Не было бы счастья...

— Просто — что?
Зои встала с кровати и застыла напротив него. Когда же между ними все успело так запутаться? — думала она. Как же заставить его понять?
— Просто… просто… — Дрожащими пальцами она пригладила волосы и принялась мерить шагами потертый половик на полу между кроватью и дверью спальни. — Просто я не могу родить ребенка, Джонас. Вот и все. — Она старательно прятала от него глаза. — Не могу и не хочу.
— Почему?
Она вроде бы немного успокоилась, но продолжала вышагивать вдоль кровати.
— То, что случилось с… с… Эдди, меня едва не убило. После его смерти я на много месяцев превратилась в жалкое подобие человека. Я не жила, а существовала. Почти все время проводила в постели. Бывало, неделями не вставала. Даже для того, чтобы принять душ или приготовить завтрак. Мне казалось, в этом нет никакого смысла.
Она наконец перестала ходить и повернулась к Джонасу лицом.
— Я была способна только на одно: жалеть, что не умерла вместе с ним. Вместо него, — жалобно добавила она. — Я не хотела жить. Кто знает? Если бы мне хватило сил, я, возможно, даже покончила бы с собой. Потребовалось несколько лет и не один визит к психиатру, чтобы я постепенно начала привыкать к тому, что со мной произошло. Но до сих пор бывают дни, когда на меня наваливается страшная, невыносимая тоска. Я не выдержу потери другого ребенка. Просто не выдержу.
— Господи, Зои, ты не потеряешь второго ребенка!
— Откуда ты знаешь?
Джонас смотрел на нее в шоке. Она искренне верит, что не должна рожать второго ребенка… не должна потому, что может его потерять?.. Верит несмотря на то, что болезнь, унесшая ее сына, не так уж часто поражает детей, несмотря на то, что далеко не все дети умирают от этой болезни. Но у Зои нет оснований считать, что ужасное несчастье должно повториться! Достаточных оснований, во всяком случае.
Однако Джонас догадывался, что перенесенные страдания слишком глубоко пустили корни в ее душе. А страх, как известно, порождает очень убедительные доводы.
— Зои, вероятность, что подобное повторится…
— Джонас, тогда тоже практически не существовало вероятности, что подобное случится, — прервала она. — Но случилось же? Мой сын умер — вопреки всякой вероятности.
— Но…
— Нет смысла спорить, — сказала Зои. Ее голос чуть смягчился. — Нам это все равно не грозит. Я никогда не смогу…
— Не сможешь… что? Она покачала головой.
— Оставим это, Джонас.
— Ни за что, — спокойно отозвался он. — Как ты не понимаешь, Зои? То, что нам, по-твоему, «не грозит», уже случилось. И я не могу упустить свое счастье. — Он мгновение помолчал. — Я люблю тебя. И ты меня любишь. Я это знаю. Я это чувствую.
Она не ответила. Джонас тоже поднялся с кровати и встал рядом с Зои. Так и не дождавшись ее ответа на свое признание в любви, он привлек ее к себе. Она не воспротивилась, не оттолкнула его. Но и не упала в его объятия. Казалось, она вообще ничего не слышит, не видит, не ощущает. Казалось, она ускользнула в свою раковину и никого не хочет туда впускать.
Джонас испугался. Раньше она всегда реагировала — хоть как-нибудь, но отзывалась. Пусть ее реакции не всегда соответствовали его ожиданиям, но по крайней мере он видел, что она живая! Сейчас он был бы рад даже взрыву ярости с ее стороны — из тех, что прежде выводили его из себя. Если бы она его отшвырнула, если бы закричала, что ненавидит его, он хотя бы понял, что она что-то чувствует, а значит, у него еще оставался бы шанс убедить ее.
Но эта Зои, такая безвольная и безмолвная, в его объятиях… Такая бледная и потерянная… Она словно поставила крест на своем будущем с ним и с Джулианой. Отказалась от него без борьбы. Хуже того, она словно поставила крест на самой себе. Он никогда не видел Зои такой. И такая она ему не нравилась.
— Зои? — Джонас немножко отодвинул ее, чтобы заглянуть ей в глаза.
Но она по-прежнему смотрела в пол, по-прежнему молчала, по-прежнему не реагировала.
Джонас повторил попытку:
— Зои, я сказал, что люблю тебя. Разве это для тебя ничего не значит? В ответ только молчание.
— Ты не скажешь, что тоже любишь меня? Ни звука.
