Зона 7
В салоне также находился еще один человек.
Коренастый короткошеей мужчина, одетый в военную форму СВ США оливкового цвета. Он тихо сидел в конце салона, в кресле первого класса, ближе всех к кабинету президента.
Взглянув на него, на его ярко-рыжие волосы и густые усы, нельзя было подумать, что он является важной персоной, и, по правде говоря, он таковой и не являлся.
Это был уорент-офицер по имени Карл Уэбстер. Человек, который всегда и везде сопровождал президента — не по причине его компетенции или знаний, а по причине особо важного предмета, пристегнутого наручниками к его правой руке: кейса из нержавеющей стали, в котором хранились коды и запускающие переключатели американского ядерного арсенала, кейса, известного как «ядерный футбол».
Шофилд закончил проверку, которая включала в себя и быстрый неловкий осмотр кабинета президента.
Ничего.
Ни единого жучка не было обнаружено на борту вертолета.
Он вернулся в кабину пилота как раз вовремя, чтобы услышать слова Стрелка Грира, говорившего в микрофон:
— Вас понял, «Сова-3». Спасибо. Продолжайте движение.
Грир обернулся ко второму пилоту.
— ВВС-1 вернулся на палубу. Это был просто выпускной клапан. Он останется на Зоне 8. Мы отвезем Шефа обратно после небольшого путешествия на Зону 7. Страшила?
— Ничего, — ответил Шофилд. — Все чисто.
Грир пожал плечами.
— Должно быть, это помехи в эфире. Спасибо, Страшила.
Неожиданно Грир схватился за наушник, услышав еще одно сообщение.
Он устало вздохнул, когда услышал ворчливый голос на другом конце линии.
— Мы сделаем все, что в наших силах, господин полковник — сказал он, — но ничего не могу обещать.
Грир выключил микрофон и потряс головой.
— Чертов Службист, — произнес он, оборачиваясь к Шофилду и Даллас. — Леди и джентльмены, наш глубокоуважаемый офицер связи Белого дома попросил нас немного поторопиться. Дело в том, что Шефу необходимо успеть на пятичасовой чай с представителями Ассоциации женской вспомогательной службы резерва флота в Вашингтоне. И офицер связи считает, что мы не поспеваем за его расписанием.
Даллас прыснула:
— Старый добрый Службист.
Когда было решено использовать «Пехотинца-1», вся корреспонденция корпуса морской пехоты в Белом доме проходила через полковника морской пехоты, офицера связи Белого дома, чей пост уже три года занимал полковник корпуса морской пехоты США Родни Хагерти.
К сожалению, сорокалетний Хагерти — высокий и худощавый мужчина с тонкими усами и чересчур изысканными манерами — в кругах НМХ-1 пользовался славой худшего солдата, карьериста, и бескомпромиссного эксперта в политических делах; того, кто больше заинтересован в количестве звездочек на погонах, чем в несении службы в морской пехоте Соединенных Штатов, Но, как это часто бывает, высшие эшелоны корпуса не замечали этого и продолжали продвигать его по службе, несмотря ни на что.
Даже Шофилд недолюбливал его. Хагерти был бюрократом — бюрократом, явно наслаждающимся своим высоким положением. Хотя его официальным позывным был «Гонщик», его верная преданность процедуре и протоколу, даже когда это было абсолютно ненужно, закрепила за ним другое прозвище среди военных: «Службист».
* * *В этот самый момент одинокий вертолет «Супер Сталлион», с позывным «Сова-3» приземлялся в облаке пыли на пустынной равнине. Примерно в полмиле на запад находилась небольшая скалистая гора, в которой базировалась Зона 7.
Когда толстые шасси вертолета коснулись земли, из машины выпрыгнули четыре пехотинца в полном боевом снаряжении и побежали в сторону небольшой траншеи в скалах.
Там располагался аварийный выход Зоны 7 — тщательно скрытый выход из длинного подземного туннеля для срочной эвакуации с Зоны 7. На тот момент это был главный аварийный выход с базы, на случай если вдруг президенту будет угрожать какая-либо опасность.
