Неплохо для покойника!

Трубку сняла секретарша. Пропев томным голосом о занятости своего босса, она совсем было хотела дать отбой, когда я, не выдержав, рявкнула:
– Скажите, черт возьми, что звонит Грачева!
– Минуточку, – не меняя интонации, выдала мне она.
Прошла, наверное, целая вечность, прежде чем я услышала в трубке усталый голос Алейникова.
– Алло, Анна Михайловна, я вас слушаю.
– Что, черт возьми, вы себе позволяете?! – почти зарычала я. – Мало того, что вы испортили мне день отъезда, приставив приглядывать за мной какого-то гомика, так теперь и остаток отпуска мне придется проводить под вашим бдительным оком!
– Не понял, – смешался он. – О чем вы?
Озабоченность его тона немного поуменьшила мой пыл, и, чуть сбавив обороты, я продолжала кипятиться:
– Тимур Альбертович! Я, конечно же, очень ценю вашу заботу о моей безопасности. И, конечно же, понимаю, что после вчерашней сцены в ресторане у вас возникло желание опекать меня, но прошу вас – избавьте меня от всего этого! Я могу сама о себе позаботиться! Я могу поднять трубку, попросить об одолжении, и завтра меня будет охранять милицейский наряд! Вы меня поняли? Не ваш белобрысый дилетант, а люди, знающие свое дело! Вы меня поняли?
– Почти, – тихо ответил он, тяжело вздохнув.
– Но это произойдет тогда, когда я почувствую в этом необходимость! А не тогда, когда этого захочется вам! – Сарказм в моем тоне поиссяк, и я почти спокойно предложила: – Давайте не будем этого делать? Хорошо?
– Хорошо, но я этого и не делал, – ответил мне Алейников. – Смею вас заверить: я не давал никаких распоряжений о слежке.
Не дав мне опомниться, Алейников бросил трубку, и в ухо мне ударила частая череда гудков.
– Вот так так! – озабоченно протянула я, плюхнувшись в кресло. – Тогда кто же?
Неожиданно вспомнился мой новоявленный родственник Иван. Свалившись словно снег на голову, он так же неожиданно исчез, не удосужившись присовокупить к оставленной записке хотя бы пару телефонных звонков. Сейчас его присутствие было бы как нельзя кстати, но я и понятия не имела, где его теперь искать, как с ним связаться.
– Кто же это может быть? – изводила я себя догадками, укладываясь спать.
Ответ на этот вопрос я получила на следующий день.
Проснувшись в девять утра, приняв душ и наскоро позавтракав, я решила наведаться в автомастерскую. Четыре месяца без ремонта – слишком много даже для моей колымаги. Если и сегодня скажут, что у них нет нужных деталей, позвоню Сережке Лемихову в налоговую. Пусть он своих девчонок пришлет – нервишки им не помешает немного пощекотать. Пора, наконец, хоть как-то использовать свое служебное положение.
Тихонько бормоча себе под нос, успокаивая себя подобным образом, я рванула на себя дверь подъезда и сощурилась от яркого солнечного света. Когда же глаза мои понемногу попривыкли к нему, то первое, что я увидела, – это белобрысого шпика. Так, кажется, их называли в царской охранке. Он сидел со скучающим видом на скамеечке у подъезда и лениво помахивал сломленным тополиным прутиком.
– Привет, – поздоровалась я, поравнявшись со скамейкой. – Утро прекрасное, ты не находишь?
– Нормально, – протянул он и приветливо улыбнулся.
– Да, утро-то прекрасное, – ехидно прищурилась я. – Только вот ты мне совсем не нравишься…
– Почему? – совершенно искренне изумился он.
– Ходишь за мной повсюду. Зачем?
Парень выпятил нижнюю губу, немного подумал и промямлил:
– Охраняю.
– Вот как! А от чего, можно узнать?
– Сказано охранять, я и охраняю, – парень опять широко улыбнулся, очевидно, пытаясь вызвать у меня доверие.
– Кем сказано? – жестко спросила я, не разделяя его радости. – Кто тебя ко мне приставил?
– А вот этого я сказать не могу. – Парень тяжело вздохнул. – Извините.
– К черту твои извинения! Вот сейчас вызову милицию и сделаю официальное заявление о преследовании. Что на это скажешь?
Если бы он знал меня получше, тон, которым я с ним разговаривала, несомненно, его насторожил бы. Но шпик не был со мной знаком, поэтому отреагировал на сказанное еще более широкой улыбкой, сопроводив ее словами:
– А скажу то, что вы ходите той же дорогой, что и я.
