Красноречивое молчание
Со своего наблюдательного поста, находящегося вне круга, освещенного мощными прожекторами, Лаури видела, как Дрейк Слоун поднялся, потянулся – ну точь-в-точь ленивый котяра! – и метким броском швырнул огрызок в урну.
Она окинула взглядом его костюм и усмехнулась. Ни один уважающий себя врач не станет носить в больнице такие штаны «в облипочку». Да и зеленый балахон – обычная одежда хирурга – сидел на Дрейке Слоуне как влитой, подчеркивая его стройную фигуру. В глубоком треугольном вырезе виднелась голая грудь, поросшая буйной темной растительностью. «В таком виде к операционной и близко не подпустят!» – подытожила Лаури.
Услышав за спиной чей-то успокаивающий голос, Лаури обернулась. Похоже, режиссер выполнил-таки свое обещание спуститься и теперь, приобнимая за плечи пышущую негодованием актрису, направлялся к отсеку, где проходила съемка.
– Ему никто не указ! – причитала та. – Как только его начинают снимать, черт знает что вытворяет.
– Знаю, знаю, Луиза. Ну прошу тебя, будь хорошей девочкой, потерпи его ради меня, – проникновенным голосом увещевал режиссер. – Давай покончим с тем, что намечено на сегодня, а потом обо всем потолкуем за бокалом шампанского. А с Дрейком я поговорю. Ладненько? Ну же, улыбнись, как ты умеешь, радость моя!
«Какая чепуха!» – раздраженно подумала Лаури. Артистическая блажь… Уж кому-кому, а ей-то она отлично известна. Одно спасение – сказать актрисе то, что ей хочется услышать. Глядишь, и успокоится. До следующей истерики, конечно.
Они подошли к Дрейку Слоуну и о чем-то коротко переговорили. Операторы, занятые в фильме, использовали временную передышку каждый по-своему. Одни курили, другие листали журналы, третьи болтали. Теперь же все встали на свои рабочие места за камерами и надели на головы наушники – через них они получали указания от режиссера.
Оператор, отвечающий за шумовые эффекты, возился со своей громоздкой машиной – шатким сооружением, напоминавшим скелет доисторического животного.
Режиссер чмокнул Луизу в щечку и покинул съемочную площадку.
– Давайте прогоним эту сцену еще раз, а потом я поднимусь наверх. Поцелуй ее, как следует, Дрейк. Ты ведь любишь ее, помни об этом.
– Интересно, а тебе, Муррей, когда-нибудь доводилось целовать женщину, которая только что наелась пиццы с анчоусами?
Луиза издала негодующий вопль, а операторы так и покатились со смеху. Кое-как Муррею удалось успокоить актрису.
– Мотор! – приказал он.
Оператор, рядом с которым стояла Лаури, откатил камеру назад, загородив при этом весь вид. Неожиданно для себя самой Лаури заинтересовалась съемками и перешла на другое место, где ей ничего не мешало наблюдать за ними. На сей раз, завершив свой банальный диалог, Дрейк Слоун заключил Луизу в объятия и страстно поцеловал.
Когда Лаури увидела, как его губы прижались к губам актрисы, сердце ее отчаянно забилось. Казалось, она ощущает этот поцелуй на своих губах. Чтобы было лучше видно, она облокотилась о бутафорский столик. Что-то грохнуло об пол. Раздался звон разбитого стекла. Теперь все взоры были обращены на нее.
Лаури вздрогнула, с ужасом осознав, что привлекла всеобщее внимание. Она не заметила высокой стеклянной вазы, осколками которой был теперь усеян пол.
– Черт подери! – взревел Дрейк Слоун. – Что там еще случилось!
Оттолкнув от себя Луизу, он в три прыжка преодолел съемочную площадку. Муррей тащился следом. Видно было, что его не радует перспектива очередной вынужденной задержки, но он изо всех сил старается сохранить присутствие духа. Разъяренный актер подлетел к Лаури, и она съежилась от страха.
– Кто, черт возьми…
– Она пришла к мистеру Ривингтону, – перебил его весельчак оператор, которому Лаури сообщила, зачем сюда явилась.
Зеленые глаза Дрейка Слоуна, метавшие из-под черных бровей громы и молнии и буквально пригвоздившие Лаури к полу, широко распахнулись от изумления.
– Вот как? Значит, к мистеру Ривингтону? Операторы прыснули.