Старший пехотинец, лейтенант по имени Корбин Хендрикс — «Кольт», подошел к запыленной земляной яме в сопровождении трех подчиненных. В руках у каждого из них были автоматы МР-5/10, иногда называемые просто МР-10, под патрон 9мм «Кехлер и Кох».
Громкий двойной сигнал раздался в наушнике Хендрикса: сигнал «все чисто» передовой команды 2. С помощью этой волны невозможно передавать голосовые сообщения, но ее мощные цифровые сигналы все еще давали стоящий результат: если передовая команда 2 засечет какую-либо засаду или нарушение, ее командующий просто перестает передавать сигнал «все чисто» и все в президентском окружении поймут, что появилась опасность. Тот факт, что сигнал все еще продолжал поступать, был обнадеживающим.
Хендрикс и его отряд подошли к самому краю рва и посмотрели вниз.
— О, черт... — прошептал Хендрикс.
* * *Два других президентских вертолета держали курс на Секретную Зону 7.
— Эй, Страшила? — Стрелок Грир обернулся на кресле к Шофилду. — А где твой гарем?
Шофилд посмотрел на пилота президентского самолета сквозь серебристые солнечные очки и криво улыбнулся.
— Сегодня они остались на «Сове-2», сэр, — ответил он.
Грир намекал на двух женщин — членов бывшего подразделения Шофилда, которые присоединились к нему во время полета на вертолете первой эскадрильи морской пехоты — штаб-сержанта Элизабет Гант («Лису») и орудийного сержанта Джину Ньюман («Мать»).
Как бывший командир разведывательного подразделения морской пехоты США Шофилд был в некотором смысле уникумом на борту «Пехотинца-1».
По причине преимущественно протокольных обязанностей, связанных с работой на вертолете президента, и того, что время, проведенное на его борту, не считается «активным рабочим временем», многие пехотинцы предпочитают избегать службы в эскадрилье НМХ-1. В действительности, за малым исключением, большинство отрядов, прикрепленных к НМХ-1, состоят из довольно молодых солдат, которые не упустят возможности продвижения по службе.
Поэтому нахождение на борту вертолета бывшего командующего разведподразделением было весьма необычно, но Стрелку Гриру это соседство было приятно.
Ему нравился Шофилд. До него дошли слухи, что он был талантливым боевым командиром — человеком, который тщательно присматривается к своим людям, и в итоге лучшие из них остаются с ним.
Грир также слышал, что произошло с Шофилдом во время его последней миссии, за что он стал еще больше уважать молодого капитана.
Ему также нравились Мать и Гант — его поражало их отношение к работе и их абсолютная преданность своему бывшему командиру — и то, что он их называл «гаремом» Шофилда было знаком симпатии, исходившей от мужчины, который редко ее показывает.
Шофилд, однако, привык к тому, что его считают исключительным.
На самом деле, это и было причиной того, что он оказался на борту «Пехотинца-1».
Около полутора лет назад, еще будучи лейтенантом, он командовал разведывательным подразделением морской пехоты, которое было отправлено на отдаленную полярную станцию в Антарктиде для того, чтобы получить информацию о находке космического корабля, возможно, инопланетного происхождения.
Одним словом, события приняли неожиданный оборот.
Не считая его самого, лишь четверо из двенадцати морских пехотинцев выжили в этом кошмаре, когда пришлось защищать станцию от нападения двух иностранных вооруженных отрядов и шпионов, оказавшихся членами их собственного подразделения. Более того, некоторые продажные члены высшего звена корпуса морской пехоты официально объявили о смерти Шофилда, и эти люди были готовы превратить ложь в реальность.
Его возвращение в Америку — живым и здоровым — вызвало огромный интерес у прессы.
Его лицо появлялось на разворотах всех газет страны. Куда бы он ни направлялся, даже после шумихи, раздутой вокруг него, журналисты бульварных изданий и фотографы пытались заполучить его фото или выудить из него информацию. В итоге, он оказался живым памятником коррупции вооруженных сил Соединенных Штатов — хорошим солдатом, которого безликие генералы военного руководства выбрали объектом уничтожения.