Подобное нахальство привело меня в замешательство. Несколько минут я стояла, пристально разглядывая сидящего передо мной парня, и не могла вымолвить ни слова. Что и говорить, слова его не были лишены логики.
– Ага! Ладно! – вырвался у меня тяжелый вздох. – Тогда тебе придется сегодня основательно побегать по нашей с тобой общей дороге.
– Почему?
– Потому что я иду за машиной! Биополе у меня, наверное, еще то! Стоило мне подумать о возможном возмездии на головы нерадивых автомехаников, как тут же все было сделано.
Более того! Моя латаная-перелатаная «Таврия», имевшая до ремонта непонятно какой цвет, потому как подкрашивалась и подмазывалась бессчетное количество раз, теперь глянцево блестела ярко-голубым, радуя глаз и поднимая настроение.
– Нет, ребята, ну вы даете! – невольно вырвалось у меня. – Кто бы мог подумать? Я же только просила отрихтовать да мотор перебрать!
– Проявили инициативу, так сказать, – осклабился мастер, выжидательно поглядывая на меня и мою сумочку. – Уж больно страшна она была. Это вам не очень дорого встанет.
– Чепуха, – отмахнулась я, на радостях отстегнув ребятам сверх того, что было положено, еще по тридцатке. – Молодцы!
Я села за руль и выехала из гаража, не забыв махнуть на прощание озадаченному таким ходом событий преследователю. Тот стоял на обочине с совершенно растерянным видом и ковырял носком ботинка землю.
– Салют, шпион! – не удержавшись, выкрикнула я ему в открытое окошко и укатила прочь.
* * *
Звук захлебывающегося трезвоном телефона был слышен даже на лестничной площадке. Быстро открыв дверь и щелкнув выключателем, я, не разуваясь, влетела в гостиную и, схватив трубку, сдавленно выдохнула:
– Да! Я слушаю.
– Аннушка, добрый вечер, дорогуша, – поприветствовали меня на другом конце провода. – Долго гуляешь!
– Ой, добрый вечер, Семен Алексеевич, – перевела я наконец дыхание. – Что-то случилось?
– Нет, нет, все в порядке, – поспешил он меня успокоить. – Дай, думаю, позвоню, проведаю отпускницу… Как отдыхается?
– Все хорошо, спасибо.
Я защебетала, рассказывая о прекрасном отдыхе на лоне природы, попутно с напряжением раздумывая над причиной, побудившей моего босса позвонить. Так ни до чего и не додумавшись и закончив свое повествование, я с мольбой в голосе попросила:
– Семен Алексеевич, может быть, вы мне скажете?.. Ведь что-то наверняка случилось?
– Гм-м, – прокашлялся начальник, прочищая горло. – Тут вот какое дело, Аннушка… Там паренек один около тебя крутится… Ты его не обижай. Это мой паренек…
– Не поняла… Зачем?! – Мне едва удалось сохранить самообладание и не повысить голоса. – Семен Алексеевич, что-то я не пойму! Можете мне объяснить?..
– Конечно, дорогуша, конечно. Я ведь предполагал, что за твоим возвращением к жизни что-то кроется. Думаю, я не ошибся… Обстановка в городе, где ты хочешь заняться поисками истины, сейчас неспокойная…
– Понятно…
– А он приглядит за тобой. Поопекает, так сказать. Беды-то в том нет, ведь правда?
– Нет, – вырвался у меня тяжелый вздох. – Что же делать? В конце концов вами двигали добрые намерения.
– Вот-вот, – обрадовался он. – Все для твоего же блага.
Семен Алексеевич пустился в пространные объяснения сего, на его взгляд, неблаговидного поступка, перемежая все это шутками и извинениями. Я принялась его успокаивать, тоже отшучиваясь в ответ. В результате мы проговорили с ним добрые сорок минут.
Положив трубку на рычаг, я с облегчением вздохнула. Хотелось мне того или нет, но неопределенность ситуации, связанной с непонятной слежкой, порядком действовала мне на нервы. Сейчас же, когда все прояснилось, можно было наконец перевести дух.
Я сняла пыльные туфли и, взяв в руки, пошла в прихожую. Поставив их на подставку для обуви, я задержалась на пару минут у зеркала. Пристально вглядываясь в свое отражение и проводя кончиками пальцев по линиям лица, я нашла, что увиденное, несмотря ни на какие жизненные невзгоды, все еще заслуживает внимания. Хотя пару лишних морщинок под глазами мне все же удалось обнаружить…