Убить мессию

– А еще короче? – поторопил Кероп.
– Рассеченная буква в слове «шалом» говорит о том, что праотец Яков взял у Элиягу букву «вав» – в залог того, что он придет и объявит сынам Израиля о приходе Машиаха.
– А так бы он этого не сделал? – невинно осведомился Кероп.
– Как же мы вызовем Илью-пророка? – обеспокоенно спросил отец Никанор.
– Согласно традиции, он был взят живым на небо… Но это ведь не ангел, не имеющий свободы воли! Он не обязан являться по нашему первому требованию!
– Я почему-то на пророка Элиягу больше расчитываю, – после тяжкого раздумья сказал Давид. – И кроме того, у нас ведь есть средство давления на него.
– Какие? – удивился отец Николай.
Вопрос повис в воздухе ночного Иерусалима без ответа.
Наконец Давид вымолвил:
– А сейчас – всем отдыхать. Завтра утром едем в Хеврон.
Кероп попрощался и пошел в сторону Армянского квартала, греческие монахи тоже отправились к себе. Давид же спустился вниз, к Стене Плача. Зашел в тоннель, идущий вдоль Стены, прошел до самого его конца – до того места, где висит табличка «Вы находитесь под двором жертвоприношений», и долго, горячо молился. Почему-то считается, что в этом месте Бог слышит молитвы лучше всего.
Рано утром возле Мусорных ворот Давид уже ждал всех на своей машине. Точнее, ждал – это не сильно сказано, монахи привыки вставать рано, и встретились они минута в минуту (очень удачно, а то полиция не разрешает надолго останавливать машину на узком шоссе, ведущем вдоль стен Старого Города).
Видавший виды «рено» проскочил мимо Сионской горы, мимо долины Гейеном и вырулил на Хевронскую дорогу.
– Едем в Хеврон, как я понял? – спросил Кероп.
– Я же еще вчера об этом говорил! – напомнил Давид.
– А что мы там будем делать? Вызывать Илью-пророка в переполненном зале?
– По-моему, Илью-пророка лучше было бы вызывать на горе Кармель, в его пещере, – заметил отец Никанор.
– Он вас там ждет, – несколько съязвил Давид. А потом, чтобы смягчить впечатление от ядовитой шутки, добавил: – Считается, что душа праведника испытывает особую привязанность к месту захоронения тела. Но на горе Кармель находится вовсе не могила, а просто место, где какое-то время жил пророк. Хотя, безусловно, определенной святостью обладает и так называемая «пещера Элиягу» – как, впрочем, и любое место, где побывал праведник.
Отец Никанор согласно закивал:
– Так же, как невозможно полное самоудаление Бога из какого-либо места, так и после праведника остается «аромат» его праведности, как запах после того, как духи покинули сосуд.
– В Каббале это называется «решиму», – вставил Кероп, приоткрыв один глаз.
Он сидел на переднем сиденье с закрытыми глазами, и все думали, что армянин спит. – Давид, может, ты объяснишь, для чего мы едем в Хеврон? Это нужно хотя бы для того, чтобы морально подготовиться.
– Хорошо, я тебе скажу, – отозвлся Давид после долгого молчания (он выводил машину из пробки). – Мы попробуем вызвать пророка Элиягу, или, как его еще называют, ангела Сандалфона, совершив церемонию возле могилы праотца Якова.
– Это из-за той истории, которую вы вчера рассказывали – что патриарх Яков держит у себя букву «вав» из имени Элиягу – в качестве залога? – робко вставил отец Николай.
– Вот именно. Надо попрбовать, обязательно надо попробовать, – Давид уже проехал по всей Хевронской дороге, застроенной патриархальными особнячками в стиле британского мандата (правда, кое-где попадались и новостройки, выбивающиеся из привычной иерусалимской архитектуры – надо же где-то жить репатриантам, прибывающим в Святой Город), затем, проехав через тоннель, взял курс на Хеврон. – Вы как хотите, а я не прекращу попыток остановить демона до самого конца.
Монахи согласно закивали головами. Наконец отец Николай, чтобы разрядить обстановку, спросил:
– А почему Илью-пророка зовут ангелом Сандалфоном, то есть «Сандальщиком»?