– Вот уж не знал, Муррей, что ты тут у нас организовал детский сад.
На сей раз присутствующие так и покатились со смеху.
Лаури взбесило, что Дрейк Слоун выставляет ее перед всеми на посмешище. Гневно сдвинув тонкие брови, она готова была ринуться в атаку, однако передумала и спокойно, даже несколько высокомерно произнесла:
– Прошу простить, что помешала.
И, отвернувшись от Дрейка Слоуна, нагло уставившегося на нее, обратилась к Муррею. Тот показался ей порядочным человеком.
– Меня зовут Лаури Перриш. Мистер Ривингтон попросил меня прийти сюда к трем часам. Извините, что отрываю вас от дела.
– Ничего, сегодня, похоже, мы только этим и занимаемся, – тяжело вздохнув, заметил он, бросив на Дрейка Слоуна яростный взгляд. – Мистер Ривингтон сейчас занят. Не могли бы вы подождать его в моем кабинете? Он скоро к вам подойдет.
– Конечно. Большое спасибо, – ответила Лаури и добавила: – А за вазу я заплачу.
– Ну что вы! Поднимитесь наверх, там пройдете через операторскую, потом через холл и сразу увидите мой кабинет.
– Спасибо, – повторила Лаури и, повернувшись, начала подниматься по винтовой лестнице, спиной чувствуя многочисленные взгляды, провожающие ее. Однако когда она добралась до самого верха и посмотрела вниз, оказалось, что Муррей уже заставил всех заняться делом.
В операторской Лаури остановилась: ее внимание привлек какой-то сложный компьютер. Над ним располагались мониторы, позволявшие режиссеру видеть все отснятые кадры. Бросилось в глаза лицо Дрейка Слоуна – то ясное, отчетливое, то расплывчатое. С трудом подавив желание показать ему язык, Лаури вышла из операторской и без труда нашла кабинет режиссера.
Там она уселась на единственный целый стул. Второй, довольно хлипкий на вид, стоял за обшарпанным столом. Стены были увешаны пыльными фотографиями. На них запечатлен Муррей в компании актрис, режиссеров и прочих важных персон.
Интересно, кто этот мистер Ривингтон? Наверное, какой-нибудь ассистент режиссера или оператор, решила Лаури. Впрочем, нет. Это, должно быть, состоятельный человек, поскольку институт Марты Норвуд не из дешевых, а мистер Ривингтон оставил там Дженифер на полном пансионе, отчего плата сразу возрастает втрое, так что рядовой работник киноискусства вряд ли смог бы позволить себе такое удовольствие.
Минута шла за минутой, а мистера Ривингтона все не было. Лаури уже начала терять терпение, когда услышала, как за спиной открылась дверь.
В кабинет вошел Дрейк Слоун.
Лаури порывисто встала и приготовилась к бою.
– Я пришла встретиться с мистером Ривингтоном.
– Я и есть мистер Ривингтон, отец Дженифер.
Онемев от неожиданности, Лаури во все глаза смотрела на Дрейка Слоуна, прислонившегося к двери. Он успел переодеться, и теперь на нем были джинсы и пуловер, широкие рукава которого небрежно закатаны до локтей.
– Вы удивлены? Лаури кивнула.
– Значит, доктор Норвуд не сообщила вам мое сценическое имя, – утвердительно заметил он. – Так я и думал. Без сомнения, побоялась настроить вас против меня. У актеров, знаете ли, отвратительная репутация.
Губы его тронула легкая усмешка, которая исчезла так же быстро, как и появилась.
– Особенно если верить всему, что о них пишут в журналах, – язвительно продолжал он. – Вот, например, читали ли вы, что на прошлой неделе я заставил свою очередную пассию сделать аборт? А я читал.
Лаури, однако, была настолько поражена ходом событий, что слова вымолвить не могла. Интересно, что сказали бы ее коллеги, если бы узнали, что она находилась в одной комнате с самим доктором Гленом Хембриком, то бишь Дрейком Слоуном?
Лаури, обычно умевшая держать себя в руках и редко терявшая самообладание, сейчас стояла, как столб, сжав влажные от пота руки в кулаки. Что же с ней такое происходит? Она и сама понять не могла.
– Ну что ж, мисс Перриш, вы тоже не совсем то, что я ожидал. Надеюсь, хоть это вас немного утешит, – заметил Дрейк Слоун и, оторвавшись наконец от двери, сделал шаг вперед.