Вечный кайф
— Ну ты даешь. Навскидку. С такого расстояния, — с уважением оценил мое достижение Асеев, глядя на искореженную машину.
— Достигается тренировкой, — скривился я. На стрельбах я никогда выше трех баллов не поднимался.
Объявленная тревога, разосланные по постам ориентировки, введение планов оперативного реагирования — все это ни к чему не привело. Муртазов как сквозь землю провалился.
Арнольд подошел к зеркалу и пригладил перед ним свою новую джинсовку.
— Фирменная, — сказал он. — Последние бабки убил. Как, идет?
— Ну да, — кивнул Галицын. — На телогрейку похоже.
— Много ты понимаешь в картофельных очистках.
— Да хватит галдеть, — буркнул я.
Я был мрачен. Я был в тоске. Настроение — хуже некуда. И для него были все причины. Люди не должны стрелять по людям. Но выхода у меня не было. Как и три года назад — когда он стоял напротив меня и жал на спусковой крючок. В тот раз я тоже попал, а он нет. Не пожелаю этого ощущения никому. Глаза того подонка — испуганные, загнанного зверя — запомнились мне очень хорошо… И Грозный прекрасно помню — последних дней пребывания наших войск там — ночь, грохот, пальба и начинающий клинить АК, — 74". И ты ощущаешь себя маленьким, беспомощным перед этим светопреставлением, перед вакханалией смерти. И только остается жать на спусковой крючок. И молиться неумело
Господу…
— Переживаешь? — спросил Асеев.
— Все в норме, — ответил я.
Действительно, что переживать? Человечеству куда лучше, что я завалил этого гада. Все правильно, люди не должны стрелять по людям, вот только звание человека так легко утерять однажды тому, в чьей в руке оказывается автомат и кто начинает зарабатывать на жизнь убийством. Киллер должен знать, что к нему подойдут с теми же мерками, с которыми подходит к людям он. Так что — прочь тоска. Даже водкой не буду заливать ее. Само пройдет.
За два дня я прошел полный круг удовольствий. Написал штук пять рапортов и объяснительных, переговорил с прокурором и инспекцией по личному составу. Мотать нервы у нас умеют. Хорошо, нервы у меня пока еще крепкие. Конечно, лучше, чтобы они были еще покрепче — например, как у Асеева. Но у того другая школа.
В кабинет зашел наш друг и товарищ из убойного отдела Рыжов. Он с интересом посмотрел на меня. И сказал:
— А здорово ты его с такого расстояния уделал. Каждый, кто видел меня, делился со мной этой мыслью.
— Нарочно или случайно? — спросил Рыжов.
— Какие тут случайности.
— Заливаешь, — кивнул Рыжов.
— Что там с киллерами? — спросил Асеев. — Кто они такие?
— Водитель, которого угрохали, — уроженец Архангельска, не судим, не привлекался. Второй, который из автомата палил, — две судимости, две амнистии.
— На кого из «бугров» пашут? — поинтересовался Арнольд.
— Неизвестно, — ответил Рыжов.
— Киллер молчит? — осведомился я.
— Молчит, — сказал Рыжов.
— Что с ним вообще?
— Живой, сученыш, — с сожалением произнес Рыжов. — Из реанимации перевели, но все под капельницей. Кстати, нам разрешили с ним перекинуться парой слов.
— А следователь с ним не говорил? — спросил я.
— Следователю он ни слова не сказал, — Рыжов криво улыбнулся. — Припомнил, что по закону имеет право отказаться от дачи показаний.
— А где он сейчас?
— Под охраной в третьей больнице. Через несколько дней в сизо переведут.
— Поехали. — Я поднялся с места.
— Поехали, — кивнул Рыжов.
Бандиту отвели отдельную палату, перед которой скучал омоновец в бронежилете. Еще один омоновец устроился в палате. При нашем появлении сержант в коридоре тут же скинул вниз скобу предохранителя и резко кинул:
— Стоять.
Но, узнав Рыжова, расслабился. Доложил:
— Происшествий не случилось.
