Стрельба в невидимку (Десерт для серийного убийцы)

Вопрос, надо сказать, достойный моей нынешней должности! Но и честь мундира отставного спецназовца поддержать хочется.
— А это еж или ежиха? — хитро спросил я в соответствии с этим скромным желанием.
— А кто ж их разберет? — озадачился Лева и стал чем-то отдаленно похож на роденовского “Мыслителя”.
Здесь он, голубчик, и попался, потому как я слышал, что только еж может отличить ежа от ежихи.
— Вот узнай, а потом приходи, поговорим...
— А где узнать?
— Ты, похоже, пенсию свою ментовскую не заслужил, если меня об этом спрашиваешь. Тоже мне, розыскник...
Вот так — красиво и категорично. И пусть сам разбирается с этими колючками. Я же в доме, кроме кошек, никого сроду и не держал.
— Ладно, — Лева, похоже, расстроился. — Да, к тебе сейчас клиент подойдет. Я его на тебя “расписал”, чтобы у тебя пролежней на спине не образовалось... Он сейчас в бухгалтерии. Аванс оплачивает.
И шеф ушел.
Надо же так... Нехорошо получилось. Человек ко мне — со всей душой, даже работу, а следовательно, и дополнительный заработок подогнал, а я его чуть ли не матом...
В дверь поскреблись. Я догадался, что это не ежик Левы Иванова, и пригласил:
— Да-да. Войдите, — и включил диктофон.
Клиент оказался молодым человеком лет двадцати пяти — двадцати восьми. Вот его портрет: подслеповатые глаза за толстыми стеклами очков избегают смотреть прямо, но это, как мне показалось, не от нечестности, а от неуверенности в себе. А в целом — ничуть не примечательное лицо. И ничего не выражающее, кроме той же неуверенности. Однако, при всей невзрачности, лицо запоминающееся.
— Здравствуйте. Меня к вам направили. Моя фамилия Осоченко, — и он протянул мне корешок от приходного бухгалтерского ордера.
Я показал рукой на кресло и взял корешок.
Каждое дело обычно начинается именно с этой невзрачной бумажки, которую следует просмотреть и вернуть клиенту. А потом отрабатывать оплаченную им сумму. Как правило, отработка эта бывает довольно нудной. Чаще всего в детективное агентство обращаются люди с просьбой собрать сведения или о конкуренте, или о предполагаемом компаньоне — чтобы не обжечься в каком-то деле.
— Итак?
— А я уже вкратце рассказывал вашему директору... — начал он, словно школьник, не выполнивший домашнее задание.
— А теперь расскажите мне подробнее, — перебил я. — И смелее, молодой человек. Сегодня я сыт и клиентов съедать не собираюсь.
Терпеть не могу, когда мямлят.
— Вчера убили моего друга... — и долгая пауза.
Неужели не мог отрепетировать свою вступительную речь перед тем, как сюда прийти?
— Милиция что говорит?
— Ничего пока.
— Где убили?
— Дома.
— Убийца?
— Вот в этом-то все и дело...
Теперь и ежику понятно. Тому самому, который у Левы Иванова молоко пить не желает.
Просто — все по полочкам разложено. Оказывается, дело в убийце. Послушаем дальше — может, и еще что новое узнаем?
— Понимаете, он сам редко кололся, а жену колоться заставлял...
— Убийца?
— Нет, убитый. Нравилось ему смотреть, как Санька “плавает” от укола. Так и позавчера вечером было. А вчера утром она пришла в себя после дозы... Сидит в кресле, в руках — пистолет... А на полу — Валентин валяется.
С простреленной головой. Сама она ничего не помнит.
Опять долгая пауза.
— А дальше? — вынужденно подогнал его я.
— Она пошла в милицию. У них райотдел — рядом, через дорогу. И сказала, что мужа убила. Ее арестовали.
Теперь я паузу поддержал. Мое скудоумие — что сделаешь, от природы я такой! — не позволило мне сразу сообразить, чего же хочет от меня настойчивый посетитель в таком ясном деле.
— Санька не могла это сделать, — сказал Осоченко наконец, словно Рубикон перешел.
Вот так. Теперь все ясно. Или почти все...
— Вас как зовут? — спросил я.
— Осоченко.
— А имени у вас нет?
— Есть. Гоша, — он покраснел и опять отвел глаза. Ресницы его при этом замигали так часто, словно в глаз бревно ветром занесло.
Должно быть, не любит свое имя.
А у меня, кстати сказать, уже включилось “зажигание”, и проявилась просто необыкновенная страсть к работе. Я старался быть вежливым:
— Гоша, я понимаю, что вы по каким-то причинам переживаете случившееся, принимаете все это близко к сердцу. Но давайте сразу договоримся — вы заплатили деньги с определенной целью. Я пока не понимаю, с какой именно. Поставьте мне конкретную задачу, а потом я буду задавать вам вопросы. Так у нас разговор получится более членораздельный. Итак, чего вы хотите?
— Я хочу, чтобы вы доказали невиновность Саньки, — как ни странно, понял он все же мой вопрос. И даже сумел сказать фразу достаточно твердо.
— Но она сама призналась?
— Она ничего не помнит. Она же была под кайфом...
— Хорошо. А откуда у вас уверенность, что она не могла этого сделать?
Теперь клиент задумался на пару минут.
— Я их очень хорошо знаю. Знал, то есть...
Его — знал, ее — знаю... — он явно запутался во временных окончаниях. — Мы в одном классе учились и до сих пор дружим. Дружили, то есть... Она любила его...
— Это еще ничего не значит. Наркотики существенно меняют психику человека.
— Она не была конченой наркоманкой...
И потом, когда она пришла в себя, дверь квартиры была открыта...
— Но, как я понимаю, ваша уверенность основана исключительно на предположении?
А о чем говорят факты? Вы познакомились с милицейским протоколом?
— Нет... — смутился он.
— Поймите, я могу этим делом заняться, но давайте сразу договоримся конкретно, чтобы потом недомолвок не было и взаимонепонимания, хорошо? Вы ставите мне задачу доказать ее невиновность. Я знакомлюсь с материалами дела и только после этого уже смогу вам ответить — есть ли хоть какая-то возможность отвести от Саши подозрения. Если нет — то я ничем помочь вам не смогу.
— Хорошо... Я так и думал.
— Договорились. Еще один вопрос. Вы также хотите, чтобы я нашел убийцу, если это не она?
— Нет. Этим пусть занимается милиция.
Я не настолько богат, чтобы все оплачивать.
Странно, но в его глазах я вдруг уловил железную непоколебимую твердость. И эта твердость как-то не вязалась с тем первичным впечатлением, которое я составил о Гоше Осоченко. Похоже, парень жадноват. Впрочем, эту фразу — “я не настолько богат” — говорит каждый второй клиент, и я к ней уже привык.