Тайны черных джунглей

– Я видел ее в джунглях, Каммамури, – сказал Тремаль-Найк тихим голосом. – Был вечер – о я не забуду его никогда, этот вечер, Каммамури! Я подкарауливал змей на берегу ручья, там, в самой гуще бамбука, когда в двадцати шагах от меня, за кустом с кроваво-красными цветами появилось видение – женщина, прекрасная, сверкающая, горделивая. Я никогда не думал, Каммамури, что на земле может быть такое прекрасное существо, что небесные боги способны создать его.
У нее были живые черные глаза, белоснежные зубы, чуть смуглая кожа, от ее темно-каштановых волос, волнисто спускающихся на плечи, исходил нежный аромат, который пьянил меня.
Она взглянула на меня и, издав долгий, мучительный стон, тут же исчезла. Я чувствовал, что не способен двигаться и, завороженный, лишь протянул руки к возникшему передо мной видению. Когда же пришел в себя и принялся искать ее, в джунглях спустилась ночь и все скрылось во тьме.
Что это было: живая женщина или небесный дух – я так и не знаю.
Тремаль-Найк умолк. От охватившего его возбуждения он дрожал, как в лихорадке.
– Это видение стало для меня роковым! – с болью воскликнул он. – С того вечера я стал другим человеком, в моем сердце разгорается какое-то страшное пламя! Этот призрак точно околдовал меня. Когда я в джунглях, она все время у меня перед глазами, на реке я вижу, как она скользит впереди моей лодки. Мои мысли все время только о ней; и во сне, и наяву передо мной только она. Мне кажется, я схожу с ума.
– Ты пугаешь меня, хозяин, – сказал Каммамури встревоженным тоном. – Кто бы это мог быть?
– Не знаю, Каммамури. Но она была прекрасна. О, необыкновенно прекрасна! – страстно прошептал Тремаль-Найк.
– Может, это был дух?
– Возможно.
– Или божество?
– Кто может это сказать?
– И ты больше никогда ее не видел?
– О нет, я видел ее еще много раз. На следующий вечер, в тот же час, сам не знаю как, я оказался на берегу ручья. Когда луна засияла над темным лесом, это горделивое создание снова появилось среди тех же кустов.
– Кто ты? – спросил я ее.
– Ада, – ответила она. И исчезла, издав такой же стон. Мне показалось, что она провалилась сквозь землю.
– Ада! – воскликнул Каммамури. – Это что, имя?
– Это имя, но не индийское.
– Она добавила еще что-нибудь?
– Нет, ни слова.
– Это странно. Я бы на твоем месте, хозяин, никогда больше туда не вернулся.
– А вот я вернулся. Какая-то неодолимая сила против моей воли снова толкала меня. Несколько раз я пытался бежать, но мне не хватало сил сделать это. Я тебе сказал, меня точно околдовали.
– А что ты испытывал в ее присутствии?
– Не знаю, но сердце мое билось очень сильно, я ощущал какой-то сладкий восторг.
– А раньше ты не испытывал такого чувства?
– Никогда, – сказал Тремаль-Найк.
– И сегодня ты видел это создание?
– Нет, Каммамури. Я видел ее десять вечеров подряд; в один и тот же час она являлась перед моими глазами, молча смотрела на меня и тут же бесшумно исчезала. Один раз я сделал ей знак приблизиться, но она не двигалась; в другой раз я открыл рот, чтобы заговорить, но она приложила палец к губам.
– И ты никогда не следовал за ней?
– Нет. Эта женщина внушала мне страх. Две недели назад она появилась передо мной, одетая в красный шелк и смотрела на меня дольше, чем обычно. А на следующий день напрасно я ждал ее, напрасно звал – она больше не появилась.
– Странное приключение, – пробормотал Каммамури.
– Ужасное, – сказал Тремаль-Найк глухим голосом. – Я сам не свой с тех пор, я места себе не нахожу. Я чувствую страстное желание снова увидеть это видение, которое околдовало меня!
– Значит, ты любишь ее.
– Люблю ее! Я не знаю, что значит это слово.
В этот миг на юге, среди огромных болот, простиравшихся там, раздалось один за другим несколько странных протяжных звуков. Маратх побледнел и резко вскочил на ноги.
– Это рамсинга!  2 – с ужасом воскликнул он.
– Что с тобой? – спросил Тремаль-Найк.
– Ты разве не слышал рамсингу?
