Темные огни
— Ну так вот. Эстебан, конечно же, очень рассердился, когда приехал в лагерь и обнаружил, что вас нет дома. Эстебан пошел прогуляться, но видели бы вы, как он был разгневан!
Возможно, он тогда уже переговорил с американским полковником и… Мне не следовало подслушивать, но Бог создал женщину любопытной… Так вот, он сказал моему муженьку, что теперь не считает себя женатым и ему приказано сделать все возможное, чтобы вы благополучно вернулись к отцу. Что он еще говорил, мне не удалось разобрать, поскольку Маноло послал меня за выпивкой. А потом Эстебан предложил ему отправиться в кантину и как следует выпить там.
Кантина, о которой упомянула Долорес, была той самой, над которой Джинни занимала комнату. С некоторых пор она стала постоянным местом встреч американских волонтеров. Карл, без сомнения, тоже сидел там, поджидая ее возвращения. А может, он даже знал то, о чем она сама не подозревала, — что ей предстоит провести ночь под одной крышей с князем в Куэрнаваке. Неужели все это было спланировано заранее?
Последние несколько дней Джинни была в глубокой тоске, и рассказ Долорес еще больше опечалил ее. Да, она слишком хорошо знала Стива и отчетливо представляла себе, что произошло, когда он встретился с Карлом Хоскинсом.
Карл, вероятно, был крайне зол — чем же иначе объяснить ту грубую записку, которую он ей оставил. К тому же он наверняка выпил немало текилы. Поэтому, встретив Стива, которого всегда ненавидел, и поняв, что он муж Джинни, пришел в бешенство.
По словам Долорес, Стив и Карл о чем-то недолго поговорили, после чего американец покраснел и выкрикнул что-то оскорбительное в адрес Джинни. Карл без околичностей заявил, что был одним из многих ее любовников, а теперь она еще с одним — своим новым русским «другом».
— Неужели это все? — спросила Джинни Долорес. — Я хорошо знаю Хоскинса и уверена, что этим он не ограничился. Пожалуйста, не щади моих чувств, Долорес. Ты же понимаешь, я должна точно знать, что наплел этот дурак. Ведь это он так разозлил Эстебана, что тот уехал, не оставив мне даже записки!
Но почему Стив именно в ту ночь вернулся в лагерь? И почему он налетел именно на Карла?
Долорес Батиста всхлипнула и утерла глаза краешком рваной юбки. Ей не слишком хотелось продолжать, но она все-таки подтвердила, что американец говорил много. Сначала он оскорблял и поносил Джинни, но, заметив, что Стив не верит ему, Карл стал поносить самого Стива. При этом дружки Карла хохотали и всячески поддерживали его.
— А потом? Что же случилось потом?
— Потом Эстебан ударил его. Маноло вмешался и не позволил Эстебану убить гринго. Он сказал, правда, что чуть не завязалась потасовка между американцами и нашими, но, к счастью, среди гринго нашелся офицер, не такой пьяный, как другие. Он и прекратил потасовку. — Долорес подняла на Джинни глаза, полные слез. — Бедная донья Джения, что же вы теперь станете делать?
Об этом же Джинни спрашивала себя. Да, что же ей теперь делать? Что она может предпринять? Никогда прежде она не испытывала такого одиночества. Судя по всему, помощи ждать неоткуда. Когда она оставалась одна и лежала в постели, которую раньше делила со Стивом, ее охватывало ощущение нереальности происходящего. Как же так случилось, что всего за несколько часов вся ее жизнь трагически изменилась, счастье покинуло ее и будущее не сулит ничего, кроме душевной боли и отчаяния? Джинни пыталась убедить себя, что все это не более, чем ночной кошмар, который скоро кончится, но это ни к чему не приводило. Надежда увидеться со Стивом превращалась в недостижимую мечту.
«Он любил меня! В этом-то я уверена. Как же он мог меня разлюбить?»
Обиднее всего было то, что она вдруг поняла: Стив ей не верил никогда.
Джинни жила как во сне. Один унылый день сменялся другим, еще более тоскливым. В штабе генерала Диаса почему-то не было для нее работы, хотя Джинни знала, что пленных, в основном дезертиров из императорской армии, много. В лагерь она уже не ходила, да и зачем? К тому же Долорес рассказала, будто Мануэла стала распускать слухи о прошлом Джинни, не жалея при этом черной краски и утверждая, что она, Джинни, всегда была шлюхой.
