Шелковые слова

— Я не об этом.
— Знаю. Но тем не менее это так. — Он пощекотал губами ее ухо. Даже ощущать на своей коже его дыхание было чудесно. Забыв обо всем на свете и отдавшись порыву, Лейни откинула голову назад.
На ней было темно-зеленое платье с кремовым воротничком; сверху донизу оно застегивалось на перламутровые пуговицы и слегка расширялось книзу, скрадывая фигуру. За время их прерывистой беседы руки Дика успели расстегнуть несколько пуговок.
Но когда он пробрался под платье и погладил ее прикрытую нейлоном грудь, очарование момента улетучилось и Лейни напряглась.
— Нет, — со страхом запротестовала она, не пытаясь, однако, высвободиться из его объятий.
— Лейни, — принялся он мягко увещевать, — нет ничего плохого в том, что любовники ласкают друг друга.
— Мы не любовники.
— Разве? Ведь ты носишь моего ребенка. И я дотрагивался до тебя куда более интимно. — Он бережно поцеловал ее в губы. — Я хочу дотрагиваться до тебя, хочу положить руку на твою чудесную грудь.
— Нельзя, — слабо воспротивилась она. Ладонь его была такой нежной, приятной…
— Но я ведь уже дотрагивался. Прошлой ночью. И целовал тебя. Вот сюда. — Большим пальцем он легонько коснулся соска. — Ласкал тебя языком. — Лейни сдавленно застонала, уткнувшись в его грудь, такую теплую и пахнущую им. Волосы на его груди приятно щекотали ее лицо. — И сейчас прошу лишь об одном: позволь мне коснуться тебя. Ночью было темно, и мы лежали под одеялами. А мне так хочется прикасаться к тебе при свете дня, видеть свои руки, ласкающие тебя. Видеть на себе твои руки…
Он терся об ее шею носом и губами, легонько задевал языком ухо. Но ласки эти не пугали — напротив, они как бы развеивали ее страхи.
В теле Лейни пробуждались ощущения — ощущения, уже не раз посещавшие ее. Только тогда они были смутные и неопределенные, сейчас же всецело завладели ею, и она самозабвенно, почти неистово захотела испытать их вновь, прежде чем они исчезнут. Груди ее налились, потяжелели — и не беременность была тому причиной. Соски напряглись под тканью бюстгальтера, горя от томления.
Когда Дик губами разомкнул ей рот и язык его метну лея внутрь, остатки сомнений растаяли. Напряжение покинуло Лейни, всем своим существом она устремилась к Дику. Он мгновенно почувствовал перемену и, одобряя ее порыв, нежно прошептал:
— Милая, ты никогда не должна меня бояться. Слышишь, никогда.
В этот момент она и сама так думала. Руки ее скользнули под воротник его рубашки, обвили шею. Она прижалась к нему бедром, безотчетно стремясь дать приют его напористой мужественности в нежном лоне своего женского естества. Что происходит с ней всякий раз, когда она с ним, почему этот мужчина, и никто иной, вызывает в ней такой отклик, — она не могла сказать. Не знала ответа, да и не хотела его искать, когда губы Дика слились с ее губами, а ладонь его пробралась под ее бюстгальтер, даря столь желанные и долгожданные ласки.
Но затем он постепенно стал отступать. Рука его на несколько мгновений замерла на ее груди, после чего он вернул на место кружевной бюстгальтер и прервал поцелуй. Пристально глядя Лейни в глаза, застегнул на ней платье. В ее отчаянном взгляде застыл невысказанный вопрос.
— Это процесс обучения, — тихо ответил он, нежно целуя ее в губы. — Я учу тебя доверять мне, делая шаг за шагом. — Он сделал глубокий вдох. — А сам я, да и «молния» на моих джинсах в ходе этого урока уже почти исчерпали допустимую норму напряжения.
Лейни вспыхнула и тотчас спрятала лицо. Рассмеявшись, Дик крепко обнял ее и принялся плавно покачивать, словно убаюкивая.
— Ты просто прелесть. Почти семь месяцев беременности, а такая стыдливая, что, можно подумать, никогда не была с мужчиной.
— Я этого почти не помню.
Дик отстранил ее от себя, заставляя посмотреть ему в глаза. Провел пальцем по ее нижней губе, припухшей от недавних поцелуев.
