Звёздный свиток

— Последние? — переспросил Поль, глядя на дядю снизу вверх.
Чейн кивнул.
— Он умер этой зимой — не то от старости, не то от гордости собой. Как будто знал, кем станут эти шестеро! К следующей Риалле они будут тебе в самый раз.
— Мне? — Поль не верил своему счастью.
— А кому же еще? — похлопал его по плечу Чейн. — Сам знаешь, снабжать принцев лошадьми — это долг Радзина. Все шестеро твои.
Мальчик с трепетом смотрел на жеребят, представляя их взрослыми. Теперь он видел в них знакомые черты — широкую грудь и прижатые уши любимого жеребца отца, который, помог ему выиграть скачки и завоевать для матери свадебное ожерелье из изумрудов.
— Спасибо, милорд, — выдохнул Поль. — Так они действительно мои?
— Конечно!
— Но мне одному шестерых много. Вы не рассердитесь, если я подарю остальных?
— Что это ты придумал? — с любопытством спросил Чейн.
— Отцу будет приятно получить в подарок сына Пашты, правда? А мама с удовольствием поездит на одном из этих золотистых, Значит, второго я подарю папе, и вместе они составят отличную пару! — Он сделал паузу. — Как вы отнесетесь к этому, милорд?
— Прекрасно отнесусь. Но перестань называть меня милордом! Этак ты скоро начнешь величать меня «вашей светлостью»… Договорились? Ну, а теперь не хочешь взглянуть на кобылку, которую я приготовил тебе для поездки в Виз? Мне нужен для нее понимающий всадник с крепкой рукой. Если ты окажешь мне честь принять ее, можешь тренировать эту скотинку и гонять ее по Пустыне все лето. Как, согласен?
У Поля засияли глаза.
— Еще бы!
Они провели остаток утра, осматривая кобыл и меринов, предназначенных для продажи в Визе. Тут была и кобылка, которую Чейн на лето отдавал племяннику. Красивая гнедая лошадка с огромными темными глазами несколько мгновений изучала Поля, а затем в знак дружбы подтолкнула его мокрым носом. Принц был очарован: он поверил, что кобылка и впрямь выбрала его, и только усталость помешала мальчику тут же залезть на лошадь и покататься на ней взад-вперед.
После устроенного в крепости короткого полдника Тобин отослала Поля отдохнуть. Ни один самый здоровый юноша не мог спокойно перенести плавание, если он родился фарадимом. Мааркен вскоре тоже ушел по своим делам, но Меат задержался.
— Милорд, я вынужден попросить вас об одной милости. Причину, к сожалению, объяснить не могу; это в состоянии сделать только леди Андраде.
Чейн пожал плечами.
— Этого достаточно. Конечно, милость будет оказана.
— Спасибо, милорд. Вы не сможете дать мне для поездки в Крепость Богини двух телохранителей? Тобин склонила голову набок.
— Мааркен уже намекал на это. Тебе недостаточно защиты колец? Что за сведения ты везешь, Меат: устные или письменные?
Меат неловко заерзал и извинился:
— Прошу прощения, миледи, я ничего не могу вам сказать…
— «Гонцы Солнца»! — насмешливо поддразнил Чейн. — Фарадимские тайны! Конечно, Меат, ты получишь своих телохранителей. Нынче же вечером.
— Благодарю, милорд. А сейчас я хотел бы рассказать вам о другом секрете, однако это нужно сделать, с глазу на глаз.
Принцесса изумленно подняла брови, но безропотно поднялась и предложила:
— Дальние сады и тропинка в скалах подойдут?
Меат ни говорил ни слова, пока они не достигли усыпанной гравием, окруженной травой дорожки, с которой было хорошо видно раскинувшееся внизу море, покрытое пенными бурунами. Эта часть садов была пустынной; они увидели бы любого непрошеного гостя намного раньше, чем услышали его шаги. Только тогда фарадим рассказал им о происшествии в трактире, о том, какие выводы сделал из случившегося Поль, и подробно изложил содержание последовавшего за этим разговора Ллейна с ним, Чадриком и Аудрите. Чейн стиснул кулаки, а черные глаза Тобин недобро прищурились, но пока Меат не закончил, никто не вымолвил ни слова.
— Сьонед знает? — спросила Тобин.
— Я сообщил ей об этом вчера с солнечным лучом. Она была не в восторге, — добавил Меат, несколько приукрашивая ситуацию.
