Девушка с прошлым
– Ты что же, и с шефом тут своим так бултыхаешься? – ревниво спросил он ее, когда все было закончено, и они, утомленные, сидели напротив друг друга в остывающей воде.
– Куда ему… Он у меня простой, как бревно. Ух-бух, и захрапел.
– Бедная ты моя, – притянул ее к себе Алексей, с понятным удовольствием ощутив новый прилив сил.
Пиршество плоти было продолжено в спальне невесты. Уже под вечер, когда они проснулись после недолгого забытья, Алексей почувствовал нарастающее раздражение от всех этих радостей:
Светка будто с цепи сорвалась – а он тут так, прохожий, первый встречный. Подвернулся, чтобы заполнить ее тоску…
– Свет, я, пожалуй, пойду…
– Останься, а? Хотя бы еще на денек, – жалостливо проговорила она.
Ночью спать ей не пришлось. Рухнувший в беспробудный и тяжелый сон, Алексей что-то вскрикивал и бормотал, а Светке только и оставалось, что с изумлением всматриваться в его изменившееся похудевшее лицо, по которому пробегали гримасы страдания, и догадываться, что же это такое случилось там у Алексея в армии, почему вернулся он нежданно-негаданно, завязав, как уже успела понять она, с неплохо начинавшейся карьерой в военной прокуратуре.
– Керимбаев, – вдруг четко проговорил во сне Алексей, и Светке стало вовсе не по себе.
* * *Ох, уж эти нумерованные Арзамасы, Семипалатински и прочие Крыжопли, глубоко законспирированные от потенциального противника… Два года тому назад, в таком же знойном июле, Алексей, следуя к месту службы, добрался, наконец, до какого-то полустанка, от которого еще километров пятьдесят надо было неизвестно на чем пилить по тайге до его Вологды-20. Придумают же специально переместить северное название на юг, чтобы никто не догадался о страшной военной тайне. Он остановился в растерянности на дощатых мостках, изображавших железнодорожную платформу. Где та “колючка”, в которой находится его прокуратура?
Ответ на этот вопрос знала первая же попавшаяся старушка. Бабуля изложила всю дислокацию воинских частей в округе и отрапортовала, что к ракетчикам надо ехать на рейсовом автобусе, который будет через час, что на радиолокационную станцию сегодня и не попадешь – поезда нет, а вот до его конторы можно добраться по шоссе на попутке, правда потом еще придется протопать несколько километров пешком по бетонке.
Вот тебе и тайны, хлеб с маслом для особистов! Еще на военной кафедре университета они с друзьями-однокурсниками дивились тому усердию, с которым их отставники-преподаватели нагоняли туман секретности вокруг известных всем вещей. Чего стоили одни их “секретные тетради”, запрещенные к выносу с кафедры – действительно, попади такой конспектик в руки шпиона, сразу бы увидел, какой ерунде учат студентов. Но во всех поездках по подопечным частям первый визит был – непременно к особистам, ради великой дипломатии. А попробуй иначе, ежели только особисты и выручат тебя при случае – информацией. В военной прокуратуре почему-то не удосужились предусмотреть оперативный аппарат, а потому следователям и помощникам военных прокуроров приходится самим выполнять те действия, что в любой нормальной конторе поручаются зубастым сыщикам, у которых и агентура, и спецтехника. А тут тыркаешься во все носом, как слепой котенок, из подручных средств сам не бог весть что мастеришь – оттого и приходится идти на поклон к друзьям-чекистам, что помогут тебе от своих щедрот…
Уже через год военной службы Алексей вконец понял, что эта карьера – не для него, слишком много вокруг дури и вранья. К тому же постоянная работа в одиночку основательно измотала его нервы. Ерунду говорят, будто бы военная прокуратура – рай по сравнению с гражданской. Да, понятых здесь хоть поротно можно строить. Свидетелей отцы-командиры в назначенный час прямо к кабинету доставляют, и солдатики, очевидцы по делам, счастливы проторчать у него под дверью: все лучше в прокурорском коридоре подремать, чем где-нибудь в наряде дерьмо грести с места на место. С транспортом – нет проблем. Но попробуй постоянно работать за пятерых: ты и следователь, и эксперт, и фотограф, и опер, и прокурор. Удивительно, отчего это держава не додумалась предусмотреть сыскной аппарат в военной юстиции.