Все это привело к тому, что почти все свободное время Джинни стала проводить в обществе графа Черникова. Слушая его рассказы о своей покойной матери, Джинни спрашивала себя: не потеряла ли и она, как Женевьева, свою недавно обретенную любовь?
За несколько дней после возвращения из Куэрнаваки заметно усилилась ненависть Джинни к князю, которого она считала причиной всех своих несчастий.
Когда она гневно обвинила его во всех смертных грехах, князь только приподнял брови и чуть презрительно улыбнулся:
— Дорогая мадемуазель! Хотя гнев очень красит вас, пожалуйста, прислушайтесь к голосу разума. Как, скажите на милость, мог я узнать, что ваш любовник вернется в тот самый вечер, на который я назначил вашу встречу с графом Черниковым? С тем же успехом вы можете обвинять в этом президента Хуареса! — И тут он сказал то, от чего сердце Джинни замерло: — Может, мне и в самом деле известить президента, что вы становитесь уж слишком несносной? Послезавтра я отбываю в Сан-Луис как представитель моего государя. Ходят слухи, что императора Максимилиана собираются казнить, и это вызывает озабоченность у многих коронованных особ в Европе.
— Я не хочу, чтобы вы упоминали обо мне президенту! — вырвалось у Джинни. Почему он ей угрожает?
— Но ведь он обязательно спросит меня, нашел ли я вас? Как мне известно, сенатор, ваш отец и мой добрый друг, рассылает повсюду телеграммы, пытаясь выяснить, где вы. Президент Хуарес, несомненно, обрадуется, узнав, что вы живы и здоровы. — Князь помолчал, а потом уже мягче сказал: — Если хотите, я постараюсь выяснить, где теперь этот сорвиголова, принесший вам столько горя. Не думаю, что это очень трудно. Полковник Грин, как я знаю, получил информацию о том, где находится майор, от самого генерала, который, кстати, весьма недоволен происшедшим. Так что нашего доброго майора теперь отправили на границу, где он командует патрулями. Весьма опасное задание, скажу я вам. Индейцы племени яки — народ весьма свирепый, и если справедливо то, что на территории Соединенных Штатов майор поставлен вне закона, то из охотника он может превратиться в дичь, поскольку за его поимку назначена награда. Все это, конечно, ужасно, но зато он не будет вас больше беспокоить, к чему вы, собственно, и стремитесь, не так ли? Ведь не можете же вы хотеть снова встретить человека, который поверил сплетням о вас — такой преданной и любящей женщине!
Не желая более слушать князя, Джинни выбежала из комнаты.
— Я никогда не выйду за него замуж! — крикнула она графу Черникову. — Даже если меня принудят вернуться к отцу. И вообще, я очень хочу, чтобы вы оба оставили меня в покое!
Но граф Черников по-прежнему обращался с Джинни, как с ребенком, который не ведает, что творит. Ему предстояло убедить Джинни отправиться вместе с ним в Россию. А уж ухаживания князя — не его дело.
Когда Джинни вновь встретилась с князем, тот сделал вид, словно между ними не было никакой размолвки. Джинни, которая злилась на себя за то, что Сарканов ухитрился нарушить ее душевное равновесие, тоже притворилась, будто не придает значения его угрозам.
С течением времени перспектива большого наступления на Мехико вырисовывалась все яснее и яснее, а Джинни, как спасения, лихорадочно ждала случая, который помог бы ей все исправить и вернуть любимого. Все уже понимали, что она уедет из лагеря генерала Диаса, едва вернется князь. Генерал только качал головой, глядя на нее, и в глазах его она видела осуждение.
— Мне будет очень недоставать вас, — сказал он. — Кстати, хочу извиниться, что стал невольной причиной вашей размолвки с Эстебаном. Но я уверен, что он найдет вас, когда кончится стрельба, иначе он просто спятит, поверьте. Признаюсь, меня не слишком огорчает отъезд князя. Он прирожденный интриган, — с неприязнью заметил генерал. — Как я понимаю, он уже намекнул президенту, что я не слишком нянчусь с пленными, даже если они родом из Европы.