Соль
После драки я внезапно ощутил антипатию к той шахте и поспешно отбыл. Потом посетил еще два рудника, а через несколько дней отправился домой, прокладывая две параллельные дороги к Алсу.
Встреча с Турьей принесла такую радость, ради которой стоило пережить многодневную разлуку. Она занималась связями с остальными народами, жившими у Арадиса, обсуждала с ними план постройки совместными усилиями гигантских труб в горах – для выпуска озона в атмосферу.
Поселения с южного полушария также контактировали с нами. Поступали просьбы о назначении алсианина, который бы принимал послов из других стран и сам ездил с дипломатическими миссиями. Приезжих обычно сильно удивляло или даже злило отсутствие иерархической системы или вообще хоть каких-то формальных отношений в Алсе. Они ожидали делегацию встречающих, их раздражало, что никто не требовал предъявить паспорт и не грозил бросить их в тюрьму как нелегальных иммигрантов. Им не нравилась малочисленность полицейских, наличие неограниченной свободы. У нас не хватало цепи, которая бы вернула их в привычное состояние раба.
Я согласился играть роль принимающего гостей (в особенности с юга) хозяина – и то только потому, что попросила Турья. Дипломатические обязанности не распределялись в качестве нарядов, так как невозможно расписать отношения с другими странами наперед. Предполагалось, что иностранцы будут сотрудничать с тем, кто на данный момент работает в интересующей их сфере, например, если они хотят купить свинью, то станут обращаться к заводчикам. Но обстоятельства требовали перемен, это правда.
На некоторое время мы с Турьей перебрались из общежития на ферму и спали вместе с ее животными. Захотелось вот нам заниматься любовью под деревом, а не под каменной крышей. Правда, примерно через неделю мы соскучились по комфорту и вернулись обратно.
Честно признаться, я с головой окунулся в отношения с Турьей. Корчил из себя клоуна, стараясь рассмешить ее, с маниакальным упорством выдумывал развлечения для любимой. И все потому, что уже тогда чувствовал, что потеряю ее…
На следующей неделе поступил заказ на дорогу вокруг города. Я заканчивал работу и спешил в общежитие, но Турьи либо не оказывалось в назначенном месте, либо она прогоняла меня, ссылаясь на неотложные дела. Или мы проводили время вместе, но она становилась какой-то странной, рассеянной. Иногда вдруг краснела.
Я получил другой наряд, на этот раз на должность врача-бота, которой легко обучиться, даже если раньше никогда ничем подобным не занимался: и диагноз и лечение определяет компьютер. Все бы хорошо, только я снова встретился с Лихновски с его пораженными хлором легкими. Новый орган на протяжении нескольких недель выращивали на медицинской фабрике, а пока что Лихновски ничего не оставалось, как лежать на кровати, дышать чистым кислородом через фильтры и бросать на меня свирепые взгляды из-под пластиковой маски.
БАРЛЕЙТрагедия разрушила прекрасный брак всего через два месяца после свадьбы. Вся нация не смогла сдержать слез. Мой любимый Жан-Пьер руководил маневрами, отрабатывая действия армейской группировки без воздушного прикрытия в пустыне, – я уже тогда подозревал будущую необходимость в рейде на территорию алсиан. Жизнь в Сенаре возвращалась к норме. Группа женщин, и жена Жан-Пьера в том числе, собралась исследовать земли к югу от Сенара на «скитальце». Такие экскурсии часто случались в те времена. Для жен и дочерей богатых людей существовало мало развлечений, а подобная поездка на машине, управляемой военным, не только приносила острые ощущения, но и знакомила с новым миром.
Ранним вечером путешественницы покинули соляные квартиры и забрались на «скитальце» на крутой холм, где их и застал Дьявольский Шепот. Водитель выскочил наружу и закрепил машину на земле, но устройство оказалось с браком (по его словам) – или он что-то напутал при креплении: так или иначе, «скитальца» перевернуло. Стекла в иллюминаторах разбились о камни, и трое человек внутри погибли. Выжили только те, которым вживляли синусальные маски.
Их подобрал шаттл через двадцать минут после катастрофы – плачущих и истекающих слизью, но живых. Водитель также спасся. Но Ким умерла. Она не вставляла носовой фильтр из-за чрезмерного тщеславия – ей не хотелось, чтобы ее прекрасное личико деформировалось от возможных побочных эффектов. Такое явное себялюбие, конечно, возмутительно, но она и поплатилась за него. Что касается водителя, то некоторые верили в его виновность в инциденте, некоторые нет.
«Скиталец» был стандартным продуктом нашей фабрики, а значит, успешно прошел все испытания и не мог подвести. Совсем другое дело – крепления. До прибытия на Соль, не испытав на себе суровость Дьявольского Шепота, мы не знали что нам понадобятся подобные приспособления. Так что армия послала заказы нескольким компаниям – все они действуют и по сей день, – и, получив предварительные чертежи, выбрала из них самый лучший и самый дешевый. Как обычно, водитель – боюсь, я уже не помню его имя – не мог предъявить обвинения в выпуске бракованной продукции компании-производителю, потому что в этом случае его определенно вызвали бы в суд. Заявление о том, что продукт вызвал три смерти, стал бы серьезным ударом по престижу компании, а это, следовательно, сказалось бы на продажах.
Обвинение опротестовали бы через суд. Но водитель, без сомнения, не может тягаться с корпорацией, только на адвокатов уйдут все его деньги. Если же он берет вину на себя, дело приносит ему меньше расходов, да и приговор не слишком суров. Насколько я помню, водитель сначала по глупости пытался доказать наличие брака в креплениях, а потом, явно проконсультировавшись с грамотным юристом, пересмотрел свое поведение и признал вину в случившемся.
Не надо и говорить, что сердце Жан-Пьера было разбито. Я сочувствовал бедняге. Даже дал ему недельный отпуск; и он три дня не выходил из дому. Затем пришел ко мне просить о возобновлении службы: лицо цвета соли, застывшие черты. Было что-то мужественное в его решимости, в силе воли, с которой он боролся с горем.