— Могу себе представить, — пробормотал Чейн. — Ну что ж, значит, за Полем придется следить еще пристальнее, чем обычно. Мы сможем спокойно вздохнуть только тогда, когда он снова окажется в Грэйперле. Но меня беспокоит Риалла. Может, Рохан передумал брать с собой мальчика?
— Сьонед ничего мне об этом не сказала; наверно, они считают, что смогут защитить его, — ответил Меат.
— А Рохан радовался, что по сравнению с прошлым годом добился больших успехов… Проклятие! — Тобин изо всех сил пнула камень и сунула кулаки в карманы кожаных штанов. — Я думала, мы избавились от этих проклятых меридов много лет назад!
— Не хочется мне оставлять Поля, — медленно произнес Меат. — Даже на попечение родителей. Он очень дорог мне, и совсем не потому, что это будущий верховный принц и сын моих старых друзей. Я люблю этого мальчика как собственного сына. Но мне нужно немедленно ехать в Крепость Богини.
— Неужели то, что ты везешь, действительно так важно? — спросил Чейн и тут же поднял руку. — Прости. Больше никаких вопросов. Считай, что я не открывал рта. Лучшие лошади и двое самых преданных моих телохранителей будут ждать тебя завтра на рассвете. Эти люди знают быстрейший и кратчайший путь. — Он слегка улыбнулся. — Кроме того, они позаботятся о тебе, когда будет нужно пересекать реки.
Меат сморщился.
— Пожалуйста, милорд, не напоминайте об этом!
Фарадам ушел. Чейн и Тобин продолжали идти по тропе, обсуждая новости. Наконец они сели на каменную скамью, спиной к морю. Перед ними вздымался замок: могучий, никогда не сдававшийся врагу, прикрывавший собой спавшего в нем мальчика…
— В нем нет и намека на нее, — внезапно сказал Чейн. — Волосы у него чуть темнее, чем у Рохана, и лицо будет подлиннее, но в остальном мальчик выглядит так, будто матери у него вовсе не было.
— Вернее, будто Сьонед вполне могла быть его матерью.
— И когда они собираются все рассказать ему?
— Не знаю. Это не так просто. Думаю, в один прекрасный день он все узнает — тогда, когда станет старше и сможет понять…
— Скажи лучше, когда заставят обстоятельства. Ты знаешь не хуже меня — будь воля Сьонед, принцесса никогда не призналась бы в том, что она ему не мать.
— Нет, мать! Во всем, кроме рождения, Поль сын Сьонед, а не Янте!
Чейн сжал ее руку.
— Мне можешь не объяснять. Но что будет с Полем, если он узнает об этом не от них, а от кого-нибудь другого? Вероятность этого растет с каждым годом.
— Наоборот, уменьшается! — упрямо возразила Тобин. — До мальчика никогда не доходил ни малейший намек. Если бы кто-нибудь знал об этом, давно рассказал бы!
— Сначала знание, потом доказательства, — напомнил Чейн. — Я беспокоюсь о последних.
— Попробуй найди! — фыркнула она. — Те несколько человек, которые были тогда в Скайбоуле и Стронгхолде, любят нас и его и повторят то, что им велели мы со Сьонед. А те, кто был в Феруче… Ба! — Она презрительно пожала плечами. — Кто поверит словам слуг, а не двух принцесс!
Чейн хорошо знал, что приступы царственного презрения бывали у жены только тогда, когда она чувствовала угрозу.
— Давай-ка прикинем, — предложил он, не обращая внимания на предупреждение, вспыхнувшее в глазах Тобин. — Предположим, что еще живы женщины, которые помогали Янте при родах, обмывали ребенка, качали колыбель…
— Им никто не поверит.
— Затем посчитаем, сколько сотен людей знает о том, что Рохан был пленником в Феруче. И сколько из них сумеет подсчитать срок, не прибегая к помощи пальцев.
Тобин это не убедило.
— У Янте были преждевременные роды. Все подумают, что она забеременела еще до того, как взяла в плен Рохана.
— А кто же тогда был отцом?
— Какая разница? Кого это волнует? Если все верят, что ребенок погиб вместе с матерью во время пожара, кто станет задумываться, чей он сын?
Чёйн покачал головой.
— Еще живы три его единоутробных брата, которым наверняка показывали последнего сына матери. А они не слуги, Тобин. Они сыновья принцессы и благородные лорды. А если Сьонед попросят доказать, что она родила ребенка? У нее нет ни одного признака, который указывал бы на это.