Штурм Пика Сталина
В альпинизме Гетье привлекает его спортивная сторона — трудная и напряжённая борьба с опасностями гор, борьба, в которой неверный шаг нередко означает гибель. Он любит широкий и свободный уклад экспедиционной жизни, так непохожий на размеренное городское существование. Он любит и знает в нём каждую деталь, каждую мелочь. И теперь в Оше он проверяет снаряжение, исправляя его недостатки. В кузнице Памирстроя он наладил выковку новых станков для рюкзаков. Узбеки — сапожники, сидя на дворе базы, заменяют по его указанию негодные ремни. сыромятью.
Николаев, доцент одного из московских втузов, — прямая противоположность Гетье. Небольшого роста, лёгкий и стройный, с чётким орлиным профилем и застенчивой мечтательной улыбкой, он влюблён в горы. Восхождение на — пик Сталина представляется ему романтическим подвигом, который призваны совершить советские альпинисты. Он думает о нем днём и ночью. Его мучит опасение, что он может не попасть в штурмовую группу, которая будет брать вершину. Эта группа должна формироваться, перед самым восхождением, когда выяснится, кто из альпинистов хорошо переносит высоту.
Доктор Маслов, невысокий, коренастый блондин, совмещает в своей персоне врача отряда, художника и альпиниста.
Доктор Маслов — хлопотун. Он постоянно разбирает и перебирает свои вещи, «наводит порядок». И все же в аптечке у него обычно можно обнаружить тюбики с краской, а легко бьющиеся склянки с лекарствами лежат в опасном соседстве с кошками. Очевидно, многообразие функций сбивает его. Доктор обладает удивительной способностью внезапно исчезать. Вот мы собрались куда-нибудь: на утренний завтрак, на купанье, на прогулку. И когда все готовы уже выступить в путь — доктор бесследно исчезает. После долгого ожидания он появляется как ни в чём не бывало с безмятежной улыбкой на устах. Однако рассердиться на него всерьёз никому не удаётся: его беспредельная доброта и товарищеская услужливость обезоруживают.
На краю города воздушно-лёгким серым контуром высятся скалы Сулейман — баши. Альпинисты ежедневно тренируются на них в скалолазании.
Я иду с ними. Узкими улицами старого города мы выходим к подножью горы. По травянистому склону поднимаемся к скалам.
Мы выбираем самые трудные места, где скалы кажутся неприступными. Непонятно, как можно взобраться по их гладким отвесам. Гетье ощупывает скалу руками. Вот найден маленький, незаметный для глаза уступ — есть за что ухватиться рукой. Ещё одна неровность — сюда можно поставить ногу, вернее пальцы ноги. Мягким движением подтягивается Гетье на полметра вверх. Две ноги и одна рука прочно прилепились к скале. Вторая рука шарит выше по камню, ища, за что ухватиться. И так, шаг за шагом, человек, как кошка, под — нимается вверх по скале, висит над обрывом, преодолевает кулуары и траверсы. Прекрасная школа для мускулов и нервов. Все мышцы тела работают равномерно, внимание напряжено.
После часовой работы мы отдыхаем в тёмной, прохладной пещере.
На вершине Сулейман-баши — маленькая старинная мечеть. Когда-то киргизские женщины приходили сюда лечиться от бесплодия. Камень, к которому прикладывались чающие исцеления, гладко отполирован.
Мечеть в запустении. Никто больше не верит в чудодейственность камня. От бесплодия лечатся у врачей. У входа в мечеть на матрасике лежит старик-узбек в тюбетейке и пьёт чай из старинной кашгарской пиалы.
Мы возвращаемся на базу. Гетье, Николаев и Маслов принимаются за разборку и укладку вещей. Десятки вьючных ящиков с продовольствием и снаряжением должны быть заброшены к подножью пика Сталина. Консервы, кошки, ледору — бы, палатки, спальные мешки, ледниковые очки, ватные костюмы, аптечки…
Через несколько дней после нас в Ош прибывают передовые из отряда Крыленко — альпинисты Рубинский и Ходакевич. Отряд Крыленко будет продолжать исследование ледников на северных склонах хребта Петра I и подступов к пику Сталина с запада. Рубинский — инструктор физкультуры, Ходакевич — слесарь 22-го завода, добродушный гигант с огромными руками и ногами. Они располагаются в соседней палатке и приступают к формированию каравана.