Особистам проще – ловят помаленьку шпионов, информацию кушают и живут припеваючи от проверки до проверки. Спасибо, если словечко из любезности по твоим делам подскажут. Но, конечно, подскажут. А ты за это, когда придешь к ним “надзор осуществлять”, посмотришь на аккуратные папочки, положенные сверху в сейфе, и сделаешь резюме: “Замечаний нет”. Одним словом, союз нерушимый.
Куда там комиссару Каттани до “следаков” и помощников военных прокуроров! Этого итальянца да на российскую армейскую мафию бы напустить. Отцы-командиры за очередную звездочку, за перевод в город с населением побольше миллиона сами готовы вместо солдатиков “дедушкам” челюсти подставлять. А если уж случится неувязка, так запугают солдатика до смерти: “Смотри, прокурор приехал и уехал, а тебе еще служить как медному котелку”. Что тут возразит бедолага? Куда ему податься? Дальше части не убежишь.
Как-то помпрокурора Нертову довелось проверять законность отказа в возбуждении одного дела в одной такой части. Ну, ударился парень об умывальник, когда зубы чистил – у них, мол, такое бывает. Только шеф засомневался отчего-то. И правильно сделал. К приезду Алексея отцы-командиры покаялись: недосмотрели. Не личной гигиеной, оказывается, занимался боец Тютькин, а подвиг совершил: разнимал в палатке на учениях поссорившихся товарищей, а при этом благом деле оступился и упал на кровать. Устроили тогда для Алексея и следственный эксперимент. Поставили палатку, досочек на пол настелили, коечки притащили солдатик красиво так падает и при этом показывает, как он челюсть сломал. Свидетели подтверждают, что так все оно и было. А пока суд да дело, уже и срок увольнения свидетелей подошел, прозвучал призывный: “Даешь ДМВ” и для самого потерпевшего. Взятки гладки. Лишь через год проговорился один из полковников, исключительно по пьянке, как они всю ночь, пока помпрокурора сладко спал в лучшем номере гостиницы, репетировали, ставили спектакль для следственного эксперимента, дабы показатели отличной части не испортить.
На двадцатом месяце службы (счет оставшимся до “воли” дням он вел с тем же трепетом, что и обычный солдатик) Алексей, отправляясь в командировку в очередной Дивномайск, сказал себе: эта будет последней. “Вернусь, – думал он, – сразу же пошлю всех подальше, и фиг они увидят от меня, а не рапорт с просьбой оказать великую честь – оставить на всю жизнь вылавливать дезертиров и разглядывать ломаные солдатские челюсти”. В тот раз, после жалобы родителей солдатика-первогодка, надо было проверить, сам ли тот ушибся до сотрясения мозга, случайно поскользнувшись у очередного умывальника, либо помогли ему в том товарищи по оружию. В часть Алексей прибыл только поздно вечером, кое-как устроился в неуютной и ободранной квартире для командированных. Не успел и заснуть, как его разбудила барабанная дробь в дверь. Ошибся, что ли, кто этажом? В дверь стучали все громче. Открыв ее, он увидел ошалевшего полковника, командира части – в расстегнутой шинели (это при сорокаградусном-то морозе!) и почему-то с галстуком в руках.
– Нападение на караул! – выдохнул грузный полковник.
– Когда?
– Только что звонил оперативный. Есть жертвы, а больше ничего не знаю, – замотал головой полковник, вливая в себя полграфина воды.
– Милиции местной сообщили? – дежурно осведомился Алексей, натягивая одежду.
– Какая, к черту, милиция! Действительно, причем здесь милиция, сообразил окончательно проснувшийся Алексей, если на эту территорию никогда, никому, никакому постороннему – хода нет. Закрытая зона… Помпрокурора уже готов был расписаться в том, что не столь уж плоха та секретность, которой окружили особисты эту территорию: ясно, что напавшие на караул вряд ли выберутся отсюда в город. Однако прорваться к объекту они вполне могли, тогда бы этому городу тоже мало не показалось…