Звёздный свиток
— Войны там не будет.
Тон Рохана был бесстрастным, но чем спокойнее он говорил, тем весомее звучали его слова.
Черные брови Тобин сошлись на переносице.
— Если понадобится, ты будешь сражаться как миленький! Как бы сладко ты ни пел о чести и законе, бывают времена, когда последним аргументом становится сталь! И ты знаешь это не хуже меня. А после школы Ллейна это прекрасно знает и Поль.
— Он не будет жить с мечом в руке, как жил его отец.
Если Тобин и услышала в голосе брата предупреждение, то не обратила на него ни малейшего внимания.
— Не будь дураком. Я не говорю, что Поль должен получать такое же удовольствие от войны, какое временами испытывал его отец. Я имею в виду, что есть времена, когда принцу приходится браться за оружие, если он хочет остаться принцем.
Рохан спокойно встретил ее взгляд.
— Ты права, Тобин. Остаться принцем, но при этом не стать варваром. Именно этому я и хотел научить Поля и избавить его от тех мучений, которые испытал сам, пока не дошел до всего своим умом.
В тот момент, когда в комнате воцарилось неловкое молчание, на пороге показался Поль — светловолосый, голубоглазый, полный энергии. Как только мальчик вошел в комнату, его радостная улыбка тут же погасла. Пытливо оглядев лица собравшихся, он сказал:
— Я уже знаю, что речь шла обо мне — вы все сразу умолкли…
Недовольный тон сына больно задел Рохана.
— Если бы ты постучал в дверь и попросил разрешения войти, мы бы успели вовремя сменить тему!
Мальчик заморгал и покраснел. Сьонед метнула на мужа осуждающий взгляд и встала.
— Пойдем, я дам тебе попить, — сказала она сыну. Поль с готовностью последовал за ней, но, подойдя к столику, вдруг спросил:
— Он сердится на меня?
— Нет, дракончик.
— Мама, я не маленький. Мне надоело, что все здесь обращаются со мной как с ребенком!
— Но ты ведь и был ребенком, когда уезжал от нас. Просто мы еще не привыкли к тебе.
— Так вот, я уже вырос, — решительно заявил он. — Я не нуждаюсь в защите. И у меня есть право знать, что заставило вас замолчать, когда я вошел в комнату.
Сьонед закусила губу. Попытавшись сгладить резкость Рохана, она только испортила дело. Ее рука, собиравшаяся обнять Поля за плечи, бессильно опустилась. Он был совсем другим, этот юноша, вернувшийся вместо ее маленького мальчика; его щеки и подбородок напоминали черты зрелого мужчины, а в глазах застыла недетская серьезность. В горле Сьонед застрял комок. Она ждала, что к ней вернется ее дитя. Но Поль был прав: он больше не был ребенком. И все же оставались вещи, о которых он не должен был знать, и правда, от которой его следовало защищать как можно дольше. Если она не сможет удержать любовь и доверие Поля в тот момент, когда он обо всем узнает, то потеряет сына навсегда.
— Мама! О чем вы говорили?
Смятение не помешало ей увидеть, что в глазах Поля горит вызов. Обращайтесь со мной как со взрослым, — было написано на его лице.
Положение спас Мааркен, попросивший Поля рассказать о том, чему теперь обучает оруженосцев Чадрик, школу которого прошли они оба, и постепенно все пришло в норму. Чувствуя искренний интерес старших, Поль разговорился, и вскоре начал щебетать, как любой мальчик, который уезжал из дома и многому научился. Но Сьонед оплакивала потерю непринужденности, с которой вел себя сын до того, как она все испортила…
Когда вино кончилось, Чейн повел Тобин в отведенные им покои, чтобы отдохнуть. Сьонед тихонько напомнила Рохану, что его ждут недочитанные пергаменты, и получила в награду недовольный взгляд. Затем она осведомилась у Поля, не хочет ли тот взглянуть на весенние растения в саду, и попыталась не показать огорчения, когда Поль сказал, что уже обещал Мирдали прийти к ней в кордегардию. Отставной командир стражей Стронгходда, мать Маэты, Мирдаль была закадычной подругой Поля, и Сьонед не могла лишить старуху радости пообщаться с ним.