Древняя караванная тропа из передней Азии в Китай, Индию и Афганистан проходила когда-то через Ош. Тысячелетиями ходили, позвякивая бубенцами, по этой тропе караваны верблюдов. Это был торговый путь мирового значения.
Рельсы железной дороги соединили Ош с Ташкентом, Самаркандом, Москвой. Красные товарные вагоны с надписью «Ср.-аз. ж. д.» вытеснили верблюдов.
Но в Оше цивилизация кончалась, и седая древность вступала в свои права.
Товары и люди перегружались на верблюдов и лошадей, и. как и встарь, шагали караваны по узкой тропе, извивавшейся по горным ущельям, зигзагами поднимавшейся на крутые перевалы.
Тропа вела из Оша к предгорьям Алайского хребта, перекидывалась через него перевалом Талдык. После Талдыка у Сарыташа от главной тропы шло ответвление на восток, в Китай, на Иркиштам и Кашгар.
Главная тропа пересекала тридцатикилометровый простор Алайской долины и перевалом Кызыл-Арт поднималась к пустынным нагорьям Восточного Памира ма высоту 4 тысяч метров. Изредка встречались здесь юрты кочевых киргизов. Пять киргизских родов — Ходырша, Теиты, Кипчак, Найман, Оттуз-Угул — враждовали из-за скудных высокогорных пастбищ. Под властью родовых старейшин объединялись и богатые манапы и бедные пастухи, пасшие их стада.
Караванная тропа шла дальше. В самом сердце Памирского нагорья она проходила через Мургаб, маленькое военное поселение.
Потом тропа разветвлялась. Разветвления её шли в Китай, Афганистан, Индию. По одному из этих разветвлений прошли караваны Марко Поло, знаменитого венецианца, в конце XIII века проникшего в Китай и Индию. По одной из этих троп прошёл в 1603 году иезуит Бенедикт Гоэс.
Путь на Афганистан проходил по Западному Памиру, через Хорог — крайний пункт нашей территории. Здесь тропа шла мимо шугнанских кишлаков. Следы родового быта сохранились и здесь, сохранились и остатки кастового деления.
Двадцать дней караванного пути отделяли Ош от Мургаба и тридцать — — от Хорога. Ош был городом караванщиков и чиновников, пересадочным пунктом с железной дороги на вьючную тропу.
На Памир уезжали, словно в далёкую и опасную ссылку. Брали с собой из Оша «временных памирских жён» и перед отъездом устраивали пьяные проводы.
Три года тому назад в Ош приехал Федермессер, дорожный строитель-практик. В потёртом портфеле он привёз постановление СНК СССР о сооружении автомобильной дороги Ош — Хорог.
720 километров труднейшего горного пути по извилистым ущельям, каменистой пустыне и перевалам, достигающим 4800 метров высоты, надо было проложить в два года.
Задание казалось невыполнимым в такой короткий срок. Однако работа закипела. На окраине города над воротами маленького домика появилась вывеска «Памирстрой». Из ворот выезжали автомобили с изыскательскими партиями, прокладывавшими трассу.
«На хвосте» изыскательских партий шли строители. Проект издавался тут же в поле. По проекту 4500 рабочих — русских, киргизов, узбеков, таджиков — строили дорогу.
В Москве проект мытарствовал по инстанциям, кочевал из одной канцелярии в другую,. На строительстве рабочие с лопатами и винтовками в руках брали один десяток километров за другим, штурмовали перевалы.
Проект обрастал резолюциями, поправками, дополнениями, строительство — автомобильным парком, ремонтными мастерскими, столовой, клубом, хлебопекарней, школами для рабочих-националов.
Дорога была окончена почти одновременно с утверждением проекта.
Широкая лента шоссе легла старой караванной тропой. Чёткий ритм автомобильного мотора ворвался в мерное позвякивание бубенцов на шеях верблюдов и сократил путь из Оша в Хорог с сорока дней до четырех. Пролетарская рать Федермессера и конвейер Горьковского автомобильного завода, выбросивший на новую дорогу сотни автомобилей, сорвали паранджу легенд с Памира, включили величайшее горное плато — «крышу мира» — в план социалистического строительства.