Вдоводел воскрешенный
— Тогда сюда, пожалуйста. — И врач направился к двери.
Найтхаук и Диннисен последовали за ним. Выйдя из комнаты, все трое встали на движущуюся дорожку, которая повезла их по длинному, плохо освещенному коридору.
Поначалу им встречались только двери в стенах, потом дорожка вынесла их к контрольно-пропускному пункту и остановилась, пока компьютер не проверил ретину и идентификационный жетон Эгана. Затем она двинулась вновь, чтобы через пятьдесят ярдов остановиться у следующего КПП.
Еще через двести ярдов коридор раздваивался, и Эган перешел на дорожку, уходящую вправо. Теперь КПП попадались все чаще, и наконец дорожка подвезла их к двери, ничем не отличающейся от множества других дверей, видневшихся по бокам коридора.
— Нам сюда, — объявил Эган.
Сканер проверил его ретину и отпечаток ладони, дверь скользнула в стену, открыв круглый зал, по периметру которого расположились прямоугольники ячеек.
— Ячейка 10547, — приказал Эган, и из стены выдвинулся ящик длиной в восемь футов. Сквозь полупрозрачную крышку виднелись контуры человеческого тела.
— Вот настоящий Джефферсон Найтхаук, — добавил Эган, коснувшись клавиши на пульте управления. Крышка ящика стала прозрачной.
Найтхаук увидел исхудалого мужчину, изуродованного чудовищной кожной болезнью. На лице белели лишенные плоти скулы, на руках — костяшки пальцев.
Оставшаяся кожа скукожилась и полностью потеряла пигмент.
— Таким я себя и помню. — Найтхаук отвернулся.
— Я понимаю, как вы потрясены, — посочувствовал Эган.
Найтхаук постучал себя по голове.
— Но это мои воспоминания. Я знаю, что мои. Они настоящие!
— Они настоящие, но не ваши, — вмешался Диннисен. — Признать это трудно, но сегодня — ваш день рождения в полном смысле этого слова. — Он выдержал паузу, дабы Найтхаук переварил все, что услышал. — Физиологически вам тридцать восемь лет, и болезнь Вдоводела вас еще не настигла.
— К сожалению, настигла, — поправил его Эган. — Но не вышла из инкубационного периода.
— Я же заразился эплазией, когда мне было под шестьдесят, — повернулся к нему Найтхаук. — Откуда ей взяться сейчас, когда я на двадцать лет моложе?
Эган пожал плечами.
— В вашей иммунной системе существует серьезная брешь. Поскольку клетки крови и тканей, из которых мы вырастили первого клона, были взяты у настоящего Найтхаука до того, как вирус эплазии перешел в более активную стадию, у первого клона вероятность заболевания оказалась крайне невелика. Для того, чтобы создать вас, мы использовали тот же исходный материал, но вы в два раза старше первого клона, и болезнь уже начала прогрессировать. Вероятно, что причина тому — использованный в лаборатории процесс ускоренного старения. — Он замялся. — Должен сказать, что теперь, когда вы ожили, вы будете стареть, как любой другой человеческий организм.
— У первого клона болезнь не развилась?
— Нет, но он умер совсем молодым. Он бы обязательно заболел, если бы прожил достаточно долго. С вашим генетическим кодом и особенностями иммунной системы иного и быть не могло.
— Ладно, — кивнул Найтхаук. — Следующий вопрос: почему мне под сорок? Мне… ему… шестьдесят один.
— Мы могли воссоздать вас в любом возрасте, — ответил Эган. — Но решили, что тридцать восемь лет — оптимум. Сейчас вы в расцвете сил.
— В двадцать два я был проворнее и сильнее.
— Избыток гормонов — серьезный минус, — вставил Диннисен. — И пример тому — первый клон. Нам нужен Вдоводел, а не тестостероновый мальчик.
— Понятно. Теперь перейдем к главному. Что случится со мной после того, как я заработаю достаточно денег для поддержания его жизнедеятельности?
— Вы получите документы на другое имя, это обязательное условие, чтобы сохранить за настоящим Найтхауком его капиталы, и будете жить долго и счастливо. Никто не перепутает вас, поскольку он провел в Глубоком Сне больше ста лет.
— А как насчет моей эплазии?
— Если наука вылечит его эплазию, она справится и с вашей, — ответил Эган.
