Человек Огня

Солнце закатилось, и тьма наступила очень быстро, особенно в этом лесу, где и днем царили сумерки, так как солнечные лучи с трудом проникали сквозь густую завесу зелени.
Но потемневший лес наполнился тысячами разных странных звуков, заставлявших невольно содрогаться как юного Гарсиа, так и его более взрослого товарища Альваро. То раздавались нескончаемые свист и шипение, нарушающие торжественную тишину гигантского леса, то слышались протяжный стон, рев и мычание, точно стадо быков паслось где-то поблизости, или резкий звук, напоминающий лязг железа. Временами все эти таинственные звуки вдруг прекращались, и вновь наступала торжественная тишина Но это продолжалось недолго. Снова начинались свистки, которым точно отвечали вдали стоны и рычание и вторило оглушительное кваканье лягушек и жаб.
Оба путешественника испытывали смутную тревогу, не зная, кому приписать этот странный лесной концерт. Были ли то какие-нибудь опасные животные, собравшиеся поблизости, или все эти звуки не заключали в себе ничего угрожающего? Так или иначе, но они не решались сомкнуть глаз всю ночь, хотя и испытывали страшную усталость. Они смутно припоминали рассказы о чрезвычайно свирепых животных, обитающих в американских лесах, о ягуарах и кугуарах, и, опасаясь каждую минуту появления какого-нибудь хищного зверя, держали свои ружья наготове.
По временам темноту леса пронизывали какие-то блестящие движущие искорки. То были разные светящиеся насекомые, изливающие необыкновенно яркий свет, до такой степени сильный, что он бы мог осветить маленькую комнату. Индейцы и теперь еще пользуются ими для рыбной ловли. Они сажают этих насекомых на палку и прикрепляют ее к носу своей пироги, когда выезжают вечером на рыбную ловлю.
Прошло уже два часа с тех пор, как путешественники засели в своем убежище, и вдруг они услышали недалеко какой-то странный шум, точно шлепанье по воде, за которым следовали резкий свист и шипение.
Гарсиа задрожал от страха и прошептал:
— Это какое-нибудь огромное животное, сеньор?
— Не знаю. Я не могу рассмотреть ничего дальше кончика своего носа, — отвечал Альваро. — Одно только могу сказать: с меня довольно бразильского леса и я бы хотел свести более близкое знакомство с этими животными, которые свистят, гремят и стучат точно молотом по наковальне, трезвонят, как на колокольне, и не дают никому спать по ночам. Интересно, как могут спать обитатели этих мест среди такого шума?
— Слышите свист?
— Да. Должно быть, это какая-нибудь гигантская змея.
— О, я ужасно боюсь этих пресмыкающихся, сеньор Альваро! Предпочел бы даже встречу с хищным зверем!
— Надо привыкать, мой бедный мальчуган. Лоцман мне рассказывал, что в американских лесах змеи водятся в огромном количестве и бывают притом очень больших размеров.
— Ах, когда же кончится эта ночь? Она мне кажется бесконечной.
— Закрой глаза и постарайся заснуть. Я буду сторожить, — сказал ему Альваро.
Спать? Да разве это возможно? Едва только Гарсиа закрыл глаза, как адский концерт возобновился с новой силой, и весь лес наполнился звуками. Миллионы лягушек как будто сговорились и дружно устроили такую ужасную какофонию, которая могла бы разбудить даже мертвого. Американские леса вообще изобилуют земноводными, и все они словно соперничают друг с другом в разнообразии издаваемых ими звуков. Одни из них мычат, точно быки, другие лают, как собаки, или издают звуки, похожие на стук молотков по железному котлу. А те, которые живут на деревьях, свистят, будто локомотивы, или скрипят, как несмазанные колеса. Можно себе представить, какой оглушительный концерт происходит в лесной чаще, где обитают несметные количества этих животных.
— Сеньор! — вскричал испуганный Гарсиа. — Что же это такое? Уже не наступает ли конец света?
— Не путайся. Это только лягушки.
— Право, можно сказать, что среди них есть собаки, быки и пьяницы, распевающие песни.
— Мы должны привыкать к этим концертам, если хотим спать по ночам.
— Надеюсь, что мы недолго пробудем здесь и отправимся куда-нибудь в другое место.
— Я тоже об этом думал.
