонтан из жемчуга? Мостовую из золота? Ход его мыслей нарушило громкое лязганье. Звук был похож на то, как если бы сотня людей одновременно чокалась стеклянными кружками. Он ощутил резкую боль и пришел в сознание, голос над ним сказал: «Проснитесь, вам пора делать укол». Сверху к нему спускалась большая уродливая игла для подкожного впрыскивания, чтобы уколоть его ягодицу. Голос спросил: «Что, опять пишете про жизнь после смерти?»
«Нет, – сказал Старый Писатель, – книгу я дописал. Вот ее последние слова».