— По-омнишь, — прошептал он. Тут настроение его круто переменилось и, шутливо шлепнув Лейни пониже спины, он указал ей в сторону спальни:
— Иди надень что-нибудь поудобнее, пока я накрою на стол.
Радостное настроение сохранялось и во время чудесного ужина, который миссис Томас оставила для них в духовке. Покончив с мытьем посуды, они отправились гулять и купили рождественскую елку рядом с клубом «Оптимист». Лейни твердила, что елка слишком велика для дома, и Дик окрестил ее Скруджем [1], а уж когда узнал, что у нее и украшений елочных нет, еще более утвердился в выборе прозвища. После чего скупил чуть ли не все имеющиеся в магазине гирлянды, шарики и мишуру.
Последующие несколько дней прошли как в сказочном сне. Дик каждое утро приносил ей завтрак в постель и вообще баловал беспредельно. Невзирая на ее протесты, взялся обучать, как пользоваться различными приспособлениями в новом автомобиле.
— Зачем мне учиться водить этот механический Диснейленд? Ты же заберешь его с собой, когда вернешься в Нью-Йорк.
— В Манхэттене никто не держит машин.
— А как же эта? — Лейни кивнула на «Кадиллак».
— Взял напрокат в Талсе, пока метался по городу в поисках тебя.
Лейни вынуждена была умолкнуть и уступить, согласившись ездить на новой машине. Кроме того, старая таинственным образом исчезла и ее местонахождение Дик не желал раскрывать.
Они купили приданое для малыша, а еще приобрели новое покрывало для огромной кровати. Вдобавок дотошный Дик заказал простыни и одеяла.
— Как мило с твоей стороны позволить мне выбрать покрывало, — ехидно заметила Лейни.
Дик тотчас наклонился и запечатлел на ее устах громкий поцелуй на глазах изумленных покупателей и продавцов.
— Люблю, когда ты так надуваешь губки.
Застеснявшись привлеченного внимания, Лейни тихо пробормотала:
— Больше не буду надувать.
— Что ж, найду другой повод тебя поцеловать.
Куда бы они ни выходили, он обращался с ней как с фарфоровой вазой, которая в любой момент может разбиться. Одной рукой обнимал за талию, другой неизменно поддерживал под локоть. И изводил бесконечными вопросами о самочувствии.
— Ты не устала?.. Спина начинает болеть, да?.. Снова распухли лодыжки? Надо мне поговорить об этом с доктором Тейлором.
Лейни перестала требовать, чтобы он уехал. Сумела даже найти оправдание своему решению позволить ему остаться. Она знала одно: ее уютный домик стал еще уютнее с появлением этого деятельного мужчины. Ей нравился запах его одеколона, витавший в ванной комнате и сохранявшийся на простынях. Нравился даже его терпковатый запах пота, когда он возвращался с пробежки или теннисного корта. Ей нравился шум, который Дик производил, одеваясь в спальне, так же как и тишина, воцарявшаяся, когда они вместе смотрели телевизор или сидели рядышком у камина и читали.
Дни проходили в мирной неспешности, что было для нее чем-то новым, впрочем, как и все, связанное с Диком. Он не настаивал на интимной близости, а Лейни была слишком сбита с толку, чтобы разбираться в своих чувствах по этому поводу. Он редко дотрагивался до нее, не считая ласковых поцелуев или галантных жестов. Каждую ночь на широкой кровати он обнимал ее и сочувствовал, когда ребенок мешал ей спать, но заниматься любовью не пытался. Она уже привыкла чувствовать рядом его мускулистое тело, ласковые руки, слышать его тихое дыхание.
Дальнейшему узнаванию способствовала необходимость.
Как-то проснувшись утром, Лейни поняла, что ей срочно нужно в туалет, и она принялась отчаянно молотить в дверь ванной. Когда Дик открыл, он стоял, обмотанный полотенцем вокруг пояса. Капельки воды, словно алмазы, переливались на буйной растительности у него на груди. Наспех вытертые седые волосы прилипли к голове.
— Что такое? А, понятно. — И быстро уступил ей ванную.
Когда она вернулась в комнату, Дик стоял к ней спиной у комода и натягивал облегающие плавки. На миг Лейни застыла, завороженная совершенством его тела, наблюдая за игрой мышц его бедер и ягодиц. Она даже тихонько ахнула, хотя позднее клялась самой себе, что не было такого.