– Да. Ну и что из этого?
– Она предвещает несчастье, хозяин.
– Глупости, Каммамури.
– Я никогда не слышал, чтобы в джунглях звучала рамсинга, кроме той ночи, когда был убит бедный Тамул.
При этом напоминании легкая тревога появилась на лице Тремаль-Найка.
– Не бойся, – сказал он, стараясь казаться спокойным. – Ты знаешь, как много индийцев умеют играть на рамсинге. Возможно, какой-то охотник вслед за нами забрел в эти джунгли.
Но едва он проговорил это, как жалобный вой собаки, а вместе с ним короткий тигриный рев раздались внутри хижины.
– Ах! Хозяин! – вскричал Каммамури. – Собака и наша тигрица тоже чувствуют беду.
– Дарма! Пунти! – позвал Тремаль-Найк.
Молодая тигрица, огромная, с мощными формами, с оранжевой шкурой в темную полоску, неслышно ступая, вышла из хижины и уставилась на хозяина желтыми глазами. Следом за ней появился черный пес, рослый, с острыми стоячими ушами и в толстом железном ошейнике, утыканном остриями.
– Дарма! Пунти! – повторил Тремаль-Найк.
Тигрица подобралась, издала глухое ворчание и одним огромным прыжком оказалась у ног хозяина.
– Что с тобой, Дарма? – спросил он, проводя руками по мощной спине зверя. – Ты беспокоишься?
Собака тоже подошла к хозяину. Она вытянула голову к югу, чутко понюхала воздух и коротко пролаяла три раза.
– Неужели с Хурти и Агуром случилось несчастье? – с беспокойством прошептал охотник на змей.
– Боюсь, что да, хозяин, – сказал Каммамури, бросая испуганные взгляды на джунгли. – Они должны быть уже здесь, но не дают даже знать о себе.
– Ты не слышал выстрелов в течение дня?
– Слышал около полудня, а потом ничего.
– С какой стороны?
– С юга, хозяин.
– Ты не видел там ничего подозрительного?
– Нет, но Хурти говорил, что видел какую-то человеческую тень на берегу острова Раймангал, а Агур слышал странные шумы, исходящие из священного баньяна.
– Ах из баньяна! – воскликнул Тремаль-Найк.
– Да. Но что же мы будем делать, хозяин?
– Ждать.
– Но они могут…
– Тихо! – сказал Тремаль-Найк, сжав ему с силой руку.
– Что ты услышал? – прошептал маратх, замерев.
– Смотри туда: тебе не кажется, что бамбук колышется?
– И правда, хозяин.
Пунти еще раз глухо залаял, и тут же снова послышались таинственные звуки рамсинги. Тремаль-Найк вырвал из-за пояса длинный, богато украшенный серебром пистолет и взвел курок.
В этот миг из зарослей бамбука выскочил высокий полуголый индиец с топором в руке и, сломя голову, бросился к хижине.
– Агур! – в один голос воскликнули Тремаль-Найк и маратх.
Пунти с жалобным воем кинулся ему навстречу.
– Хозяин!.. Хо… зяин! – прохрипел индиец.
В два прыжка он оказался перед хижиной, но тут зашатался, обессиленный, и, закатив глаза, рухнул на траву, как подкошенный.
Тремаль-Найк бросился к нему.
Индиец казался умирающим. На губах у него пузырилась кровавая пена, лицо было разодрано и залито кровью, глаза, выкаченные из орбит, страшно расширились; он задыхался и хрипло дышал.
– Агур! – воскликнул Тремаль-Найк. – Что случилось? Где Хурти?
Агур испустил яростный крик, похожий на стон, и ногти его яростно впились в землю.
– Хозяин… хо-зяин! – прохрипел он с глубоким ужасом.
– Продолжай.
– Задыхаюсь… я бежал… ах хозяин!
– Может, его отравили? – прошептал Каммамури.
– Нет, – сказал Тремаль-Найк. – Бедняга бежал, как лошадь, и задохнулся; через несколько минут он придет в себя.
В самом деле, понемногу Агур начал приходить в себя и задышал свободнее.
– Говори, Агур, – сказал Тремаль-Найк через несколько минут. – Почему ты вернулся один? Что случилось с твоим товарищем?
– Ах хозяин, – дрожа, пробормотал индиец. – Какое несчастье! Если бы вы видели этого беднягу… там, распростертого на земле, окоченевшего, с глазами, вылезшими из орбит…