Соль
Но она была всего лишь самой эксцентричной из всех самоубийц. Как жаждали мы новостей! И все же – как быстро мы устали вспоминать это единственное стоящее событие на все путешествие. Как бы нам ни надоело это происшествие, мы продолжали говорить о нем снова и снова. История женщины, ее семья, мотивы ее поведения…
А что же я? Рискуя показаться бессердечным, признаюсь, что больше всего боялся за якорь. Я сам крепил его. Работал неделями над балансировкой отдельных частей, чтобы ни одна из них не оказалась больше остальных. В системе назначения плавка металла довольно редкая вещь. Кроме того, у нас были запасы атомарного кислорода, собранного на Юпитере. Семьдесят пять тысяч тонн. Они находились как раз в месте аварии, вместе с сетями архитектонического кабеля. Катарина могла взорвать все это, что стало бы большой неприятностью. Но якорь выдержал.
Что бы ни говорили, я знаю: Катарина хотела столкнуться с якорем. Это было в ее стиле. Она не выносила медлительности и ожидания. Слава богу, она не полетела вверх по кабелю и не врезалась в комету. В противном случае никто не остался бы в живых.
Потом последовал суицидальный бум. Все говорили только о Катарине; больше говорить было не о чем, для некоторых самоубийство стало чем-то вроде навязчивой идеи. Когда день за днем думаешь об одном и том же, приходит минута, когда проще попробовать самому, чем продолжать размышления.
Люди закалывались, травились, кидались с башен. Дюжина умерла, гораздо большее количество осталось калеками.
Мы провели собрание в очень узком кругу (как иерархи), и определенные техники (я, женщина по имени Татя, трое геологов и специалисты по посадке) составили комитет по борьбе с бедствием. Одни пытались уговаривать людей участвовать в увлекательных конкурсах и викторинах, другие организовывали футбольные матчи. На всякий случай мы запретили полеты на шаттлах всем, кроме членов нашей группы, что, понятно, восторга не вызвало. Пошли пересуды. Решили, что я наложил вето на полеты в отместку за то, что мое имя ни разу не появлялось в списках назначений. Но у меня никаких эмоций эти списки не вызывали – из-за того, что их составляли в зависимости от величины взятки.
Так я получил свое первое назначение на шаттл. Мой путь лежал вверх по кабелю к «Сенару» с сообщениями и так называемыми товарами, в основном живыми птицами и их мясом: на «Сенаре» птиц не было. Именно тогда я встретил капитана Барлея. Кажется, я говорил с ним пару раз до отлета. Когда я еще поддерживал связь со своим коллегой с «Сенара» в начале путешествия, у них был другой капитан. Здесь проводили время в политических играх и интригах. Наверное, предыдущего капитана сочли тираном. К тому времени, как я состыковался с «Сенаром», он был уже мертв.
Я постоял под душем из содовой воды в воздушном шлюзе, получил бумажную одежду и прошел внутрь. Мне дали стакан прохладной воды, то есть стаканом это было трудно назвать, скорее наперсток. Сенарцы стали вокруг меня в соответствии со своими рангами, которые мало что для меня значили. Сначала я даже не знал, с кем мне говорить. Барлей тоже был там. Он представился. О да, конечно, мы встречались. Это был рыхлый мужчина, который явно старался скрыть собственную дородность: воротничок врезался в толстую шею, а пояс сдавливал подобие талии. Лицо его имело цвет винограда, глаза вылезали из орбит. Но он знал правила игры и поднялся до верхушки иерархии, он низложил Тирана.
Конечно, они интересовались только смертью Катарины. Так было на каждом из кораблей. Это самоубийство стало главным событием путешествия. Но если на другом корабле мне бы налили холодной воды и, как на поминках, посмеялись бы и поплакали вместе со мной, обсудили бы опасность корабельного сумасшествия, то на «Сенаре» все было иначе. Офицеры потягивали напитки, хмурились, ставили наперстки на стол, будто те были заразны. Потом Барлей начал хриплым голосом говорить об опасности, которую принес наш корабль.
– Корабельное сумасшествие действительно страшная вещь, капитан, – согласился я.
Он ответил, но не стал обращаться ко мне по имени или званию, как сделал я. Судя по его же схеме поведения, это было большой ошибкой. Но меня это не задело.
Он сказал:
– Мы должны принять меры предосторожности, чтобы предотвратить подобные инциденты. А что, если бы она полетела вверх по кабелю? Вы представляете себе масштабы трагедии?
Я сам думал о том же, но возразил ему (потому что именно так следует вести себя на «Сенаре»):
– Вы неправильно поняли ситуацию. Катарина скучала по дому. Она оставила там маленькую дочь с мужем, который отказался лететь. Она лишилась рассудка из-за разлуки с ребенком и решила к нему вернуться. Но женщина оказалась плохим пилотом и сожгла двигатели, потом произошла катастрофа.
Последовало неловкое молчание, офицеры смотрели на меня.
– Можете посмотреть записи и увидите все своими глазами, – заметил я.
– Наша проблема, техник Петя, – начал было один из офицеров, как видно младший, потому что другой сразу его перебил:
– Это, очевидно, проблема дисциплины, так? Не представляю, чтобы кто-то из наших людей совершил подобное.
– Неужели у вас нет случаев корабельного сумасшествия? – съязвил я. Но на «Сенаре» иронии не понимали, они замотали головами со всей серьезностью. – Я поражен.
– Вы могли бы перенять наш опыт и начать тренировать своих людей по нашим методикам, – предложил офицер.
Это было чистым оскорблением. Я залпом выпил свою воду и поднялся уходить. Но капитан Барлей жестом пригласил меня сесть обратно.
– Нужны ли нам ссоры, техник? – рыкнул он. – Может, останемся друзьями? Вы должны понимать нашу озабоченность. Мы беспокоимся не только о нашей, но и об общей безопасности.
– Мы собрали специальный комитет и… составили постоянный список для назначений на шаттлы, – возразил я. – С нашей стороны нет никакой опасности для остальных кораблей.
– Сядьте, пожалуйста, техник, – попросил он. Я сел, о чем вскоре пожалел.
Он кивнул и сказал:
– Мы считаем, что делу помогло бы создание на вашем корабле постоянного совета управления.