Фавориты удачи
Гершкович, несмотря на успешно проведенную в баре разминку, от участия в соревнованиях отказался и занял место среди зрителей. Однако вскоре он был оттуда извлечен Самохваловым и произведен в главные судьи – ему был вручен стартовый пистолет. Причем в качестве такового был, за неимением лучшего, использован газовый «вальтер» Андрея (положенный ему как охраннику), с которым он не расставался даже на пляже.
Наконец участники соревнований, согласно правилам техники безопасности облаченные в оранжевые надувные спасательные жилеты, выстроились в линию вдоль уреза воды, каждый напротив своей доски. Гершкович выстрелил из пистолета, и гонка началась.
После того как гонщики прошли около трети дистанции, все стало ясно: Андрей, как и следовало ожидать, вырвался далеко вперед, Хохлов безнадежно отстал, а вот между Самохваловым и Солодовниковым развернулось острое соперничество. Отставшему Хохлову было отчетливо видно, как они поочередно обходили друг друга, причем Солодовников несколько раз применил запрещенный правилами прием, так называемый «пампинг», то есть несколько раз отклонил, а затем резко потянул на себя парус. Это в конечном счете позволило ему прийти к финишу вторым.
Когда Хохлов не спеша закончил дистанцию, на берегу уже разгорался спор. Самохвалов требовал дисквалификации Солодовникова; тот вяло отрицал факт нарушения правил; а Гершкович озадаченно чесал затылок. Его квалификации, как главного судьи, хватало лишь на то, чтобы пальнуть из стартового пистолета.
Поэтому, когда Хохлов вышел на берег, все бросились к нему, как к третейскому судье. Выслушав конфликтующие стороны, он величественно поднял руку и произнес:
– Платон мне друг, но истина дороже.
– Ясней, пожалуйста, – попросил главный судья.
– Виктор нарушил правила, – вздохнув и разведя руками, уточнил Хохлов.
– Все ясно, – подытожил Гершкович. – Первое место занял Андрей – он получает четыре очка, второе – Юрий Петрович, три очка, третье – доктор, два очка. Солодовников дисквалифицирован и очков не получает.
– Прошу занести в протокол, – потребовал Самохвалов.
– Результаты будут занесены в компьютер, – Гершкович постучал себя пальцем по голове…
В этот момент судовая рында известила, что пора возвращаться на обед. Участники и болельщики, победители и побежденные дружно потянулись к трапу.
* * *После обеда ветер скис, наступил практически полный штиль и сопутствующая ему жара.
К тому же после обеда спортсменов охватила сонливость, так что единогласно было решено продолжение соревнований перенести на завтра.
* * *Ужин прошел почти так же, как и вчера.
С той лишь разницей, что Хохлов воспользовался дальновидным советом Крылова и поэтому выпил гораздо меньше, чем накануне.
Глава 8
На следующее утро Хохлов проснулся очень рано, около шести часов. Теплоход еще двигался. Наскоро умывшись и одевшись, Хохлов поспешил в ходовую рубку. Еще накануне он договорился с капитаном, что тот разрешит ему присутствовать при швартовке судна на очередную дневную стоянку.
В рубке, кроме капитана с неизменной трубкой в зубах, находился матрос-рулевой. Обе двери были открыты настежь, поэтому запах табака почти не ощущался.
– Доброе утро, бог в помощь! – приветствовал доктор судоводителей.
– Привет, Игорь Сергеич. Я уж думал, что ты проспишь, – отозвался капитан.
Он был рад приходу гостя. Утренние часы на вахте – самые неприятные. Ужасно клонит ко сну, а с рулевым уже все темы говорены-переговорены; красоты природы – видены-перевидены. Единственное развлечение – радиоприемник. Но в данный момент судно находилось в отдалении от больших городов, а значит, вне зоны уверенного приема длинноволновых радиостанций и тем более УКВ. А прием на коротких волнах означал, что слушать придется шипение и треск. Новости, с пятого на десятое, послушать еще можно, но вот музыку – уже сущее мучение.