— Ну же, скажи что-нибудь. Скажи мне, что ты чувствуешь.
Он кончиком пальца приподнял ее подбородок, чтобы заставить Зои посмотреть ему в лицо. Но веки Зои были опущены, губы плотно сжаты. Она упорно молчала.
Он попробовал зайти с другой стороны.
— Самое меньшее, что ты можешь сделать, — это снова заехать мне коленом в пах.
По крайней мере появится какая-то определенность.
Ему показалось, что ее губы дрогнули в едва заметной улыбке. Джонас чуть не подпрыгнул.
— От такой определенности радости мало. Впрочем, мне от тебя все приятно.
— Джонас, не нужно.
Ее тон обнадеживал не больше, чем ее вид, но Джонас притворился, что ничего не заметил.
— Чего не нужно?
— Не нужно стараться меня развеселить. Ничего не выйдет.
Она наконец открыла увлажненные покрасневшие глаза. Джонас не сомневался, что она изо всех сил удерживает слезы.
— Я… не люблю тебя, — тихо, с запинкой произнесла она. — Не люблю. Со мной ты лишь зря тратишь время. Все кончено, Джонас. Я обещала тебе… обещала Джулиане две недели, и я сдержала обещание. С этого момента вы сами по себе.
— Но как же…
Вопрос повис в воздухе. Джонасу так много хотелось сказать Зои, ему так много нужно было о ней узнать. Ему нужно было доказать ей, что она ошибается. Ошибается насчет себя и насчет их обоих. Ошибается насчет своего прошлого и своего будущего.
И ведь есть еще Джулиана. Как Зои может взять и отвернуться от этого ребенка?
— А как же быть с Джулианой? — спросил он, предпринимая последнее и, как он понимал, скорее всего, напрасное усилие поколебать позицию Зои.
В глазах у нее появилась мука.
— Джули прекрасно проживет и без меня, — совсем тихо отозвалась она. Больше того, я уверена, что без меня ей будет лучше. Ни к чему ей видеть рядом напуганную, жалкую и несчастную женщину, которая не способна справиться даже с тем, что произошло полжизни назад. Не слишком-то хороший пример для Джули.
— Зои! — Он с силой стиснул ее плечи. — Так не должно быть!
Она медленно покачала головой.
— Но так есть. Так было много лет подряд. И так будет.
— Но…
Она прижала ладонь к его губам, прервав его возражения.
— Ситуация не изменится только потому, что ты этого хочешь, Джонас. У врачей, как известно, невероятное самомнение, но бывают такие раны, которые вам не залечить — при всем вашем таланте и мастерстве.
Он убрал ее ладонь со своих губ, посмотрел на изящные пальцы со свежим маникюром, а потом поцеловал каждый накрашенный ноготок. Веки Зои опустились, и с ее губ слетел едва уловимый вздох. Джонас видел, с какой бешеной скоростью забилась у нее на горле жилка, следил, как постепенно покрываются ярким румянцем ее скулы. Нет, Зои Холланд никогда не убедить его, что он ей безразличен. Никогда.
— Может, и так, — шепнул он. — Но я бы попробовал кое-что сделать с этими ранами. И не просто наложить повязку, как это сделала ты. Только позволь.
Она покачала головой, но глаза не открыла.
— В этом нет смысла.
Он наклонил голову, чтобы поцеловать ее. Это был единственный ответ, который пришел ему на ум. Но, прежде чем рот его прикоснулся к ее губам, Джулиана издала крик — не слишком требовательный, однако Зои тут же отпрянула от Джонаса.
— Ты нужен Джулиане, — сказала она, пятясь от него до тех пор, пока не уткнулась спиной в дверь.
Он взглянул на малышку, потом обернулся к Зои.
— Ты ей тоже нужна, — тихонько ответил он. — И мне нужна, Зои.
Зои дернула плечом. Этот жест своей неискренностью как ножом полоснул Джонаса по сердцу.
— Вы прекрасно обойдетесь без меня. И ты, и она.
Джонас взял малышку на руки, поддерживая ладонью белокурую головку и радуясь тому, что способен успокоить хотя бы одну из двух дорогих ему женщин.
— Ты все повторяешь и повторяешь эту нелепость, Зои. Но ты ошибаешься. Мы не обойдемся без тебя. Ни я, ни Джулиана. И что бы ты ни говорила, тебе тоже будет плохо без нас. Ну дай нам хотя бы шанс.