Колумб

Их величества приняли Колона в тронном зале Алькасара, освещённом солнечным светом, падающим через огромные окна, со стенами, обшитыми кожей, выделкой которой славились мавры Кордовы, с мраморным полом, устланным дорогими восточными коврами. За спиной королевы стояли две её фрейлины: миловидная юная маркиза Мойя и графиня Эсканола. Короля сопровождали Андреас Кабрера, маркиз Мойя, дон Луис де Сантанхель — седобородый казначей Арагона, и Эрнандо де Талавера, приор Прадо, высокий аскетичный монах в белой рясе и чёрной мантии иерономита.
Все они, как и большинство ближайших советников правителей Арагона и Кастилии, были новыми христианами — евреями, принявшими крещение и возвысившимися благодаря талантам, присущим многим представителям их национальности. Возвышение их порождало зависть, проявлявшуюся во всё большем преследовании евреев Святой палатой.
Колон, как следовало из его фамилии, был одним из них и при желании мог бы заметить симпатию в глазах Сантанхеля и Кабреры. Талавера же даже не взглянул на просителя. Бескомпромиссно честный, разумеется в своём понимании честности, к новообращённым евреям он испытывал скорее враждебность, чем симпатию.
Колон же словно и не замечал сановников. Глаза его не отрывались от королевы, соблаговолившей последовать совету фрея Хуана Переса. Он видел перед собой женщину лет сорока, небольшого роста, полноватую, с добрыми синими глазами. Она располагала к себе, привлекала, и скрыть это не мог даже парадный наряд — алая, отороченная горностаем накидка и платье из золотой парчи, перепоясанное белым кожаным поясом с огромным рубином вместо пряжки.
Она мягко обратилась к нему, но в её ровном голосе Колон уловил свойственную королеве властность. Похвалила идеи, высказанные ей приором Ла Рабиды, и заверила, что более всего хочет узнать поподробнее о том, как он намерен укрепить могущество Кастилии и Арагона.
— Я целую ноги вашего величества, — с высоко поднятой головой, громким голосом начал Колон. — Я благодарю вас за оказанную мне честь. Я принёс обещание открытий, по сравнению с которыми всё то, что получила Португалия, покажется малым и ничтожным.
— Обещания… — презрительно фыркнул король, но Колона это не остановило.
— Да, обещания, ваше величество. Но, видит Бог, обещания, которые будут выполнены.
— Говорите, говорите, — с усмешкой продолжил король. — Мы готовы вас выслушать.
И Колон приступил к изложению своей космографической теории. Но не успел он достаточно углубиться в доказательства, как его вновь прервал хриплый голос Фердинанда.
— Да, да. Всё это мы уже слышали от приора Ла Рабиды. Именно его чёткое изложение ваших идей послужило причиной того, что её величество даровало вам аудиенцию в то время, когда, как вы, наверное, хорошо знаете, все наши помыслы заняты крестовым походом против неверных.
Человек, менее уверенный в себе, испытывающий большее почтение к коронованным особам, несомненно, смутился бы. Колон же решительно двинулся вперёд.
— Богатства Индий, которые я положу к вашему трону, — неиссякаемый источник, черпая из которого вы залечите все раны войны и получите средства для её успешного завершения, даже если она будет продолжаться до вызволения гроба Господня.
Едва ли кто смог бы найти лучший ответ, чтобы завоевать симпатию королевы. Но в лице Фердинанда он столкнулся с серьёзным противником. Со скептической улыбкой на полных губах тот заговорил, прежде чем королева успела открыть рот.
— Только не забудьте сказать, что всё это мы должны принимать на веру.
— А что есть вера, сир? — позволил себе вопросить Колон и, отвечая, дал понять, что вопрос чисто риторический: — Умение увидеть то, что дадено по наитию, без осязаемых доказательств.
— Это уже больше похоже на теологию, чем на космографию. — Фердинанд обернулся к Талавере. — Это скорее по вашей части, дорогой приор, чем по моей.
Монах поднял склонённую голову. Голос его звучал сурово.
— Я не стану спорить с подобным определением веры.
— Я, конечно, не теолог, — вмешалась королева, — но не слышала более понятной формулировки.
— Однако, — Фердинанд взглянул ей в глаза, — в подобных делах унция фактов перевешивает фунт веры. Чем практическим может подтвердить сеньор Колон свои рассуждения?
Вместо ответа королева предоставила слово Колону.