– Ну, как видок? – спросил капитан, описав дымящейся трубкой перед собой широкий полукруг с таким горделивым видом, будто он лично сам это все и сотворил, пока доктор беспечно спал в своей каюте.
– Хорош! – искренне восхитился тот.
Вид действительно был прекрасен: теплоход шел по фарватеру, пролегающему в этих местах вдоль правого – крутого и обрывистого берега, прорезанного кое-где ущельями оврагов и балок. Местность там, наверху, над берегом, была в основном степная, но внизу, в полосе между урезом воды и обрывом, довольно часто встречались чрезвычайно живописные лиственные, главным образом дубовые, рощи. Солнце, стоявшее в этот ранний час слева – сзади по курсу теплохода, не слепило глаза, а, напротив, позволяло рассмотреть все красоты природы при самом благоприятном освещении. Удаленность от крупных населенных пунктов, помимо плохого качества радиопередач, проявлялась также в отсутствии видимых следов человеческой жизнедеятельности. Утро было тихое и безоблачное; водная гладь напоминала зеркало. Поэтому, если не оглядываться назад, на пенистую кильватерную струю теплохода, то можно было легко представить, имея даже не слишком богатое воображение, будто ты неподвижно висишь вместе со скалами и рощами где-то между небом и его зеркальным отражением. Это создавало ощущение полета…
– Черт возьми, спать охота – сил нет… – зевнул, переминаясь с ноги на ногу, рулевой.
Хохлов понял – для того чтобы иметь возможность наслаждаться ощущением полета, необходимо, по меньшей мере, как следует выспаться.
– Скоро уже… – откликнулся капитан, смотревший в бинокль куда-то влево от фарватера. – Вон, видишь сухое дерево? – спросил он рулевого, переведя взгляд на правый берег.
– Вижу.
– На его траверзе будем поворачивать на левый борт, приготовься.
– Чего мне готовиться… – пробормотал оживившийся в предчувствии скорого отдыха матрос.
– Какая здесь ширина Волги? – полюбопытствовал Хохлов.
– Собственно говоря, здесь не Волга в строгом смысле этого слова, – ответил капитан. – Мы сейчас находимся в акватории Волгоградского водохранилища, поэтому ширина здесь довольно большая – около двадцати километров.
– А мы сейчас куда направляемся?
– А вон там слева виднеется группа островов… Видишь? – Капитан показал черенком трубки, куда именно нужно смотреть.
– Вижу.
– Вот к одному из них мы и подойдем сейчас. До них километров пять.., по прямой от фарватера.
– А почему сразу к нему не направиться?
А только от этого сухого дерева? Прямо ведь гораздо короче?
Рулевой усмехнулся, а капитан пояснил:
– Там очень мелко. У нас осадка небольшая, но подходить нужно очень осторожно и только вполне определенным образом. Иначе сядем на мель… Намучаемся тогда, будь здоров как…
Капитан повернул какую-то ручку на пульте управления, и судно заметно сбавило ход.
– Лево руля! – последовала его команда.
– Есть, лево руля! – отозвался рулевой.
– Так держать! – приказал он через некоторое время.
– Есть, так держать!
После того как судно прошло какую-то, одному капитану известную точку, он опять прибавил ходу.
Минут через пятнадцать они поравнялись с маленьким, густо поросшим ивняком островом.
Капитан опять сбавил ход и подошел к штурвалу.
– Давай-ка я сам порулю.., от греха подальше…
Он взял штурвал и повел теплоход по замысловатому, извилистому курсу.
Острова пошли теперь и справа и слева. Они становились все больше, деревья на них становились все выше, а сплошная еще недавно водная гладь стала разбиваться на тенистые протоки.
– Вот сюда мы сейчас и встанем, – капитан указал на роскошный песчаный пляж, оказавшийся неожиданно прямо по курсу судна.
До него оставалось метров пятьдесят, когда внезапно палуба словно слегка поехала у них из-под ног, а двигатели изменили тональность своего монотонного пения.
– А-а! Черт побери! – выругался капитан, опрометью бросаясь к пульту и выключая оба дизеля.