– В древние времена, – начал объяснять Давид, – туфель не было, а сандалии просто прикручивались ремешками к ноге. Пророк Элиягу своими действиями соединяет между собою духовные миры и мир материальный, оплетая их собою, как ремешок сандаля оплетает ногу.
– Вот так, приблизительно, – и Кероп задрал ногу, демонстрируя всем, что он ходит в сандалиях, подобно большинству иерусалимских монахов.
Ближе к Хеврону все чаще стали попадаться военные и полицейские посты.
Наконец, возле самого Хеврона, им пришлось пересечь просто-таки границу
– дело спасли только иностранные паспорта участников экспедиции. Давид тоже вместо израильского удостоверения личности показал американский паспорт. Хотя и со скрипом, но машина все-таки была допущена на территорию Хеврона, где, переваливаясь по колдобинам между полуразрушенных арабских кварталов, добралась до пещеры Махпела.
Тут машину пришлось оставить на стоянке, и идти к огромному зданию пешком.
Давид вынул из багажника большой сверток и аккуратно положил его себе на плечо.
– Что это? – спросил отец Никанор.
– Не волнуйтесь, не бомба, – успокоил Давид. – И не автомат. Ладно, пошли.
– Хорошо бы было спуститься в сам склеп, – сказал Кероп вполголоса.
– Это невозможно, – ответил Давид. – Люди молятся в надстройке над «Двойной пещерой», а в сам склеп доступа нет. Из «Зала Ицхака» туда ведет люк в вертикальный ход, но он такой узкий, что по нему разве что ребенок пролезет.
Кстати, Моше Даян в свое время спускал туда на веревке двенадцатилетнюю девочку, чтобы посмотреть, что находится в склепе. Оказалось, что под зданием для молитв от вертикального лаза отходит горизонтальный ход, который упирается в забитую большими железными гвоздями каменную дверь.
Компания подошла к последней заставе перед входом в пещеру Махпела. Там стояли вперемешку израильские солдаты, пограничники и полицейские. Неподалеку также отиралась группа палестинских полицейских в чудовищном камуфляже и попугайских расцветок беретах.
– Что у вас в свертке? – строго спросил капитан израильской полиции.
– Это свиток Торы, – Давид аккуратно положил сверток на край полицейской будки, отвернул край белой ткани…
– Действительно, свиток, – хмыкнул капитан.
– Это для синагоги наверху, – пояснил Давид. – Пожертвование от иерусалимской иешивы Бейт-Эль.
– Ладно, проходите… А почему с вами монахи?
– Просили подвезти на экскурсию. Иврита они не знают, – Кероп при этих словах сделал преувеличенно невинное выражение лица: «моя твоя не понимай». – А хотят посмотреть могилы праотцев.
– Ну, давай… Ты их обратно заберешь?
– Обязательно, – заверил Давид.
Поднимаясь по лестнице в зал для молитвы, отец Никанор спросил у Давида:
– А как мы собираемся проводить церемонию вызова пророка? Тут же полно людей!
– Не волнуйся, – ответил Давид, обозначив на лице еле заметную улыбку.
Они вошли в залы: налево – зал «отрубленной головы Эсава», ей поклоняются только арабы, направо – зал с надгробиями Авраама и Якова, в конце коридора – маленькое местечко, именуемое «точка Адама» (считается, что прямо под этим этим место внизу лежит Адам), а за ним уже – большой и просторный зал, где захоронены Ицхак и Ривка.
Все помещения были заполнены молящимися. Давида, однако, это ничуть не расстроило:
– Михаэль! Михаэль! – закричал он.
– Архангела вызываешь? – спросил его Кероп.
– Почти.
На крик явился молодой юноша с автоматом и в офицерской форме. Разноцветная вязаная ермолка еле держалась на его гриве черных волос. Увидев каббалиста, он очень обрадовался:
– А, реб Давид! Решили съездить к нам, помолиться…
– Есть серьезное дело, – перебил его Давид, отводя в сторону.
Пока Давид вел переговоры с молодым офицером, Кероп начал что-то бормотать по-армянски.
– Что ты читаешь? – спросил его отец Николай.
– Псалмы Давидовы. Неизвестно, когда мы вновь очутимся в этом святом месте.
Давид с Михаэлем вскоре вернулись к ним.
– Вы спрячетесь тут в одном укромном месте, – сказал Михаэль, – а я постараюсь освободить зал Якова.