— Вы слышали вопрос его величества?
Колон опустил глаза.
— Опять я могу лишь спросить, что есть опыт, и ответить, что опыт — не более как основание, на котором строит здание тот, кто наделён божественным даром воображения.
— Ваши слова достаточно запутанны, чтобы казаться глубокомысленными, — едко заметил Фердинанд, — но не подвигают нас ни на шаг.
— Но, ваше величество, они по меньшей мере указывают путь. Именно используя дар воображения, представляя себе неизвестное на основании известного, испытанного, человек и поднимался всё выше и выше от варварского невежества.
Фердинанд начал выказывать раздражение — у Колона на всё находился ответ.
— Вы уводите нас от реалий в мир грёз, — бросил король.
Колон вскинул голову, словно его оскорбили. Глаза зажглись фанатичным огнём.
— Грёзы! — мощно зазвучал его голос. — Нет на свете такого, что не пригрезилось кому-нибудь, прежде чем стать реальностью. Даже Господь Бог, перед тем как создать наш мир, увидел его своим мысленным взором.
У короля отвисла челюсть. Талавера нахмурился. Но на других лицах, включая королеву, Колон прочитал одобрение, а Сантанхель даже чуть кивнул ему.
Король заговорил вновь, тщательно подбирая слова.
— Я надеюсь, сеньор, в пылу спора вы не впали здесь в ересь. — И повернулся к Талавере, предлагая тому высказаться.
Приор Прадо покачал головой, длинное лицо его окаменело.
— Ереси я не нахожу. Нет. Но всё же… — Теперь он обращался непосредственно к Колону: — Вы зашли на опасную глубину, сеньор.
— Такой уж я есть, выше преподобие.
— Опасность вас не страшит? — сурово спросил монах.
Приору Колон мог отвечать более резко, чем монарху.
— Будь я пуглив, святой отец, я бы не предлагал плыть в неведомое, не боясь всего того, что может встретиться на пути.
Фердинанд, похоже, решил подвести черту.
— Мы не сомневаемся в вашей отваге, сеньор. Если дело было только в этом, мы, наверное, с радостью воспользовались бы вашими услугами. Но… такой уж я человек, что не могу сразу принимать решения, исходя только из того, что мне предлагают.
— Я тоже не сторонница скоропалительных решений, — добавила королева. — Но это не значит, что мы отвергаем ваше предложение, сеньор Колон. Просто сейчас мы не готовы оценить его по достоинству. Его величество и я создадим комиссию из учёных мужей, чтобы те изучили ваши материалы и посоветовали нам, как поступить.
Колон не мог не вспомнить, каково пришлось ему с португальской комиссией учёных невежд, и сердце его упало бы, если б королева не добавила:
— В ближайшее время я снова приму вас, сеньор Колон. А пока оставайтесь при дворе. Мой казначей дон Алонсо де Кинтанилья получит соответствующие указания и позаботится, чтобы вы ни в чём не нуждались.
На этом аудиенция закончилась. Полной победы Колон не одержал, но мог занести в свой актив благоприятное впечатление, произведённое им на королеву.
Вскоре он убедился, что и многие другие сановники относятся к нему более чем благосклонно. И в первую очередь Кинтанилья, в доме которого он поселился по распоряжению королевы. Не только интересная внешность и хорошие манеры обеспечили ему тёплый приём. Война с маврами донельзя истощила ресурсы обоих королевств, и казначей Кастилии постоянно терзался мыслями о том, где взять денег. Государственный корабль удавалось держать на плаву лишь ужесточением преследования евреев. Святой палате развязали руки в поисках тех, кто, приняв христианство, продолжал тайно исповедовать иудаизм. Виновные лишались жизни, а их имущество конфисковывалось. Поддержали казну и займы, полученные от богатейших евреев, таких, как Абарбанель и Сеньор, которые отчаянно боролись за то, чтобы хоть как-то ослабить гнёт инквизиции, поскольку гонения на детей Израиля всё усиливались. А кое-кто уже уговаривал короля и королеву издать указ об изгнании всех евреев из Испании с полной конфискацией их имущества, обещая, что полученные таким образом богатства с лихвой перекроют все военные расходы. Пока же деньги добывались с большим трудом, и казначей Кастилии едва ли не более всех хотел познакомиться с тем, кто предлагал открыть Испании сокровищницу Востока. Вот тут Колон мог рассчитывать и на кредит, и на поддержку.