Бдительность омоновца легко объяснима. Жить захочешь — будешь бдительным без понуканий. Год назад киллеры расстреляли машину с бизнесменом-армянином, чудом его не убили. У палаты в этой же больнице выставили милицейский пост. А вскоре в больницу пожаловали киллеры. Одного омоновца сразу скосили из «АКМа», второй попытался отстреливаться, был ранен. Досталось по пуле врачу и медсестре. Бандиты деловито дострелили недостреленного в разборе бизнесмена и спокойно скрылись. Несколько суток весь регион стоял на ушах, но бандюг мы все-таки вычислили. Тот случай показал — нынче правил для бандитов нет. Отморозок правит бал. И омоновцы, потерявшие тогда товарища, были учены горьким опытом.
— Здорово, болезный, — сказал я, проходя в палату. Рыжов жестом отослал омоновца.
Киллер — отекшая квадратная морда лет тридцати — с забинтованной головой лежал на кровати. Над ним была капельница. На наше появление он не отреагировал.
— Как же ты сам себя подстрелил? — спросил Рыжов присаживаясь на табуретку.
Киллер умудрился, выпадая из машины, нажать на спусковой крючок короткоствольного автомата, и пуля прошила его тело. Всяко бывает. В прошлом году на дачу пенсионера КГБ полезли двое грабителей, он выстрелил в них одной пулей — и два трупа. Пуля — дура. А дуракам и дурам закон не писан.
— Говорить будем? — спросил Рыжов.
— С адвокатом… Могу не давать показания, — негромко, с одышкой просипел киллер.
— Излишняя грамота до добра не доводит. — Я склонился над ним. — Кто вам Моджахеда заказал?
— Нет базара, — прохрипел киллер и отвернулся в стену.
— На нет и суда нет, — кивнул я и поболтал трубкой капельницы, от чего киллер встревоженно заерзал на кровати. — Мы тебя без суда…
— Чего? — буркнул киллер. — Да пошел ты, падла!
— Существующая система борьбы с бандитизмом показала свою несостоятельность. Начинаем перестраиваться, — я еще сильнее поболтал капельницей. — Вытащить, что ли?
— Зачем?! — Голос у киллера был слабый, прерывался.
— Не бойся, потом поставлю. Воздух только попадет. Воздушная эмболия. Воздух идет по венам, врывается в сердце, гранатой разрывает его. Смерть мгновенная. И, главное, любой эксперт скажет — несчастный случай на медицинском производстве.
— Ты на пушку не бери…
— Какой слог! — с восхищением произнес я. — В детсаду слышал или на зоне набрался? — Я стал вытаскивать трубку.
— Э… Я заору!
— Да, — я кивнул Асееву. — Подушкой придется прижать.
Асеев усмехнулся и потянул из-под головы бандита подушку.
— Ладно, ладно, мужики, — выдавил киллер. — Будет базар. Не протокольный.
— Ну так говори. Кто заказал?
— Это… Золотозубый.
— Это азер?
— Ну да. Рустам Магомедов.
— Как вы подгадали подкатить именно тогда, когда Моджахед из квартиры вышел?
— Наш человек — кореш Моджахеда. Они встретиться договорились. Недалеко от дома. Таджик вышел, тут мы его…
— А чего Золотозубый с таджиком не поделили?
— Таджик сплавил азеру товар.
— Что за товар?
— «Геру». И люди стали ей травиться.
— И?
— Золотозубый Моджахеду штраф выставил — оно и понятно, у азера самого проблемы из-за товара начались. Таджик отдать деньги отказался. Спрятался. Слушок прошел, что он тоже на Золотозубого заказ выписал, чтобы бабки не отдавать.
— И? — понукал я его.
— Мы нашли Моджахеда. Дело принципа. Еще несколько минут потерзали вопросами, пока киллер не стал тяжело дышать. Я поболтал еще трубкой.
— Оставь, — с мольбой произнес киллер.
— Оставь? Ты мне наврал с три короба, а я оставь? Все, хватит. — Я потянул за трубку.
— Нет! Я правду сказал!
Похоже, он действительно говорил правду. В принципе мог бы наврать нам с три короба, но сейчас он не в том сосоянии, чтобы делать это. Поверим.
— Живи, скотина, — я отпустил трубку. — Сегодня я добрый.
Мы вышли из палаты. В машине Рыжов сказал:
— Хорошо вы его сделали.
— Мне говорили — я создан для сцены, — хмыкнул я.
— Я даже поверил, что ты готов его…
— В принципе готов, — кивнул я. — Опять будет потеха. Следствие, суд. Потом решат, что милиция на этого подонка наговаривает, он выйдет, получит новый заказ. И кого-то опять угрохает. Вся система правоохранительная гнилая. Она не работает.