Моя королева
Подобно тому, как рассветная дымка с восходом солнца рассеивается, события минувшей ночи мало-помалу прояснялись у него в голове. Он вспомнил, как принес ей в спальню потерянную туфельку, как она умоляла его не уходить, якобы боясь темноты. И, судя по тому, где он сейчас находится, он так и поступил. Он не ушел, хотя собирался сделать это, едва девушка уснет. И, насколько он мог припомнить, сам погрузился в сон.
Это все виски, да, именно виски, и усталость – ведь он прошел за целый день пешком весь север Англии. Он твердо решил добраться до дому и не понимал, как крепко устал. Когда девушка попросила его остаться, его убаюкали темнота, звук ее голоса, ее тихое дыхание. Никто на его месте не устоял бы. Но он никак не мог взять в толк, что же случилось с его одеждой?
При мысли о том, что он лежит в постели совсем голый рядом с девушкой, плоть Дугласа напряглась. Да, вот так положение. Он подумал о том, что ее рука совсем рядом, что кожа у нее такая нежная, что ее волосы, упавшие ему на грудь, пахнут так сладко. Он скользнул по ней взглядом при свете утренней зари. Она спала, и он без помех рассматривал ее. Лоб у нее был наморщен, губы напряжены, словно во сне она сражалась с каким-то врагом. Не раздумывая, Дуглас протянул руку, чтобы осторожно разгладить эту тревожную морщинку.
С одной стороны, ему хотелось оставаться в этой теплой постели, прислушиваясь к ее тихому мерному дыханию, а солнце между тем все выше поднималось по утреннему небу. Но здравый смысл все же подсказывал ему, что положение это крайне опасно, что ему нужно найти свою одежду и убираться из этой комнаты подобру-поздорову.
К несчастью, он поддался доводам разума не так расторопно, как следовало бы.
– Элизабет, я понимаю, конечно, что тебе хотелось бы проспать весь день, но мы же не можем…
Оглушительный крик, от которого задрожало окно, раздался в комнате. Этот крик оглушил его, а яркий свет, ворвавшийся в открытую дверь, ослепил. Дуглас схватил лежащую рядом подушку и спрятал под ней голову.
– Господи Боже мой, Элизабет Реджина Глориана Дрейтон, что вы натворили?
От резкого голоса сестры Элизабет сразу же проснулась.
– Белла, ради Бога, зачем ты тревожишь меня в такой неурочный час?
Она застонала, ощутив головную боль, и зарылась в тепло своей подушки. Но тут подушка пошевелилась, и Элизабет поняла, что это нечто иное.
Она вскочила.
– Что вы?.. Кто вы?.. Прошу вас… Что вы делаете в моей постели? Убирайтесь сию же минуту!
На ней была сорочка – и ничего больше. Один рукав сполз вниз, обнажив плечо. В ужасе она схватила подушку, покрывавшую голову Дугласа, и похолодела, когда ее рука скользнула по его ноге, совершенно голой.
– Н-на вас ничего нет… там, под одеялом.
– Да. Ничего.
Она взглянула на него еще раз. То было лицо вчерашнего шотландца, он смотрел на нее своими дурацкими синими глазами. Но тем не менее он не намеревался никуда убираться.
– Как вы сюда попали, черт побери?
– Вы сами пригласили меня, мисс.
– Ничего подобного. Вы лжете!
– Вчера вечером, когда я принес вам вашу туфельку…
Элизабет замолчала, внезапно вспомнив, что произошло накануне вечером. А она-то думала, что это ей приснилось.
«Я никуда не уйду, мисс».
Он не оставил ее в одиночестве – ведь именно об этом она и просила. Он остался с ней на всю ночь, он охранял ее от ночных теней и того безымянного, безликого демона, который терзал ее почти всю жизнь.
Ибо насколько она себя помнила, Элизабет всегда боялась темноты. Ей было, кажется, лет шесть, когда они с Беллой играли в одной из многочисленных пустых спален в Дрейтон-Холле, в давно нежилом восточном крыле. Играли в прятки. Во всем оказался виноват пустой сундук. Элизабет залезла в него, не думая, что замок снаружи может сам собой защелкнуться. А он взял и захлопнулся. Она оказалась в ловушке, но когда поняла это, Белла, увлеченная какой-то новой игрой, как это и бывает с четырехлетками, уже убежала из комнаты. Родители и прислуга отыскали ее только на следующее утро. К тому времени Элизабет просто охрипла от криков – всю ночь, самую страшную ночь в своей жизни, она звала на помощь. Она была совершенно уверена, что умрет.