— Но куда мы пойдем и когда? Я думаю, вы не имеете ни малейшего желания кончать вашу жизнь в этом лесу?
— Само собой разумеется. Так же, как не имею ни малейшего желания кончить свою жизнь на вертеле и жариться в соке бананов и груш.
— Есть тут, на этом берегу, какие-нибудь европейские поселения?
— Ни одного. Никому еще до сих пор не приходило в голову селиться в Бразилии, которая принадлежит нам по праву первооткрывателей с тех пор, как наш соотечественник Кабрал объявил ее португальским владением.
— Я слышал, будто испанцы завладели в Америке огромными территориями.
— Правда. Но испанские порты находятся очень далеко от нас, и нам нужно было бы пройти всю Южную Америку, чтобы достигнуть Перу.
— Это очень большое путешествие?
— Громадное. Пришлось бы идти многие тысячи миль через девственные леса, где обитают племена людоедов и всякого рода хищные звери. Я не чувствую в себе достаточно мужества, чтобы предпринять такое путешествие. Но я слышал о каких-то французских поселениях, которые должны находиться где-то на юге Бразилии, вблизи устья реки, называемой Ла-Плата. Надо бы нам попытаться пробраться туда.
— Это так же далеко?
— Я знаю, что эта река находится где-то на юге, но не могу тебе сказать, на каком расстоянии от нас.
— Ах, сеньор! Боюсь, что мы никогда не выберемся из этого леса и никогда больше не увидим ни нашей реки Тахо 3, ни лица белого человека! — воскликнул Гарсиа, вздыхая.
— Не надо отчаиваться. Я знаю, что корабли, снаряженные гаврскими торговцами, много раз отправлялись к берегам Бразилии за грузом сандалового дерева. Кто знает, быть может, мы повстречаем какое-нибудь судно в этом заливе.
— В таком случае, сеньор, нам не надо удаляться от этого берега.
— Мы и не будем терять его из виду, мы будем часто совершать экскурсии на юг и на север этой великолепной бухты… Ну вот, и лягушки начали наконец уставать! Воспользуемся этим и отдохнем немного.
—А если какой-нибудь зверь, пользуясь нашим сном, подкрадется к нам?
— До сих пор мы еще не вплели здесь никаких других зверей, кроме лягушек и птиц. Кроме того, очень возможно, что те немногие мореплаватели, которые приближались к этим берегам, сильно преувеличили свирепость американских зверей. Положим шпаги под руку, а ружья будем держать между коленями и попробуем все-таки уснуть.
Они уселись поудобнее в углублении дерева, прижались друг к другу и действительно скоро уснули, несмотря на все свои страхи.
Лягушки, прокричавшие без умолку часа два, тоже начали затихать. По временам еще раздавался свист или ворчание, но затем все затихло, и в лесу воцарилась тишина.
Рано утром наши путники, проспавшие спокойно около четырех часов, были разбужены другим концертом, правда, менее оглушительным, который раздался в листве дерева, служившего им убежищем. Новыми музыкантами были крошечные попугайчики, с зелеными перышками и головкой цвета бирюзы. Они ни на минуту не переставали чирикать в течение нескольких часов.
— Вставай, Гарсиа! — крикнул Альваро, потягиваясь. — Солнце уже стоит высоко, до обеда еще далеко, а между тем аппетит мой заметно возрастает…
— Но где же мы найдем обед, сеньор? — спросил Гарсиа.
— Тут где-нибудь поблизости должен быть пруд или болото. Пойдем туда, откуда раздавалось пение лягушек и жаб. За неимением дичи удовольствуемся жареной рыбой.
Путешественники подкрепились несколькими плодами дерева pinha, переменили заряд ружей, опасаясь, что ночная сырость испортила порох, и, взвалив на себя бочонки, углубились в чащу деревьев.
В этом месте лес уже не был так густ, как там, где они проходили накануне. Тут росли гигантские деревья громадной толщины, пальмы вышиной более чем шестьдесят метров, принадлежавшие к роду восковых пальм, из ствола и листьев которых выделяется жирное вещество, служащее теперь для изготовления свечей. Но в те времена индейцы употребляли лишь плоды этого дерева, в изобилии растущего не только в бразильских лесах, но даже на высоте трех тысяч метров, поэтому встречающегося и в Кордильерах.