Безрассудная любовь

Кэтрин скосила глаза на свою жалкую одежду и тихо ахнула, заметив, как плотно прилипает мокрая ткань к груди. Она купала Эллисон и, как обычно бывало в таких случаях, забрызгалась, а потом укладывала ребенка спать и совершенно забыла об этом.
О Господи, взмолилась она про себя, потом, набравшись смелости, перевела взгляд на Джейсона Мэннинга – как раз в этот момент он наклонился и подобрал мокрую тряпку, которой она вытирала капли краски. Словно загипнотизированная, следила Кэтрин за тем, как он подходит к ней, берет за подбородок… Бережно приподняв ее голову, чтобы лучше видеть, он начал оттирать пятна краски, красовавшиеся на носу. Делал он это так сосредоточенно, так спокойно и тщательно, что Кэтрин едва осмеливалась дышать. Само его присутствие подавляло. Пальцы, лежавшие на подбородке, были такими сильными и в то же время на удивление нежными. А кожа – такая смуглая… На пляже так, пожалуй, не загоришь.
Морщинки, разбегавшиеся от его глаз словно тонкая паутинка, тоже подсказывали, что большую часть своего времени этот человек проводит вне дома. Он занимался нефтью? Кажется, так говорила Мэри?.. Кэтрин никак не могла точно вспомнить. Она вообще ничего не помнила и не понимала. Все мысли вылетели из головы, когда он приблизился и взял ее за подбородок.
Над глазами Джейсона, окаймленными густыми короткими черными ресницами, дугой изгибались иссиня-черные брови. Они казались точно нарисованными. Взгляд Кэтрин упирался в его грудь, подняв глаза, она увидела стройную и мощную колонну шеи. В глубоком V-образ-ном вырезе спортивной рубашки вились короткие черные волоски. Наверняка вся грудь у него покрыта точно такими же волосками… Боже, о чем только она думает?..
Злясь на себя за то, что допустила подобную фамильярность, Кэтрин оттолкнула его руку и отступила на шаг.
– Что вы хотите, мистер Мэннинг? Пожав плечами, он бросил тряпку на газеты, устилавшие пол.
– Кока-кола была бы в самый раз, – и он обезоруживающе улыбнулся.
– Я вовсе не это имела в виду, и вы это прекрасно понимаете! – взвилась Кэтрин. От отчаяния она разозлилась еще больше: его дружелюбное поведение есть не что иное, как отвлекающий маневр, призванный усыпить ее подозрения и заставить потерять бдительность. Что ж, ей уже удалось отбить атаку одного из Мэннингов. С содроганием вспомнила она похотливые поползновения Питера. Ничего, и с этим тоже справимся!
– Что вы здесь делаете? – холодно спросила она.
Он вздохнул, пересек гостиную и опустился на диван, подушки которого она сама с такой любовью и тщанием чинила и штопала.
– Полагаю, причины моего появления здесь вам достаточно очевидны, Кэтрин.
Собственное имя, вылетевшее из этих четко очерченных губ, заставило ее сердце гневно забиться. Разве они настолько знакомы, что он смеет называть ее по имени? Несомненно, это еще один из приемов, призванный обезоружить ее.
Какое-то время он, небрежно откинувшись на спинку дивана, изучал ее лицо.
– Я приехал забрать ребенка брата. Она догадывалась о цели, но теперь эти слова, произнесенные вслух, наполнили ее сердце ужасом. Боль в груди была почти невыносима. Нет, она не может позволить себе сдаваться. Просто не имеет права!
Лицо Кэтрин побелело, губы едва слушались, но ей все же удалось выдавить:
– Этого не будет.
Заметив, насколько она потрясена, он поднялся и направился было к ней. Но она отпрянула и, прочитав на ее лице гнев и отвращение, он нерешительно замер на полпути. Затем, проведя рукой по волосам и растрепав прическу, еле слышно чертыхнулся, прикусил нижнюю губу и исподлобья уставился на Кэтрин. Так он и стоял подбоченясь, и его вызывающая поза заставила Кэтрин почувствовать себя еще более уязвимой в этой жалкой одежде и с босыми ступнями. Тем не менее, нервно переминаясь с ноги на ногу, она встретила его взгляд со всей твердостью и хладнокровием, на которые была способна.
Прошло, наверное, не меньше минуты, прежде чем он заговорил снова.
