Если совершено убийство

 
Рут Ренделл
Если совершено убийство
 
Глава 1
О больных они пекутся с великим усердием и не пренебрегают ничем, чтобы вернуть им здоровье лекарствами или же пищей [1]
Когда утром Уэксфорд спустился по лестнице, его племянник уже уехал на работу, а женщины с энтузиазмом диетологов-любителей занимались приготовлением легкого завтрака для выздоравливающего больного. Это повторялось ежедневно с момента его приезда в Лондон, до десяти утра его держали в постели, затем готовили ванну, и одна из женщин, стоя у подножия лестницы с ободряющей полубезумной улыбкой, ждала его, протягивая руки, готовая в случае необходимости поддержать.
В это время другая — на сей раз жена племянника Дениз — распоряжалась в столовой, накрывая диетический стол. Уэксфорд мрачно оглядел его: три круглых крекера, сделанные, вероятно, из древесных опилок и клея, кусочек нежирного масла, половинка грейпфрута без сахара, черный кофе. Весь этот ужас довершала стеклянная чашка, наполненная какой-то сероватой подрагивающей субстанцией, которая, по-видимому, была йогуртом. Жена Уэксфорда, семенившая следом за ним от своего поста дежурной по лестнице, подала ему две белые таблетки и стакан с водой.
— Эта диета сведет меня в могилу, — проворчал он.
— Ну что ты, все не так плохо. Представь, что было бы, если бы ты болел диабетом.
— Только мне от этого не легче.
Уэксфорд проглотил таблетки, затем, демонстрируя полное презрение к йогурту, накрыл его салфеткой и принялся за кислый грейпфрут под неусыпными заботливыми взорами женщин.
— Куда ты пойдешь гулять сегодня утром, дядя Рэдж? — поинтересовалась Дениз.
Он уже насмотрелся на дом Карлейля [2], хорошо изучил Кингс-роуд, с одинаковым изумлением разглядывая магазины и людей, делавших в них покупки; постоял у входа на футбольный стадион у Стемфордского моста и живьем видел Алана Хадсона; прогулялся по очень изысканной маленькой Челсийской площади, полюбовался великолепием Болтонз и кривыми улочками Велхам-Грин; до боли в ногах бродил по «Ченил гэллерис» и антикварным рынкам. Родственникам Уэксфорда правилось, когда он ходил на прогулки. Вечерами они приглашали его проехаться вместе с ними на такси или в метро в Музей естественной истории, Бромптонскую часовню или в «Хэрродс». Поскольку обычно он особенно не задумывался, не загружая свой мозг многочисленными вопросами, нигде не задерживался надолго и не тащил их в пабы, они относились к его прогулкам с некоторой насмешливой снисходительностью.
— Куда я пойду гулять сегодня утром? — переспросил Уэксфорд. — Может быть, на набережную.
— Ну конечно, сходи туда! Прекрасная мысль!
— Собираюсь взглянуть на статую.
— Святого Томаса Мора? — уточнила Дениз, которая была католичкой.
— Сэра Томаса Мора, — поправил Уэксфорд, который католиком не был.
— Святого Томаса, дядя Рэдж, — сказала Дениз и заторопилась унести обезжиренное масло, чтобы Уэксфорд не смог съесть его слишком много. — А сегодня вечером, если не будет очень холодно, мы отправимся в Кенсингтонские сады посмотреть на Питера Пена.
Но сегодня стояла промозглая, довольно холодная, туманная погода, и Уэксфорд очень обрадовался шарфу, которым жена укутала его шею, но еще больше он обрадовался бы, если бы она не смотрела в его глаза с такой жалостью, словно боялась, что в следующий раз увидит мужа на столе в морге. Он не чувствовал себя больным — просто ему все наскучило. Этим утром не было даже забавлявших его людей с распущенными волосами, увешанных бусами, скобяными изделиями, имитирующими средневековые, в расписанной цветами обуви и ворсистых куртках, напоминавших лохматых афганских борзых. Многочисленные молодые люди, обычно проходившие мимо него, не проявляя никакого внимания, нынешним утром собирались в маленьких кафе с названиями типа «Дружелюбный Фродо» или «Концепция любви».