Мааркен спросил, не может ли он заменить Поля, и Сьонед не без любопытства приняла его предложение. Он никогда не интересовался ни цветами, ни травами. Честно говоря, Сьонед тоже была равнодушна к ним: она просто выполняла долг хозяйки Стронгходда. Они прошли по усыпанным гравием дорожкам и миновали горбатый мостик над ручьем, одновременно и орошавшим сад, и украшавшим его. Ручей, разлившийся благодаря таянию снегов на вершинах холмов Вере, заканчивался фонтаном принцессы Милар. По пути Сьонед разговаривала с садовниками; однако честное выполнение долга не помогало избавиться от каких-то смутных воспоминаний… Когда они с Мааркеном остались одни у высокой, пульсирующей струи фонтана, принцесса все вспомнила и улыбнулась.
Они шли по этой тропе в то утро, когда Мааркен сумел убедить родителей, что ему нужно ехать в Крепость Богини, чтобы овладеть искусством настоящего «Гонца Солнца». У Тобин были три кольца, показывавшие, что она сумела кое-чему научиться у Сьонед с одобрения Андраде, но принцесса, никогда не проходила всего курса обучения. Чейн очень не хотел, чтобы и сын учился тому, что тревожило его в жене, хотя и ценил те преимущества, которые это давало Пустыне и Радзину. Но его больше волновало то, что могущество фарадима, добавляющееся к могуществу власти знатного лорда, может вызвать подозрения и неприязнь у других атри. Сьонед помогла Мааркену убедить Чейна, что талант сына требует шлифовки; в то утро она с племянником гуляла по саду, и юноша пытался найти слова, чтобы выразить, как онрад и благодарен ей.
Сьонед чувствовала, что Мааркен снова нуждается в поддержке, но ждала, пока он сам затронет эту тему. Они стояли, глядя на невиданное в Пустыне создание бабушки Мааркена; наконец молодой человек открыл рот.
— Речь о Белых Скалах, — со вздохом произнес он. — Я хочу, чтобы поместье было готово к осени, но совсем не потому, что собираюсь подыскать себе невесту. Я уже нашел ее.
Сьонед медленно кивнула, следя за крошечными каплями, которые падали в пруд и образовывали круги, прихотливо пересекавшиеся с кругами от все новых и новых капель.
— Она «Гонец Солнца»…
— Откуда ты знаешь?
— Если бы это было не так, ты бы давно сказал родителям, что у тебя есть девушка на примете; может быть, даже привез ее в Радзин или попросил бы пригласить ее на лето.
Но поскольку ничего такого не было, это значит, что ты боишься их неодобрения. Следовательно, речь может идти только о той, у кого есть кольца…
Он пнул обрамлявший фонтан белый гравий.
— Тогда ты знаешь и то, почему я говорю с тобой, а не с ними.
— Ты думаешь, что нуждаешься в моей помощи. — Сьонед поглядела Мааркену в лицо и положила ладонь на его руку. Вделанный в кольцо изумруд полыхнул на солнце, прибавив к его свету свой собственный. — Мааркен, ты выполнил все, что требовалось от молодого лорда. Ллейн сделал тебя рыцарем и атри; ты побывал в других поместьях и лордствах и узнал, что в них правильно, а что нет. Но у Андраде ты научился искусству фарадима, и это отличает тебя от других. Наверно, ты боишься, что жена-фарадим окончательно перетянет тебя на свою сторону.
Мааркен закусил губу.
— Мы с ней решили пожениться только после того как полностью закончим обучение. Ну вот, я получил свое шестое кольцо, а все еще волнуюсь, как дракон у туши оленя.
Они сели на край фонтана, и Сьонед подбадривающим жестом положила руку на его предплечье. Мааркен вытянул длинные ноги, вонзил каблуки в гравий и уперся взглядом в колени.
— Я думал, что хочу подождать до Риаллы, познакомить ее с родителями и посмотреть, понравится ли она им. Но ты права, Сьонед. Я до сих пор не знаю, чего хочу больше: стать лордом Радзинским или «Гонцом Солнца». Не знаю, могут ли ужиться эти два начала в одном человеке. Я всегда думал, что и моим подданным, и принцу, и мне самому пойдет на пользу, если я буду и тем и другим, но жена — «Гонец Солнца» перетянет чашу весов на одну сторону. И Андраде получит то, что ей не принадлежит. Сьонед, я не могу согласиться на это, не могу поступиться той частью меня, которой предстоит стать лордом Радзина.