– Послушайте… Я прекрасно понимаю, как все это непросто. Так почему бы нам не попытаться вместе найти разумное решение, чтобы не причинить друг другу лишней боли?.. Я с удовольствием выпил бы кока-колы, если у вас есть, конечно, или чашечку кофе. И мы обсудим нашу проблему, как и подобает разумным взрослым людям… О'кей?
– У меня нет проблем, мистер Мэннинг.
– Джейс.
– Что? – рассеянно спросила она.
– Можете называть меня просто Джейс.
– О… Так вот, я говорю, никаких проблем лично у меня нет. Я люблю ребенка сестры как свою родную дочь. Умирая, Мэри просила меня позаботиться о девочке, вырастить и воспитать ее и не позволять никому из Мэннингов вмешиваться в ее воспитание. Я укладываю ее спать, купаю, кормлю…
– Вы ее кормите?! – Он перевел взгляд на ее грудь, и Кэтрин залилась краской от злости и смущения. Зачем только она надела эту дурацкую рубашку, под которой так явственно вырисовываются соски? С того самого момента, как Джейсон прикоснулся к ней, она почему-то ни на секунду не забывала о том, что бюстгальтера на ней нет. Он казался совершенно не нужным, когда она одевалась сегодня утром. А теперь от этого мужчины исходит явная угроза, и заключается она не только в том, что он может отобрать у нее Эллисон. А она… она чувствует себя абсолютно не способной противостоять этой угрозе.
Джейс продолжал смотреть на нее все с той же раздражающей ухмылкой, и Кэтрин не выдержала:
– Не валяйте дурака, мистер Мэннинг! Вы прекрасно знаете, что младенцев кормят молочными смесями, если их мать не может или не хочет их… их…
– Кормить грудью? – мягко подсказал он, и в голосе его звучали интимные нотки.
Кэтрин посмотрела в окно, затем перевела взгляд на свои босые ступни – все что угодно, лишь бы не видеть этих насмешливых проницательных глаз. Потом, проглотив стоявший в горле ком, выдавила:
– Да, – и тут же быстро прошла мимо него на кухню принести ему кока-колы, возможно, это позволит побороть смущение. – Сейчас дам вам напиться.
Она практически вбежала в кухню и ухватилась за край стола, словно ища в нем опору. Затем, тяжело дыша, прижала ладони к вискам, стараясь унять боль, и шепотом спросила:
– Да что же это со мной, черт возьми?..
Этот тип… этот мужчина, и – о Бог ты мой! – поразительно красивый мужчина, приводил ее в полное смятение. Она вся дрожала, ноги отказывались держать ее, между бедер возникло странное пульсирующее ощущение. Она была склонна приписывать это слишком тесным джинсам, но ощущение исходило явно изнутри. Кэтрин прижала ладони к соскам, словно стараясь заставить их стать плоскими и не выпячиваться из-под рубашки.
– Помощь нужна?
Кэтрин вздрогнула, услышав его голос прямо за спиной.
– Что?.. О нет… Так что вам налить? Кока-колы?
– Да, это было бы отлично. – Он указал пальцем через плечо:
– А как вы называете этот цвет, тот, в который выкрашена гостиная?
Отыскав в холодильнике бутылку кока-колы, она нервно срывала с нее крышку. Сколько она пролежала там, эта бутылка, один Бог ведает… Может, уже и пить нельзя.
– Что?.. Ах цвет… Он называется терракота. – Она со стуком поставила стакан на стол и полезла в холодильник за льдом. Формочка примерзла, и Кэтрин едва не сломала ноготь, стараясь ее вытащить.
– Красивый… И как это вам в голову пришло? Немного необычно для гостиной…
Тут Кэтрин неожиданно для себя рассмеялась:
– Видели бы вы лицо моей хозяйки, когда я попросила разрешения перекрасить стены и показала ей образец! Она подумала, что я свихнулась, но потом согласилась. Видите ли, моя сестра Мэри… – тут она осеклась, вспомнив, кто он и с какой целью явился.
Уловив ее смятение, он мягко спросил:
– Да? Так что же ваша сестра Мэри? Кэтрин отвернулась и налила кока-колы в стакан с кубиками льда.
– Мэри была художницей. Иногда, просто ради развлечения, мы с ней придумывали, какую перестановку можно произвести в комнате, и мысленно перекрашивали ее в самые невообразимые цвета. Как-то раз она сказала, что здорово было бы выкрасить гостиную в оранжевый или терракотовый цвет, и нам эта идея страшно понравилась. Правда, тогда мы ее не осуществили. Но с тех пор мне всегда хотелось жить в такой гостиной…