Тереза-стрит, на которой стоял дом племянника Уэксфорда, проходила по границе фешенебельного района Челси и выходила за его пределы, если считать, что Кингс-роуд заканчивается на Бофорт-стрит. Уэксфорд уже начинал накапливать всю эту новую информацию — ему было необходимо, чтобы мозг продолжал работать. Он пересек Кингс-роуд по Ворлдз-Эид и направился к реке.
Стояло свинцовое утро двадцать девятого февраля. Туман совершенно лишил красок набережную, и даже мост Альберта, в котором изящное сочетание белого и голубого придавало ему вид изделия из веджвудского фарфора, что так правилось Уэксфорду, потерял присущий ему вид и, словно ржавый скелет, неясно вырисовывался в тумане. Он прогулялся по мосту и обратно и перешел улицу, моргая глазом и потирая его: в глазу было маленькое слепое пятно, перемещавшееся, словно пылинка. Он подумал, что это ощущение теперь будет постоянно сопровождать его. Очутившаяся прямо перед ним статуя сидящего сэра Томаса Мора пристально смотрела на него со скрытым добросердечием. Казалось, сэр Томас был занят государственными делами — добрыми делами и проблемами «Утопии». Из-за больного глаза и сильного тумана Уэксфорд должен был подойти поближе, чтобы убедиться, что статуя действительно была цветной — не просто из бронзы или камня, а выкрашенная черной и золотой краской.
Он никогда раньше не видел этой статуи, хотя конечно же был знаком с изображением философа, государственного деятеля и мученика, в частности, по картине Гольбейна [3], написавшего сэра Томаса и его семью, однако до сего дня его никогда не поражало удивительное сходство этого лица с лицом знакомого ему живого человека. Если к торжественному выражению глаз праведника добавить озорного блеска, а мягко очерченный рот искривить иронической усмешкой, то получится живой доктор Крокер.
Чувствуя себя Ахавом в винограднике Навуфея [4], Уэксфорд обратился к статуе вслух:
— Ты нашел меня, о мой враг?
Сэр Томас продолжал размышлять об идеальном государстве или, быть может, о риске, связанном с реформами. Его лицо, вероятно, из-за окутывавшего тумана, казалось еще более торжественным и значительным, если не сказать угрожающим. Теперь его выражение было точно таким же, как у доктора Крокера в то воскресенье в Кингсмаркхеме, когда он диагностировал тромбоз в глазу своего друга.
— Видит бог, Рэдж, я много раз предупреждал тебя, что необходимо сбросить вес и поменьше волноваться. А сколько я твердил тебе, чтобы ты отказался от выпивки!
— Ну ладно! Что теперь? Может появиться еще один?
— Если будешь продолжать в том же духе, тромб может оказаться уже в мозгу, а не в глазу. Тебе необходимо уехать куда-нибудь и как следует отдохнуть, причем не меньше месяца.
— Я не могу уехать на месяц!
— Почему это? Незаменимых людей нет.
— Неправда, есть. Что ты скажешь о Черчилле? А о Нельсоне?
— Беда с тобой! Помимо гипертонии у тебя еще и мания величия. Поезжайте с Дорой на море.
— В феврале? Да и вообще я терпеть не могу море. В деревню я тоже не могу ехать — я сам живу в деревне.
Доктор вынул из сумки аппарат для измерения давления, молча закатал рукав рубашки Уэксфорда и надел манжету на руку. Продолжая свои манипуляции, он сказал:
— Может быть, лучше всего было бы отправить тебя на оздоровительную ферму моего брата в Норфолке.
— Господи! И что же я буду там делать целыми днями?
— Кстати, — полусонным голосом продолжал Крокер, — в течение трех дней тебе разрешается только апельсиновый сок и сауна, поэтому у тебя не будет сил делать что-либо. Мой последний пациент, которого я отправлял на эту ферму, был настолько слаб, что с трудом мог поднять телефонную трубку и позвонить жене, а он только месяц как женился и был очень влюблен.