Вскоре после этого у нее начались кошмары, она просыпалась от них посреди ночи в паническом страхе. Чтобы избежать ужасных видений, Элизабет повадилась украдкой ходить в библиотеку – там она читала, чтобы избежать темноты в своей спальне. В конце концов, утомившись, она засыпала, а утром ее находил отец. Она спала в его любимом кресле, свернувшись калачиком. Герцог приписал это необычайному интересу дочери к книгам, и так оно в конце концов и вышло. Просто он так никогда и не узнал, с чего все началось. Элизабет никому ничего не сказала, даже Белле, отчасти потому, что ее могли бы заподозрить в слабости, но в основном из-за того, что та всю жизнь стала бы укорять себя за то, что бросила в тот день сестру.
И сейчас Элизабет сказала Изабелле:
– Да, он прав. Я действительно просила его остаться.
Изабелла стояла в раскрытых дверях, и ее лицо превратилось в маску, изображающую ужас.
– Ох, Бесс, как же ты могла?
Прежде чем Элизабет успела дать какой-либо вразумительный ответ, появились Манфред и Тайтус, без сомнения, привлеченные воплями Беллы.
– Что случилось? – буркнул Манфред, задыхаясь от быстрого бега.
– Полагаю, это совершенно очевидно, – сказала Изабелла, бросив убийственный взгляд на шотландца. – Мистер Маккиннон изнасиловал мою сестру.
Манфред подобрался.
Тайтус прямо зарычал.
Трактирщик у них за спиной недоверчиво покачал головой.
– Ах, Маккиннон, я же тебя предупреждал!
– Это не так. Ничего не произошло. Если бы я кого-нибудь изнасиловал вчера вечером, я бы это запомнил.
Изабелла была непреклонна.
– Ваши заявления выглядят не очень-то убедительно, мистер Маккиннон, поскольку вы находитесь в постели моей сестры совершенно раздетый.
– Белла, – сказала Элизабет, – он говорит правду. Мы разговаривали и невзначай уснули. Вот и все. Не случилось ничего предосудительного, право же. Я почти уверена в этом.
– Почти уверена? Вот уж успокоила! Даже для тебя, Элизабет, это неубедительное объяснение. Что же до вас, сэр, я считала вас джентльменом. Как вы посмели воспользоваться невинностью девушки?
– Невинностью?
– Да, невинностью! – Она вошла в комнату, сжав кулаки. – Или вы хотите сказать, что моя сестра была… – Она остановилась у кровати, занесла кулак и обрушила его на голову шотландца.
– Изабелла!
– Замолчи! Ты хотя бы представляешь себе, что натворила?
– Белла…
– Вам известно, кто наш отец, мистер Маккиннон?
– Нет, Белла. Не нужно…
– Я скажу вам, сэр, кто он. Наш отец – Аларик Генри Синклер Фортунатус Дрейтон, пятый герцог Сьюдли из Нортумберленда, а Элизабет – старшая из его детей и, должна добавить, его любимица.
– Белла, это неправда.
– Да замолчи же, Бесс! Все мы знаем, что он души в тебе не чает. – И Изабелла накинулась на Дугласа: – Мой отец – человек очень влиятельный. Да вы лишитесь своей головы! – Она скользнула взглядом по его торсу, с которого сползло одеяло. – Равно как и прочих частей тела, виновных в происшедшем.
Сидя в постели, Элизабет только молча смотрела на ужасный разгром, учиненный Изабеллой. Кто эта сварливая особа, притворяющаяся ее сестрой? Изабелла тихая, скромная, милая, она в жизни никому и ничему не причинила вреда. Своей кобылке, Конфетке, она только слегка сжимала каблуками бока, чтобы та тронулась с места, а когда однажды дворовый щенок сжевал ее любимые бальные туфли, Изабелла только взъерошила ему шерстку и выбранила его, как это делала в детстве.
Но сейчас… Элизабет была совершенно ошеломлена при виде сестры, расшагивающей по комнате. Ее юбки высоко вздымались с дощатого пола, когда она то и дело заламывала руки и грозила кулаком шотландцу.
– Как же мы все это объясним отцу? – спросила наконец Изабелла больше саму себя, чем кого-то еще. Остальные молча смотрели на нее. И ждали. Наконец она остановилась, явно что-то придумав. – Я знаю, что нам делать!