— А уж с вашими способностями деньги на лечение вы заработаете довольно быстро, — добавил Диннисен.
— В какую сумму обойдется лечение?
— В ближайшие несколько лет — в полмиллиона кредиток. Через десять лет — в сто тысяч. Через двадцать пять мы будем делать прививки за десять кредиток.
Найтхаук долго молчал: Потом повернулся к Диннисену, и под взглядом его почти бесцветных глаз адвокату стало не по себе.
— Знаете, что я об этом думаю? — спросил Найтхаук.
— Что?
— Я думаю, что из вас так и прет дерьмо.
— Простите?
— Я, может, и отстал от жизни на сотню лет, но помню, что галактика очень велика. И во Внутреннем Пограничье можно найти несколько тысяч убийц и охотников за головами. А во Внешнем и в Спиральном Рукаве и того больше.
— Что-то я не улавливаю ход ваших мыслей, мистер Найтхаук.
— Если тот, кто оплачивает мои услуги, тратит столько времени и денег на клонирование Вдоводела, вывод отсюда только один: мои шансы на успех практически равны нулю, и я не протяну и недели.
— Он хотел лучшего из лучших, — ответил Диннисен, не решаясь встретиться взглядом с Найтхауком. — Это вы.
Найтхаук вновь надолго замолчал. Наконец он обратился к Эгану.
— Дайте мне что-нибудь острое.
— Острое? — переспросил Эган.
— Нож, скальпель, что-нибудь в этом роде.
Эган порылся в карманах, но ничего не нашел.
— Обойдемся, — махнул рукой Найтхаук и, подойдя к выдвинутому ящику, прижал большой палец к кромке. На коже осталась длинная царапина.
— Где сканер?
Эган указал на светящийся красным объектив.
Найтхаук вытер с пальца кровь, поднес его к сканеру.
— Есть у меня официальное имя или номер? — спросил он.
— Клон номер два Джефферсона Найтхаука, — ответил Эган. — Регистрационный номер 90307.
— Хорошо. Скажите машине, что это отпечаток большого пальца клона номер два Джефферсона Найтхаука, регистрационный номер 90307. Шрам будет отличать меня от любого другого Найтхаука, которого вы захотите клонировать в будущем.
— Компьютер фиксирует наш разговор. И уже все знает.
— Отлично. А теперь я попрошу вас передать заказчику, что стоимость моих услуг возросла на полмиллиона кредиток. Когда он согласится на новую цену, а он согласится, или ему придется обращаться к менее компетентному специалисту, скажите ему, что деньги придется заплатить вперед. Положите их на счет, воспользоваться которым сможет только человек с моим голосом и большим пальцем.
— Мы уже обговорили цену, — возразил Диннисен. — Поднимать ее в последний момент неэтично.
— Этика меня не волнует. Это ваши проблемы. Мне надо получить деньги на лечение эплазии до того, как она уложит меня в постель. Кроме того, я хочу сделать пластическую операцию, а то мы слишком похожи.
— Пластическую операцию придется делать ему, — заметил Эган. — Посмотрите, в таком виде мы не можем выпустить его из клиники.
Пауза затягивалась. Наконец Диннисен кивнул.
— Я сделаю все, что смогу, мистер Найтхаук.
— Уверен, что сделаете. Иначе я не сделаю того, что могу.
— Это угроза? — пожелал знать Диннисен.
— Отнюдь. Всего лишь констатация факта.
И вновь в комнате повисла тяжелая тишина.
— Надеюсь, вас не оскорбит моя наблюдательность, — первым опять заговорил Диннисен, — но с вашим предшественником мы быстрее находили общий язык.
— Разумеется, быстрее, — согласился Найтхаук. — Тогда вы имели дело с младенцем в теле мужчины. А я — Вдоводел.
— Я знаю. Поэтому вам и предложили этот контракт. Наш клиент заплатил миллионы кредиток, чтобы создать вас.
— Тогда он может раскошелиться еще на полмиллиона, чтобы не дать мне подохнуть после того, как я выполню его задание.
— А если нет?
Найтхаук улыбнулся. И от этой улыбки по спине Диннисена пробежал холодок.
— Если бы он нашел человека, который мог заставить меня сделать что-либо против воли, я бы вообще ему не потребовался.